Соколиные перья и зеркало Кощеевны (СИ) - Токарева Оксана "Белый лев" - Страница 36

— Филипп, милый, вернись! — завладев рукой любимого, всхлипнула Ева. — Это всего лишь морок! Ты мне нужен здесь.

Балобанов ожидаемо ее не услышал, но судороги прекратились, а истерзанное болью тело обмякло еще до укола обезболивающего.

— Ничего не понимаю, — делился с подоспевшей Ефросиней сбитый с толку коллега. — Такое ощущение, что он все чувствует, но почему-то не может прийти в себя.

Ева закусила губу, чтобы не заплакать. Целительница глянула на нее участливо, а потом отпустила дежурных отдыхать, тем более что Балобанов затих, сведенные болью мышцы расслабились.

— Карина требует, чтобы Филипп забрал у вашего мужа наковальню, — пересказывая свой сон, пояснила Ева

— А луну с неба она достать не хочет? — сердито хмыкнула Ефросинья. — Пережить не может, что Велибор с Горынычем сумели ее отца опередить. Предок и тезка твоего милого, когда из родных мест уезжал, сумел хорошо запутать след. И молот верхнего мира с собой забрал. А наковальню, увы, с места не сдвинуть. Если бы Филипп только чуть раньше свой дар принял и управлять им научился!

— Она же его так совсем замучает! — продолжая держать слишком холодную руку любимого, всхлипнула Ева.

— Я надеялась, что ей хватит ума и терпения обойтись без рукоприкладства. Хотя бы в первые дни, — досадливо проговорила Ефросинья, продолжая творить волшебство, поддерживавшее силы раненого. — Теперь вижу, что медлить нельзя. Маша с Левой, о которых тебе писала Василиса, приедут из Санкт-Петербурга завтра во второй половине дня, и вы сразу вылетите в Наукоград.

— В Наукоград? — переспросила Ева.

— Рядом с ним расположен доступный твоим друзьям вход в Славь, — спокойно отозвалась Ефросинья.

Ева беспомощно захлопала глазами, пытаясь осмыслить сказанное и все еще надеясь, что ослышалась. Она, конечно, помнила основной сюжетный троп волшебной сказки, где тридевятое царство мыслится как иной мир, путешествие в который составляет неотъемлемую часть обрядов посвящения. И все же до сего дня она полагала, что и путь по тропе страха через темный лес, и шаманское восхождение на гору имеют символическое значение и с реальностью не коррелируют. Поэтому слова целительницы о том, что чугунные шапки, стальные посохи и железные башмаки имеют отнюдь не метафорический смысл, невольно ввели ее в ступор.

— Не смотри на меня так, — сочувственно вздохнула на нее Ефросинья. — Сама понимаю, что для человека вашего времени мое предложение звучит дико, но другого выхода нет. Ментальное перемещение по тонким путям, опасное даже для практикующих шаманов, для тебя пока недоступно и закончиться может в реанимации или где-то похуже.

— Но, если в этих, так называемых, тонких мирах, как сказала Карина, находится только «душа» Филиппа, — пыталась уложить предстоящую ей миссию в голове Ева, — как я смогу ему помочь? И кто останется здесь, если я уйду?

— Чтобы удерживать его на грани, надеюсь, моих сил все же хватит, — заверила ее Ефросинья. — Завтра приедет Кудесник, да и материнская любовь тоже что-то значит. Что же касается твоих опасений, то в том-то все и дело, что осколок зеркала в этом мире не вытащить. Да и в том просто так к Филиппу не подобраться.

— Вы думаете, я справлюсь? — глядя на неподвижно простертого на кровати возлюбленного, спросила Ева.

— Тебя избрало перо, — напомнила ей Ефросинья.

Остаток ночи Ева просидела рядом с Филиппом, снова терзаясь противоречиями и сомнениями. Не станет ли ему, если она уедет, хуже? Правильно ли она поступает, доверившись целительнице? Конечно, она первая пришла на помощь, Василиса и Ксюша в один голос ее рекомендовали, да и судя по той ненависти, с которой о ней и ее муже говорила Карина, Ефросинья действительно на их стороне. Но не переоценивает ли она силы Евы и ее провожатых?

Ева гладила руку Филиппа, потом доставала заветное перо, вспоминала бесплодные попытки его похитить и бессильную ярость Карины. Ефросинья напоследок обмолвилась о том, что Ева тоже непростого рода, да и ее провожатые в прошлом году вызволили Василису, пройдя через Навь.

Но потом приходили новые сомнения. Как объяснить отъезд маме с отцом и родителям Филиппа? Не сочтут ли последние ее поведение легкомысленным? Да и что с собой взять в дорогу? Не железные же башмаки в самом деле заказывать!

Когда по коридорам возле пищеблока загремели тележки, медсестры пошли по палатам с назначениями, а врачи начали обход, в кабинет Ефросиньи Николаевны ее муж привел целую делегацию. Помимо отца и мамы Филиппа, которых сопровождал Михаил Шатунов, приехали родители Евы и выковавший привеску в виде сокола загадочный кузнец дядя Миша.

— Не думала, что придется познакомиться при таких обстоятельствах, — обнимая Еву, вздыхала мама Филиппа, Дарья Ильинична, кареглазая и миловидная, как сын, только подавленная и заплаканная.

Впрочем, после напряженной ночи и предыдущего дня Ева выглядела не лучше и переживала, что может показаться растрепой и растяпой, не сумевшей уберечь свое счастье. Впрочем, близкие ее любимого ее ни в чем не винили и на огрехи внешнего облика внимания сейчас уж точно не обращали.

— Мы так радовались, что Филька хорошую девушку наконец нашел, — качал темно-русой головой с сильной проседью Артем Иванович.

Хотя Балобанов-старший не тягался статью с могучим Борисом (или все-таки Велибором) Яшиным, но выправку имел армейскую и при этом двигался с текучей плавностью и полетной легкостью, вероятно, присущей всем наследникам Финиста.

— Филя же вечно тусовался со своими металлистами и байкерами, — сквозь слезы улыбаясь Еве, пояснила Дарья Ильинична. — Я все боялась, что он на своем дурацком мотоцикле голову расшибет!

Получив разрешение у Ефросиньи Николаевны, Балобановы прошли вместе с Евиной мамой в реанимацию. Остальные расположились пока в кабинете, обсуждая случившееся и вырабатывая план совместных действий.

— Ну что там твой солист? Выступил? — уточнял Велибор Яшин.

— Только что отыграл. Выехали с Машей в аэропорт, — показывал на телефоне трансляцию конкурса имени Чайковского Михаил Шатунов.

За год, прошедший после возвращения из плена, старый отцовский товарищ хотя бы немного отъелся, но все равно рядом с ровесниками выглядел астеничным и болезненно худым. Впрочем, говорили, что у них с дождавшейся его женой пару месяцев назад родился еще один мальчик.

На Еву мужчины смотрели сочувственно, но в расспросы не вдавались. Отец ободряюще держал ее за руку, внимательно слушая разговор друзей.

— Надо было сразу после того случая во время грозы позвонить моему Леве, — извинялся перед Евой и ее отцом за отсутствие в сети Михаил Шатунов. — Я же тебе, Ром, кажется, давал его контакт. Он бы либо со мной связался, либо сам посоветовал, к кому за помощью обращаться.

Он указал на Велибора.

— Да что сразу я, — пожал широкими плечами супруг целительницы. — Твой сын и сам могущественный шаман, вместе с товарищами загнавший хозяина Нави в темное зазеркалье. Нам с Горынычем такой подвиг совершить оказалось не по силам.

— Такое никому в одиночку не по силам, — резонно заметил кузнец дядя Миша, немолодой уже человек с натруженными руками, изборожденным морщинами суровым лицом и куцей, вероятно, от огня седой бородой. — Пришлось использовать магию всех трех миров. А в случае с нашим Филькой и она не поможет. Тут все тоньше и сложней, поскольку замешано на делах сердечных. И как меня угораздило уехать, когда наш соколик наконец поумнел и надумал наследство предков принять!

— Мы тоже только неделю назад с Востока вернулись, сестру навещали — сочувственно положил руку на плечо кузнецу Велибор. — Вот Карина и подгадала, чтобы нанести удар! Когда наковальня без присмотра осталась и ребятам некому оказалось хотя бы советом помочь.

— Мы думали, что сами справимся, — виновато пояснила Ева, мучительно размышляя о том, когда лучше сказать родителям об отъезде.

Ей же еще следовало вещи собрать. Но говорить ничего не пришлось.

— Ты на самолет не опоздаешь? — утешая совсем поникшую Дарью Ильиничну, спросила у Евы мама. — Мы там вещи тебе собрали, кое-что еще Ксюша привезет. Бедный мальчик, — добавила она со вздохом. — Такой ладный, красивый!