Балтийская трагедия: Агония - Бунич Игорь Львович - Страница 16

Взглянув на своих офицеров, адмирал Пантелеев понял, что они совсем не разделяют его фатализма.

Выбор есть. Это — ЮЖНЫЙ ФАРВАТЕР.

Капитан 2-го ранга Сухоруков надеялся, что сегодня воздушных налётов не будет. Впервые за две недели прекрасная лётная погода сменилась сплошной низкой облачностью, моросящим дождем и сильным северо-западным ветром. Даже на рейде, между островами Аэгна и Найссаар, крутая, украшенная белыми гребешками волна, жёстко била в борта маневрирующего крейсера, с рассвета бившего главным калибром по немецким позициям в районе Пириты. Сухоруков видел, как идущие впереди и слева от «Кирова» лидер «Минск» и эсминец «Славный» зарывались носами в волну по надстройку и, подняв тучи брызг, сбрасывая с себя каскады воды, давали залп из своих стотридцаток и снова проваливались в пенящийся водоворот набегающей волны.

Немецкие снаряды рвались по большей части в гаванях, поднимая грязно-коричневые столбы воды и ила.. В порту горело несколько построек. Клубы чёрного дыма поднимались к тучам, клочьями стелясь над черепичными крышами домов.

Пронзительный вой сирен и прерывистые звонки воздушной тревоги дали понять капитану 2-го ранга Сухорукову, что все его надежды на плохую погоду оказались напрасными. Шестёрка «Ю-87» вывалилась из облаков чуть севернее крейсера и заложила широкий круг над рейдами, видимо для того, чтобы разобраться в обстановке и выбрать цели.

Целью, как обычно, стал крейсер «Киров», на который «лапотники» пошли в пологое пике, держась один за другим.

Сухоруков дал команду на руль и крейсер снова задрожал и завибрировал от резкой перемены курса и режима работы машин. Загрохотали «сотки», ударили длинными очередями ДШК с надстроек и мостиков.

Все комендоры крейсера, как впрочем и на других кораблях, уже хорошо знали, что немцы, бросив основные силы своей не очень многочисленной авиации на поддержку сухопутных войск на главных стратегических направлениях, здесь, в Таллинне и над морем, используют так называемую Учебно-боевую авиагруппу, состоящую, главным образом, из стажёров-практикантов учебных центров Люфтваффе. Обычно звено таких стажеров вёл более опытный пилот в чине лейтенанта или штаб-фельдфебеля. Достаточно было подбить или просто сбить с боевого курса ведущего, чтобы остальные пикировщики начали себя вести как птенцы, потерявшие мамку.

Так произошло и на этот раз. Не выдержав зенитного огня крейсера, ведущий отвернул и все остальные послушно повернули за ним, набирая высоту. Свернув с боевого курса, нацеленного на «Киров», «юнкерсы», выходя из незавершенной атаки, один за другим пролетали над «Славным», сбрасывая бомбы. На корме эсминца сверкнула яркая вспышка, а столбы воды, поднявшиеся от близких разрывов авиабомб, совершенно скрыли «Славный» от наблюдателей на мостике «Кирова».

Капитан 3-го ранга Осадчий, увидев с мостика «Славного», что атаковавшие «Киров» пикировщики, не сумев пробиться через поставленную крейсером завесу зенитно-заградительного огня, повернули прямо на его эсминец, немедленно начал маневр уклонения.

Но было уже поздно. Весь бомбовый груз, предназначенный для крейсера «Киров», обрушился на эсминец. Четыре бомбы, видимо, замедленного действия, упали в 5-10 метрах по правому борту эсминца на траверзе 1-го машинного отделения и разорвались под поверхностью воды. Одна бомба попала прямо в щитовое прикрытие кормового орудия главного калибра, засыпав палубу осколками.

Эсминец тряхнуло, повалило на борт. Капитан 3-го ранга Осадчий успел схватиться за ограждение и с трудом удержался на ногах. Рулевого отбросило от штурвала. На КДП ударило головой о переборку старшего лейтенанта Сергеева. Каска смягчила удар, но офицер на какое-то мгновение потерял сознание. Рулевой, тоже, видимо, потерявший сознание, лежал на настиле ходовой рубки. Эсминец, начав циркуляцию влево, вильнул на курсе, кренясь на правый борт. К штурвалу подскочил командир зенитного дивизиона лейтенант Зенин. Зенитные орудия и крупнокалиберные пулемёты вели неумолкающий огонь.

В этот момент над эсминцем выросли огромные столбы воды от разорвавшихся у борта бомб замедленного действия. Тонны воды обрушились на корабль, залив через дымовые трубы топки котлов №3 и 4, а через вентиляционные грибы — машинное отделение. Корабль лишился хода, грузно раскачиваясь на волнах. Вода, хлынувшая в машинное отделение, создала у машинной команды впечатление, что эсминец тонет. Началась паника. Люди ринулись на верхнюю палубу, давя друг друга.

«Всем стоять по местам, — заревел в мегафон с мостика Осадчий. — Прекратить панику! Машинная команда немедленно вниз!»

Порядок удалось быстро восстановить. Промокшие до нитки мотористы вернулись в машину, где вода стояла почти на метр над пойелами и продолжала прибывать. Оказалось, что от взрыва авиабомб в нескольких местах разошлись швы обшивки.

Разожгли потухшие котлы. Эсминец снова дал ход, идя на сближение с ушедшим далеко вперёд «Кировым».

На мостик пришел доклад: кормовая «стотридцатка» выведена из строя, один матрос убит, трое раненых.

С «Кирова» запросили семафором: «Славный», все ли у вас в порядке?»

«Получили прямое попадание, — ответил Осадчий. — Имею повреждения и человеческие жертвы. Прошу разрешения выйти из боя для устранения повреждений».

«Добро», — просигналил «Киров».

Старший боцман эсминца «Сметливый» мичман Сергей Скворцов, глядя на засыпанную гарью и осколками палубу, на которой валялись стреляные гильзы и пыжи от снарядов, по-боцмански едко и заковыристо матерился. Надо было срочно произвести приборку и привести эсминец в надлежащий флотский вид, но люди продолжали стоять на местах по боевому расписанию, ожидая известий от высаженного накануне десанта на полуостров Вирсту.

Было видно, что в районе Пириты, куда должны были прорваться десантники для удара в тыл немецкой группировке, наступающей на Таллинн с востока, идет ожесточенный бой.

Но радио молчало. Не было ни звука и от корректировочного поста. На полубаке комендоры со снарядами в руках позировали кинооператору. Закончив снимать нужные кадры, тот поднялся на мостик.

— Разрешите, товарищ командир?

— Оставайтесь, — хмуро разрешил Нарыков. — День только начинается. Будет много интересных кадров.

Оператор приник к окуляру камеры, снимая носовые артустановки главного калибра, очень эффектно выглядевшие с мостика. На палубе настоящий боевой вид: грязь, гильзы, пыжи. Никто не скажет, что съемки липовые и бой инсценирован где-нибудь на тыловой базе...

Нарыков взглянул на часы. Без одной минуты было 7 часов утра. Эсминец продолжал ходить невычисленными курсами взад-вперёд вдоль побережья полуострова.

В этот момент ожила переговорная труба из радиорубки: «Молния-1. Отбой. Вернуться на рейд».

Нарыков дал команду на руль. Описав широкую циркуляцию, эсминец развернулся, входя в пролив и оставляя по правому борту остров Аэгна. Внезапно гром и рокот прошел над проливом, давя барабанные перепонки всем стоявшим на мостике. Сполохи огня и дыма поднялись над соснами Аэгны. Островок и море вздрогнули как при землетрясении. Оператор испуганно взглянул на Нарыкова.

Командир, морщась от боли в ушах, крикнул: «Двенадцатидюймовая бьёт... Береговая... Не завидую фрицам!»

На подходе к рейду сразу же открылась громада маневрировавшего «Кирова». Ведя огонь из всех трёх башен главного калибра, крейсер вспомогательным калибром и всеми зенитными средствами отбивался от новой шестёрки «юнкерсов», пикирующих на него с разных курсовых углов. Огромные столбы воды поднимались у самых бортов крейсера, но он продолжал идти полным ходом, подняв по носу огромный бурун.

Затаив дыхание, капитан 3-го ранга Нарыков смотрел за этой эпической картиной с мостика «Сметливого». Белые привидения водяных столбов медленно опали и крейсер снова был ясно виден. На нём не было заметно никаких повреждений. Развернувшись, «Киров», задрав свои девять 180-миллиметровых орудий, через каждые тридцать секунд выбрасывал на наступающего противника тонны огня и стали.