По ту сторону зимы - Альенде Исабель - Страница 55

Рассказывая Ричарду Боумастеру об этом периоде своей жизни, Лусия опустила серые тона и сосредоточилась на самых светлых и самых мрачных событиях. Остальное занимало мало места в ее памяти, однако Ричард хотел знать больше. Он прочитал обе книги Лусии: история Энрике послужила для них отправной точкой и придала очень личную интонацию всему пространному политическому репортажу, но он мало знал о ее личной жизни. Лусия объяснила, что брак с Карлосом Урсуа никогда не был подлинной близостью, но ее романтическая сущность, а может, просто инерция мешали принять решение. Два человека на одном пространстве, соединившихся по ошибке, таких разных, что они прекрасно ладили, поскольку для того, чтобы ссориться, предполагается хоть какая-то близость. Заболевание раком развязало узел этого брака, но такой финал назревал уже много лет.

После смерти бабушки Даниэла уехала в Университет Майами в Корал-Гейблс, и Лусия пустилась в сумасшедшую переписку с дочерью, похожую на ту, что она вела со своей матерью, когда жила в Канаде. Дочь была в восторге от своей новой жизни, очарованная морской фауной и изменчивым миром океана; у нее было несколько поклонников обоего пола и такая свобода, которой не могло быть в Чили, где ей пришлось бы терпеть осуждение непримиримого общества. Однажды она объявила родителям по телефону, что она не определяет себя ни как женщину, ни как мужчину и практикует полиаморные отношения.

Карлос спросил, имеет ли она в виду некий бисексуальный промискуитет, и предупредил, что не стоит проповедовать это в Чили, где ее поймут очень немногие. «Я смотрю, у свободной любви появилось новое название. Это явление провалилось тогда, тот же результат будет и сегодня», — сказал он Лусии, закончив разговор с дочерью.

Даниэла прервала обучение и любовные эксперименты, когда заболела мать. Год 2010-й был для Лусии временем потерь и расставаний, долгий год больниц, усталости и страха. Карлос оставил ее, у него не хватило мужества быть свидетелем ее угасания, как он говорил, пристыженный, но полный решимости. Он не мог смотреть на шрамы у нее на груди, он чувствовал отвращение к искалеченному существу, в которое она превращалась, так что он переложил ответственность за нее и заботу о ней на дочь. Оскорбленная поведением отца, Даниэла заняла неожиданно жесткую позицию по отношению к нему; она первая заговорила о разводе как о единственном достойном решении для пары, утратившей взаимную любовь. Карлос обожал дочь, но его ужас перед физическим состоянием Лусии был сильнее, чем страх обмануть ее ожидания. Он объявил, что переедет на время в гостиницу, чтобы немного успокоиться, поскольку напряжение, царившее в доме, плохо на него влияет и он не может работать. По возрасту он уже давно мог выйти на пенсию, но для себя решил, что если и уйдет с работы, то разве что прямиком на кладбище. Лусия и Карлос простились, сохраняя дежурную вежливость, которая была характерна для них в течение всего совместного существования, не выказывая враждебности и без выяснения отношений. Не прошло и недели, как Карлос снял квартиру, и Даниэла помогла ему переехать.

Вначале, после его ухода, Лусия ощущала пустоту. Она привыкла к эмоциональному отсутствию мужа, но, когда он ушел совсем, у нее появилось слишком много свободного времени, дом казался огромным, а в пустующих комнатах отдавалось эхо; по ночам ей слышались крадущиеся шаги Карлоса или звук льющейся воды в ванной. Разрыв отношений, повлекший за собой изменение привычек и маленьких ежедневных ритуалов, вызвал у нее ощущение вселенской беззащитности, которое лишь усилило страхи последних месяцев, когда она проходила тяжелые медицинские процедуры, чтобы победить болезнь. Она чувствовала себя жалкой, слабой, незащищенной. Даниэла считала, что лечение уничтожило у нее иммунитет, не только физический, но и духовный. «Не думай о том, чего тебе не хватает, мама, думай о том, что у тебя есть», — говорила она. По ее словам, это был единственный способ излечить и тело, и дух, избавиться от ненужного груза, очиститься от обид, комплексов, дурных воспоминаний, несбыточных желаний и прочего мусора. «Где ты набралась этой мудрости, дочка?» — спрашивала ее Лусия. «В интернете», — отвечала Даниэла.

Карлос ушел так окончательно и бесповоротно, что казалось, он переехал на другой континент, хотя жил в нескольких кварталах от Лусии. Он ни разу не поинтересовался, как ее здоровье.

Лусия приехала в Бруклин в сентябре 2015-го, в надежде, что перемена обстановки ее взбодрит. Она устала от рутины, пришла пора перетасовать колоду судьбы: может, на этот раз выпадет карта получше. Она надеялась, что Нью-Йорк будет первым отрезком пути в ее кругосветном плавании. Она планировала изыскать и другие возможности, чтобы путешествовать по миру до тех пор, пока достанет сил и денег. Она хотела оставить в прошлом потери и испытания последних лет. Самой тяжелой была потеря матери, это было даже хуже, чем развод или болезнь. Вначале она воспринимала уход мужа как предательский удар, но потом стала рассматривать его как подарок судьбы, принесший свободу и покой. С тех пор прошло несколько лет, и у нее было достаточно времени, чтобы примириться с прошлым.

Труднее было оправиться от болезни, которая в конечном итоге и отпугнула Карлоса. После удаления обеих грудей и месяцев химио- и радиотерапии она ослабела, облысела, осталась без ресниц и бровей, у нее были синие круги под глазами и огромные шрамы, но она была здорова, и врачи давали хороший прогноз. Ей ввели грудные импланты, которые постепенно увеличивались в размерах по мере того, как мускулы и кожа проседали, освобождая для них место, — болезненный процесс, который она выдержала не жалуясь, поддерживаемая женским тщеславием. Она вынесет что угодно, лишь бы не смотреть на этот плоский торс, изрезанный скальпелем.

Опыт, полученный за год болезни, наполнил ее страстным желанием жить, будто в награду за страдание ей открылась тайна философского камня, этой ускользающей субстанции алхимиков, способной превратить свинец в золото и вернуть юность. Страх смерти прошел еще раньше, когда она видела, как достойно ее мать совершила переход в другой мир. Она снова с солнечной ясностью ощутила неопровержимое наличие души, этой первозданной сущности, которой ни рак и ничто другое не могут повредить.

Что бы ни случилось, душа преодолеет все. Она представляла себе свою смерть как порог, и было любопытно, что же там, по другую сторону. И она не боялась переступить через этот порог, но, пока она живет в этом мире, хотелось жить полной жизнью, ни о чем не заботиться и быть непобедимой.

Лечение закончилось в конце 2010 года. Несколько месяцев она не решалась посмотреть в зеркало и носила холщовую шляпу, как у рыбаков, нахлобучивая ее на лоб, до тех пор, пока Даниэла не выбросила ее в мусорное ведро. Ей исполнилось двадцать лет, когда Лусии поставили диагноз, и она без колебаний оставила учение и вернулась в Чили, чтобы быть с матерью. Лусия умоляла ее этого не делать, но позднее поняла, что присутствие дочери во время таких испытаний было необходимо. Когда дочь приехала, она ее не узнала. Даниэла уезжала зимой — бледная сеньорита, закутанная во множество одежд, а вернулась с бронзовым загаром; половина головы была выбрита, на другой торчали пряди зеленого цвета, она была в шортах, небритые ноги обуты в солдатские ботинки, и она твердо решила заботиться о матери и о других пациентках больницы. Она появлялась в зале, посылая воздушные поцелуи всем, кто сидел в креслах под капельницами, откуда медленно сочилось лекарство, и раздавала одеяла, питательные батончики, фруктовые соки и журналы.

Она не провела в университете даже года, но говорила так, будто избороздила все моря с экспедицией Жак-Ива Кусто, проплывая мимо сирен с голубыми хвостами и затонувших кораблей. Она познакомила пациенток с аббревиатурой ЛГБТ, означающей сообщество лесбиянок, геев, бисексуалов и трансгендеров, подробно объяснив тонкую разницу между ними. Это было ново даже для молодежи Соединенных Штатов, а в Чили никто об этом явлении даже не подозревал, тем более пациенты онкологической клиники. Она рассказала им, что у нее самой пол нейтральный или расплывчатый, потому что она не обязана принимать традиционное деление на мужчин и женщин согласно гениталиям, каждый волен определять себя, как ему в голову взбредет, и может поменять свое мнение, если в будущем покажется, что другой пол ему больше подходит. «Как туземцы некоторых племен, которые меняют имя на разных этапах своей жизни, потому что имя, данное при рождении, их больше не устраивает», — добавляла она, чтобы стало понятнее, вызывая всеобщее смущение.