Соколиные перья и зеркало Кощеевны (СИ) - Токарева Оксана "Белый лев" - Страница 59

Когда Ева вышла к Почайне, уже начало смеркаться. Поскольку небо по-прежнему укрывали тяжелые тучи, сумерки в этой части Слави наступали раньше, будто солнце обходило здешние места стороной. Глядя с обрывистого высокого берега на закручивающийся водоворотами между камней неукротимо бурлящий поток, Ева в растерянности размышляла о том, как попасть на ту сторону. Упавший с обрыва камень Почайна протащила на поверхности несколько сотен метров, прежде чем позволить ему найти упокоение на дне.

Конечно, Лева что-то говорил про брод, и Баська, похоже, целенаправленно вел ее именно туда. Но Ева во время каникул под Наукоградом как-то раз пыталась перейти один из притоков Елени на перекатах, и примерно представляла, какая ей непростая предстоит задача.

И в это время к грохоту реки и старческому скрипу деревьев прибавилось цоканье копыт. Ева замерла, озираясь. Неужели всадники все-таки ее настигли? Почему Лева решил, что пришельцы из Нави появляются лишь единожды? А что, если они явились по ее душу все четверо? Хотя, судя по дробному одиночному перестуку, на это непохоже.

— Девица красная, куда путь держишь? Дело пытаешь, аль от дела лытаешь?

Услышав перекрывающий шум реки звук раскатистого, напоминающего конское ржание, но все же человеческого голоса, Ева замерла от неожиданности и закрутила головой, пытаясь определить направление, откуда он исходил. Звук цокота копыт ей не почудился. Другое дело, что их обладателя не стоило причислять к наездникам даже с натяжкой. По противоположному берегу реки, картинно приосанившись и выделывая копытами замысловатые элементы конкура, лихо гарцевал самый настоящий кентавр, точно сошедший с иллюстраций мифов Древней Греции.

Мускулистый обнаженный мужской торс с крепкими руками и кудрявой чернобородой головой ниже пупка и наружной косой мышцы живота переходил в туловище коня. Позвоночник на спине продолжался лошадиным хребтом, к которому крепились дополнительные ребра и копыта. Шоколадного цвета шерсть лоснилась, белые крупные пятна по размеру и форме напоминали самые настоящие яблоки. За спиной болтались колчан и лук, свободные руки приветственно махали.

— Полкан, дружище, ты только погляди, какая красавица! — неведомо к кому обращаясь, продолжал кентавр. — Идет куда-то совсем одна. И нас не слышит.

Он раскатисто заржал, привлекая внимание, потом вновь перешел на человеческую речь:

— Девица красная, краса ненаглядная! За какой надобностью по берегу Почайны идешь?

Ева попыталась сделать вид, что не расслышала и, стараясь не глядеть за реку, лишь ускорила шаг, едва поспевая за торопившимся к броду Баськой. Но кентавр, вернее, как он сам себя называл, Полкан, точно одержимый идеей познакомиться алкаш, тоже поскакал в сторону брода, с легкостью преодолевая неровности рельефа.

Желая покрасоваться, или просто от чрезмерного возбуждения он то переходил с рыси на галоп, то шел иноходью, то двигался боком, красиво переставляя копыта. Временами он вставал на дыбы или вскидывал круп, продолжая разговаривать с каким-то невидимым собеседником, возможно, находившимся внутри его черепной коробки.

— Полкаша, ну ты тоже считаешь, что она нас не услышала? — вопрошал он жалостливо. — А, может быть, она просто глухая. Вот беда-то, беда!

И тут же сам себя перебивал:

— И не увидела тоже? Ты, Китоврас, ври, но не завирайся!

— А что же она нас не замечает? — ласковым жеребенком вопрошала часть личности, названная Китоврасом, хотя в апокрифах этим именем нередко именовали не только кентавров, но и просто чудовищ.

— Знамо дело — боится! — браво отвечал Полкан.

— А чего ей нас бояться? — не понимал Китоврас. — Мы разве страшные такие?

— А разве нет? — по-хулигански хохотнул Полкан.

— Мы бы ей на ту сторону перебраться помогли, — нежно ворковал Китоврас. — В гости пригласили.

— На пуховую перинку уложили, — сально улыбаясь в густые усы, закивал Полкан. — И сами бы рядом легли.

Ева слушала эту перепалку, судорожно пытаясь выработать хоть какую-то линию поведения, раз уж избежать встречи никак не получится. Прятаться в лесу или, бросив поклажу, спасаться бегством не имело смысла. На своих четырех лошадиных копытах Полкан даже по камням скакал куда резвее, а перейти реку вброд и пуститься в погоню для него не составило бы труда. Не случайно и Баська упорно вел ее к броду, куда, только по другому берегу, направлялся Полкан-Китоврас.

Может быть, как-то удастся повежливее отказаться или умаслить добрым словом жалостливую половинку этой мало того что хтонической, так еще и раздвоенной личности? Но что в таком случае делать с разухабистым Полканом, который на нее имел конкретные планы и скрывать их не собирался? Ева поежилась, вспоминая все те же древнегреческие мифы и сластолюбивого Несса, похитившего как раз на переправе жену Геракла Деяниру. Практической помощи эти услужливо подкинутые памятью сведения, конечно, не дали. Наоборот, только усилили тревогу, которая, парализовав волю, скручивала утробу узлом и превращала ноги в лишенный каркаса поролон.

Хорошо хоть рассудок, видимо, по инерции, продолжал судорожно работать. Может быть, напомнить ему о самоотверженности четвероногого спутника Бовы-королевича, который погиб, защищая жену и детей героя. Или припугнуть, соврав, что где-то рядом бродят львы. Только бы не оказалось, что это ходячее на четырех копытах кудрявое недоразумение — очередной посланник Карины.

В любом случае стоит попробовать. Ксюша вон без применения магии и насилия сумела заболтать Дива! В любом случае, кентавр далеко не так омерзителен, как всадники. К тому же, судя по всему, не блещет умом. На две половинки личности рассудка тут точно не хватает. В любом случае, перо ее защитит, как было в случае со Скипером. А в сказке говорилось о том, что дикие звери героиню не трогали.

Ева собралась с духом или просто перевела дух под тяжестью рюкзаков и повернулась к тому берегу реки.

— Благородный и отважный Полкан! — церемонно обратилась она для начала к наиболее опасной половинке личности кентавра.

— Любезный и добродетельный Китоврас! — продолжила она ласково дружелюбно. — Не подскажете бедной страннице, далеко ли до брода?

Приветствие произвело эффект разорвавшейся бомбы. От радости Полкан сначала подскочил на всех четырех копытах, а потом заплясал на месте, словно играющий жеребенок.

— Полкаша, ты слышал, она назвала нас любезными! — радостно заверещал Китоврас.

— Это тебя, дуралея, она назвала любезным, — снисходительно пробасил Полкан. — А меня — благородным и отважным.

— А ты говорил, она немая? — восторженно голосил Китоврас.

— Я говорил? Это ты, дурачина, говорил! — возражал ему Полкан.

— Мы же ей поможем реку перейти? — не унимался Китоврас.

— И в гости пригласим, — не терпящим возражений тоном добавил Полкан.

— А чем ты ее угощать собираешься? — уточнил Китоврас. — Мы же вчера все сено съели.

— Это ты, дурачина, ешь сено! — гаденько рассмеялся Полкан. — А у нас и мясцо есть!

— У тебя есть мясцо, и ты со мной не поделился, — запричитал Китоврас, напомнив Еве древнюю байку про два желудка кентавра, из-за которых насытиться ему непросто.

— Дык мне самому мало, — развел руками Полкан.

Ева едва удержалась от искушения зажать от этой трескотни уши. Конечно, от помощи на переправе она бы не отказалась, но оценивать гостеприимство кентавра в ее планы не входило. Она даже не пыталась представить себе, чьей плотью воинственная часть человеко-коня пробавлялась и в каком виде потребляла. Но по словам Левы, человечиной местная хтонь точно не брезговала. И это еще если не вспоминать коварного Несса.

Поскольку Баська убежал далеко вперед, она тоже двинулась дальше. В какой-то момент мелькнула мысль, что увлеченный перепалкой с самим собой Полкан-Китоврас о ней забудет. Впрочем, на это рассчитывать не стоило. Кентавр, конечно, немного увлекся, но до невменяемости токующего тетерева ему было еще далеко. А вот сама суть перепалки подала одну идею.