Балтийская трагедия: Агония - Бунич Игорь Львович - Страница 25

Первая серия бомб упала метрах в 50 по правому борту «Свирепого». Вторая серия — ещё дальше. Метрах в ста. Но особенно отличился последний бомбардировщик. Одна из его бомб упала прямо за кормой «Свирепого», но, к счастью, не взорвалась, окатив холодным душем поднятой воды расчеты кормовых орудий. Находившийся на кормовом мостике старпом лейтенант Стрельцов снял фуражку и вытер платком мокрое лицо. Могло быть значительно хуже, взорвись эта последняя бомба. Руль и винты наверняка бы повредила и комендоров кормовых орудий выкосила осколками.

Вернувшись на свое прежнее место, «Свирепый» возобновил огонь по берегу.

Адмирал Трибуц находился на флагманском узле связи, ожидая сообщений из Кронштадта. Вчера он направил приказ командиру Кронштадтской военно-морской базы контр-адмиралу Иванову сформировать «для помощи боевым кораблям и судам, прорывающимся из Таллинна, и их встречи» специальную группу кораблей и вспомогательных средств. Эта группа должна была базироваться на острове Гогланд, а командовать ей должен был начальник штаба ОЛС знаменитый капитан 2-го ранга Иван Святов — человек лихой доблести и вулканической энергии.

Кронштадт молчал, но зато с позиций сухопутной обороны сыпались сообщения одно хуже другого. С 16:00 немцы начали наступление на Таллинн по всему фронту. Бои шли в предместьях города и в парке Кадриорг. Стоило на минуту кораблям артиллерийской поддержки прекратить огонь, как немцы бросались в атаку, сминали оборону и откатывались обратно, засыпаемые корабельными снарядами. Тогда в контратаку поднимались морские пехотинцы полковника Парафило, усиленные двумя ротами курсантов училища им. Фрунзе, и отбрасывали противника ещё дальше. Но в бригаде полковника Парафило оставалось не более четверти бойцов от её первоначального состава, а необученные сухопутному бою курсанты несли чудовищные потери.

В распоряжении Трибуца в качестве последнего резерва оставались ещё две роты курсантов училища им. Фрунзе, но адмирал всячески оттягивал их посылку на передовую. То есть на верную смерть. Это были курсанты четвёртого курса — почти готовые офицеры флота, впитавшие в себя за годы учёбы все те огромные знания, без которых невозможна служба флотского офицера. Расходовать их в сухопутных боях было обидно до слёз. Как топить печку сторублевыми ассигнациями. Четвёртую войну подряд происходит одно и то же. Между войнами моряков учат океанской стратегии, блокадам, рейдам в открытом море, лихим торпедным атакам, а в войнах снимают с кораблей и расходуют в пехотном строю и в штыковых атаках.

Однако, деваться было некуда. Чтобы обеспечить погрузку войск, раненых и учреждений флота на транспорты, необходимо было провести серию контратак при поддержке огня с кораблей. Особенно на флангах. А резервов никаких нет кроме курсантов Военно-морского училища имени Фрунзе...

Размышления командующего прервал дежурный по узлу связи, доложивший о радиограмме из штаба Северо- западного направления. Адмирал прочел бланк.

Это была новая директива за подписью маршала Ворошилова.

Первой реакцией Трибуца было смять этот бланк и бросить его в иллюминатор. Он пересилил себя и положил радиограмму на стол.

Все-таки интересно, как в штабе маршала Ворошилова представляют себе ситуацию, в которой сейчас находятся главные силы Балтийского флота? Видимо, всех в штабе направления раздражает, что столько боевых кораблей укрылись на своей главной базе и бездельничают, чем намерены заниматься и впредь. Иначе как объяснить все эти директивы: послать отряд эсминцев для бомбардировки Хельсинки, совершить во главе с крейсером «Киров» набег на Данцигскую бухту и тому подобное. И все эти директивы неизменно упоминают «по намеченному плану». Наверное, поднимают предвоенные документы, когда планировались и более лихие действия флота. Там же находится адмирал Исаков. Мог бы и объяснить что к чему.

Адмирал приказал составить ответ, в котором подчеркнуть, что в настоящее время, по мнению Военного совета КБФ, главной задачей флота является прорыв из Таллинна в Кронштадт.

А из Кронштадта все ещё не было никаких известий.

Начальника штаба ОЛС капитана 2-го ранга Святова знал весь флот. До войны он носил прозвище «морской Чапаев», полученное не только за большие пушистые усы, но и за поведение, очень похожее на поведение легендарного героя гражданской войны в трактовке киноактера Бабочкина, создавшего образ Чапаева в одноименном фильме. На этом образе воспитывалось несколько поколений командиров армии и флота в предвоенные годы. Лихость, безумная смелость, простота и грубость в обращении как с начальниками, так и с подчинёнными и, конечно, беспредельная преданность вождю и его партии.

Непосредственным начальником Святова был контр-адмирал Дрозд. Оба они друг друга, мягко говоря, недолюбливали. Святов считал Дрозда некомпетентным перестраховщиком, а тот его — просто хулиганом, предложив однажды даже написать рапорт о переводе в кавалерию или погранвойска, где Святов в молодости и начинал свою службу.

С началом войны, когда лихой кавалерийский выход Святова в море привёл к полному разгрому вверенного ему отряда, образ Чапаева как-то сразу поблек, когда лихой кавалерийский выход Святова в море привел к полному разгрому вверенного ему отряда. Погибли эсминец и тральщик, а новейший красавец-крейсер «Максим Горький» лишился носовой оконечности по первую башню и с огромными трудностями был отбуксирован в Кронштадт. Ещё несколько подобных эпизодов, в ходе которых Святов с какой-то беспощадностью приказывал добивать поврежденные минами корабли, принесло ему не менее почетное, но очень характерное новое прозвище — «Иван Топитель» (или «Топихин», как говорили некоторые). Однако никто не мог отказать ему в личной храбрости, кипучей энергии, работоспособности и в несомненном таланте командира-организатора.

Все последние дни капитан 2-го ранга Святов занимался подготовительными работами по постановке в док подорвавшегося турбоэлектрохода «Молотов» и поврежденного при его конвоировании своего любимого эсминца «Стерегущий». Затем он собирался на «попутном тральщике» вернуться в Таллинн, но тут из Таллинна пришел приказ об организации группы прикрытия прорывающихся из Таллинна кораблей.

Получив назначение командовать этой группой, капитан 2-го ранга Святов со свойственной ему энергией принялся за дело, хотя сил и средств для развёртывания в районе Гогланда специальной спасательной группы было до смешного мало. Из состава сил Кронштадтской военно-морской базы в группу Святова удалось выделить 12 тихоходных тральщиков («Краб», «Киров», «Сом», «Ляпидевский», «Орджоникидзе», «Озерный», «Безымянный», а также Т-121, Т-42, Т-43, Т-44, и Т-47), четыре переоборудованных из гражданских судов сторожевых корабля («Коралл», «Степан Разин», «Чапаев» и ЛК-1), ледокол «Тасуя», буксир «Шквал», пять торпедных катеров, восемь катеров МО, два катера типа «Рыбинец», четыре мотобота и несколько барж.

Святов ещё раз перечитал переданный ему приказ.

Как было ясно из сформированного в приказе задания, переход боевых кораблей и транспортов из Таллинна в Кронштадт мыслился командованием как прорыв с боем, в котором неизбежно будут потери. Святов вздохнул. Ему самому страстно хотелось поучаствовать в грядущем бою, стоя на мостике какого-нибудь лидера или эсминца, а не работать спасателем. Но приказ — есть приказ.