История Мадлен (СИ) - Ром Полина - Страница 63

– Мадлен. Твои переживания понятны. Для всех нас этот момент будет волнительным – иначе и быть не может. Однако, уверяю, мои родные – чудесные люди и обязательно полюбят тебя, надеюсь, как и ты их. К тому же… – он сделал многозначительную паузу, – я позаботился о том, чтобы для них твоё появление не оказалось такой уж неожиданностью.

– ? – одними глазами спросила я.

– Я написал письмо домой. А как ездят наши ямщики – ты уже видела. – снова рассмеялся он, – Моё послание очень скоро будет доставлено. Матушка обязательно позаботится о том, чтобы приём оказался тёплым.

В то прекрасное утро я проснулась позже обычного – заболтались с Софи далеко заполночь. Я предвкушала завтрашнее пересечение границы с Россией, меня преследовало ощущение, что мы окажемся сразу в моём времени.

Честно говоря, не смотря на то, что я уже несколько лет назад переместилась волшебным образом в другое тело и в другой мир, всё-таки это была Франция. В том смысле, что не было какого-то большого потрясения, кроме первого шока, когда я металась по комнате на глазах тётушки и Бернардет.

Но это было другое! И привыкнуть было легче, потому что изменилось всё вокруг.

А тут – Россия… Я раньше неплохо знала историю, наверное как и все, кто по роду своей деятельности имел отношение к культуре. Но теперь мне казалось, что это как будто новое перемещение, я чувствовала одновременно панику, предвкушение и страх.

Екатерининские времена…Это была новая культурная эпоха не только для меня сейчас, но и для России. Новая русская национальная литература, русская национальная школа живописи, архитектуры, музыки…А для меня – история моей страны.

Вчера я долго не могла заснуть – тревожилась, как пройдёт контроль на таможенной границе. А вдруг пойдёт что-то не так?

В общем, когда я проснулась, было уже позднее утро. Рывком поднявшись с постели, я глянула в окно и тут же поняла – мы дома. Это даже невозможно было объяснить. Пейзаж почти не изменился, правда вдалеке темнело пятнышко с различимыми тёмными очертаниями приземистых крыш на фоне жемчужно-серого неба. Над крышами курился дымок. Деревенька была далеко, её описание в деталях мне подсказывало, скорее, воображение, чем глаза. Которые, к тому же, наполнены были сейчас слезами.

Я повернулась к Софи. Та читала что-то, шевеля губами и наморщив лоб.

– Софи, – мы приехали? – дрогнувшим голосом спросила я.

Та рассмеялась и закрыла книгу.

– Ну еще не совсем, мадмуазель, но границу миновали – да, мы в России!

Я вскрикнула и прыгнула ей на шею, забыв о своей больной ноге и приличиях.

Впрочем, Софи радовалась не меньше меня. Конечно, не столько тому, что мы в России, а, скорее тому, что наша долгая дорога, порядком измотавшая нас, подходила к концу.

Дормез немного замедлил ход и мы поняли, что к нам сейчас кто-то явится с визитом. Я поспешно вернулась под одеяло.

Дверь распахнулась и влетела Машенька. Растрепанная, раскрасневшаяся. Она смеялась и плакала одновременно. Ну что за чудо моё! Маша кинулась на колени перед моей кроватью и стала целовать край одеяла.

– Мамзеля моя дорогущая! Да чтобы вы счастливенька и здоровехонька были всю жизнюшку! Чтобы Богородица вас, как свою кровинушку оберегала!

– Маша, Маша, ты что, милая, встань! – однако я понимала, что чувствовала эта девушка и невольно тоже заливалась слезами.

– Мадленушка, мамзеля моя! Я же до последней капельки тряслась, пока не проехали полицаев энтих дорожних! А ну вдруг чего бы удумали, да как лишний груз нас бы отобрали! Ой, боялась яаааа! – Мария еще немного пораскачивалась, потом утёрла концами платка рот и успокоилась.

Софи, проникнувшись этой сценой на разрыв русской души, тоже утирала слёзы.

Маша глянула на неё и вдруг прыснула со смеху:

– Ото правду говорят – что ни день, то радость, а слёз не убыват! – Далее она переключилась на повседневные заботы. – Барыня, мамзеля моя, щас как обычно травки попьём, а только потом завтракать. А ножку дайте щас намажу.

– Не надо, Машенька, прошло уже всё, и травок не надо, и мазать не надо. Я сейчас оденусь и мы все вместе в окошко посмотрим.

Мария собралась было поспорить, но в этот момент в дверь дормеза постучали.

Мы вразнобой закричали, как в известном только мне, среди присутствующих, фильме – “Нельзя-нельзя! Можно-можно, войдите!!”

В итоге всё-таки сошлись на том, что нам нужно несколько минут. Софи с Машей помогли мне быстро одеться и причесаться. Ну а Маша урвала-таки минутку, чтобы намазать мне ногу мазью, прежде чем натянуть на неё чулок.

Дверь приотворилась и внутрь аккуратно проникла голова Архипа.

– Барышни, что за крик у вас стоит, ото как будто котеек душат. За мной ужо послали, чтобы присмотрел.

– Это мы радуемся, Архип! С приездом! – мой голос был ликующим и звенящим. Конечно, для них всех моя ничем не прикрытая радость выглядела странноватой. Ну и пусть. Всё равно они все радовались вместе со мной.

И я прильнула к окошку, впитывая глазами и всеми фибрами эти, казалось бы, обычные, пейзажи.

Однако, Архип не уходил. Наоборот, присев на краешке сиденья, чуть отодвинув Машу, он сказал полушепотом:

– Сватать едем вас, барышня!

Сказать, что я онемела – значило не сказать ничего. Я только прокаркала судорожно:

– Куда?

Архип полюбовался произведённым впечатлением и начал рассказывать:

– Если сделать небольшой крюк, мы как раз окажемся в имении Михайловском, где, стало быть проживают маменька и сестричка нашего графа. Обоз наш по прямой дальше потянется, а мы на день-два задержимся. Ну а после в Питерград, да.

Я подпрыгнула, чуть не ударившись о балку. Как, так сразу, это невозможно!

– А-а-а-архип, но ведь я не просто так еду! Ведь я по вызову самой императрицы, как можно задерживаться? Нет, это невозможно! Да и у графа будут неприятности!

Архип, тем не менее, посмеивался, утирая белые усы. По всей видимости он не тревожился ничуть.

– Барышня, мы последнюю неделю гнали почём зря – наш Михаил Владимирович эээх какой дока в дороге – у нас дней трёх в запасу точмо есть, ну и остановки нам положены, там тоже скоротали чуток. Не переживайте, барышня!

И он, ободряюще потрепав меня по плечу, покинул наш дормез.

Я сидела, ошалелая, не зная, что я чувствую.

– Софи…- беспомощно произнесла я. Потом перевела взгляд на Машу, которая сидела тихо, как мышь, прикрывая рот концами платка.

– Это я вот так, сразу к нему в дом? Софи, что ты молчишь?

Софи немного помолчала, глядя на меня. Взгляд её был от чего-то не столь весел и игрив, как обычно.

– Мадлен, милая моя. Вы простите, что я вот так запросто. – Она еще немного помолчала. Затем продолжила. – Вы радуйтесь и благодарите Бога, что вот так сразу и сразу к нему в дом. У меня, например, было по-другому…Вы, я вижу, любите Михаила. Он готов пойти на уступки, только ради того, чтобы вы стали его женой. Радуйтесь, милая, что всё именно так.

Я взглянула на Машу – та отчаянно закивала головой и снова уткнулась глазами в свой платок, который измочалила окончательно.

Глубоко вздохнув, я приняла решение. Хотя, это было смешно – всё и так решили за меня. Ладно, я пойду навстречу. Слово “встреча” меня снова встряхнула. Мне хотелось заснуть до неё, чтобы не мучиться и не думать.

Промелькнули пара дней и пара десятков деревень. Я попросила Михаила не посещать нас лишний раз, чтобы он не видел моего тягостного состояния.

Софи не понимала меня.

– Мадлен, ну что в этом такого? Это обычный визит, представьте себе это так.

Я закутывалась в плед и отвечала ей:

– Софи, вы не понимаете. Ведь я как бы со своей будущей матерью встречаюсь. Как я им понравлюсь? Или совсем нет?

А про себя думала: “Какая-то француженка, баронетка” – так слышались мне перешептывания дворовых имения Михайловского.

Когда мы, наконец, въехали на порог усадьбы, у меня был вид от волнения “краше кого-то в гроб положили”