Лич добра и поддержки (СИ) - Ибрагим Нариман Ерболулы "RedDetonator" - Страница 2

Чтобы эта неблагодарная тварь, готовая предать в силу своей природы, никому не поведала о полученных сведениях, он находится под охраной и входить в его кабинет могу только я.

— Ха-ха, что-то выходит, значит… — посмотрел я на бульон в котелке на портативной газовой плитке.

Механизм некромутаций загадочен, малоизучен, непредсказуем и вообще, местные его просто знают и факультативно используют, когда времени и ресурсов дохрена. Я же, весьма самонадеянно, решил поставить его на научные рельсы.

Есть самый простой из доступных способ вызвать некромутацию — вживить в изъятый у мертвеца орган несколько мутагенов, после чего поместить его в бульон из нигредо и поддерживать температуру не более тридцати градусов, дабы избежать денатурации белков. (1)

Миозин из органа проебать не хочется, поэтому строго слежу за процессом, с кухонным термометром. Для этого у меня тут каждые десять минут появляется Клод Гиймо, что из отряда «Юбисофт».

— Интересненько получается… — произнёс я, поднося к плавающей в бульоне печени лупу.

Подхожу к исследовательскому журналу и начинаю вносить в него сведения о наблюдаемых изменениях.

Во-первых, начал существенно увеличиваться размер печени, причём пропорционально, а не отдельными подсистемами. Во-вторых, был окончательно подтверждён процесс регенерации, потому что отсечённые сосуды начали куда-то расти. Ну и в-третьих, установлено образование костного элемента на поверхности левой доли.

А я всего-то сделал инъекции смеси бензола с мышьяком. До этого запорол две печени и одну селезёнку неверным набором мутагенов, но теперь вижу, что правильно идентифицировал вещества, приведённые в качестве примеров в учебнике по некромантии уровня магистра. Там написано, что если я хочу углубиться в вопрос, надо идти в библиотеку и искать специализированный курс по некромутациям, а не тратить время на изобретение мутантского велосипеда, но у меня тут, кроме этого, особо и вариантов-то нет…

Бензол и мышьяк, инъецированные в обработанную и магически облучённую ткань, вызвали правильную реакцию и дали старт некой мутации, увеличивающей размеры и усиливающей бронирование печени. Скорее всего, если обработаю так другие органы, эффекты будут примерно такими же. Только если печени от такого ништяк, то сердце сильно пострадает в эффективности. Головой надо думать каждый раз, когда решаешься полезть в малоизученную науку, но подобные недостатки видны даже с точки зрения теории. Но я проверю эффекты бензола и мышьяка на сердце, потому что даже неудачные опыты дают кучу полезных сведений.

— Клод! — позвал я лаборанта.

— Да, повелитель? — вошёл в лабораторию немёртвый.

— Где-то через пять часов, гаси конфорку, — приказал я. — Печень аккуратно извлекаешь, после чего в полиэтилен и в холодильник. Завтра с утра напомни мне, чтобы я произвёл вскрытие органа.

— Будет исполнено, повелитель, — поклонился немёртвый.

— Вот и отлично, — криво усмехнулся я, после чего посмотрел на рабочее поле. — Что у нас ещё? А-а-а, серебришко!

Отделённые от Бренна конечности сейчас томятся в бульоне из нигредо и альбедо, но их время пришло.

Вытаскиваю из пластиковой бочки, ранее использованной для сбора дождевой воды и полива сада, руку Бренна и иду к прозекторскому столу.

Доподлинно известно, что серебро и соль являются надёжнейшими средствами против мертвецов. Даже мне держать серебряные монеты не очень-то приятно, даже через перчатки, а менее сильные немёртвые обалдуи вообще теряют пальцы и очень страдают. Если это убивает, то высока вероятность, что это может послужить перспективным мутагеном. Думаю, весь вопрос в концентрации…

Коллоидное серебро — это полная жопа, ужас и кошмар, потенциальная смерть, таящаяся в любой чашке чистой воды… Если живому человеку это грозит отравлением, а также изменением пигмента кожи при систематическом употреблении, то мертвец гарантированно сдохнет в кратчайшие сроки.

Я нашёл в бункере шестнадцать флаконов с назальным спреем из коллоидного серебра — так и не понял, что за дебил пытался так лечиться, (2) но это и не особо-то важно. Важно то, что смертельный яд для всякого немёртвого, даже для меня, хранится теперь в стальном сейфе в моей комнате, под охраной из двоих бойцов «Близзард».

Беру один флакон коллоидного серебра, до этого лежавший у меня в кармане, осторожно отвинчиваю пульверизатор, который следовало бы заменить пробкой, после чего набираю этого смертельно опасного дерьма в шприц.

— Ну-с, погнали-с… — размещаю я левую руку Бренна на прозекторском столе.

Для начала ввожу под кожу объём чуть больше сущей хуйни, чтоб проверить эффект. И эффект пошёл сразу, с дымком…

Выглядело это как подожжённый посередине лист бумаги, когда пламя постепенно расходится во все стороны. Кожа облупляется, мясо будто плавится, теряя в объёме и меняя агрегатное состояние в жидкость и газ. Жуткая хрень.

Процесс не желал останавливаться, всё глубже «прожигая» ткань. Он шёл, пока не достиг костей. Не круто. Совсем не круто.

— Много, значит… — произнёс я.

Переворачиваю руку и ввожу под кожу сущую хуйню. Тут эффект тоже проявился сразу, но в куда меньших масштабах и до костей не дошёл, полностью нейтрализовавшись в мясе. Значит, реакция идёт с образованием инертных соединений. А это значит, что это не антагонистичное говно, как борьба бобра с козлом, а объяснимая химическая реакция. Что-то есть такое в плоти мертвецов, чего точно нет в плоти живых и что очень активно взаимодействует с серебром…

Не обзавёлся ещё материально-технической базой для гистологических, биохимических и микробиологических исследований, но обязательно соберу полный набор в будущем.

— А если столько? — ввожу я на новый участок руки что-то сильно меньше сущей хуйни.

Опять реакция, но выражена гораздо слабее. Сейчас, постепенно, выйду к минимальной дозе, недостаточной для дезинтеграции тканей, но достаточной для мутагенного воздействия. На самом деле, дезинтеграция тканей — это херня. Самое худшее в серебре — токсическое воздействие на мозги мертвеца. Это единственная причина, по которой мои ебучие бывшие подопечные не стали травить меня презренным драгметаллом. Я и так кукухой съехал с тёрки, а если бы дело усугубилось серебром, то процесс бы заметно ускорился.

Все ведь знают, что безумие — это отсутствие сомнений. Отсутствие сомнений — это уверенность. Уверенный во всём лич — это гигантских габаритов жопа, со стремительностью метеорита приближающаяся к планете…

Если окажется, что я иду в верном направлении, то надо будет уточнить и задокументировать дозировки, разработать методику и начинать полномасштабные эксперименты.

— М-хм… — записываю в лабораторный журнал описание процессов дезинтеграции тканей испытательного образца.

Выставляю будильник, чтобы не уйти в исследовательскую фугу, после чего приступаю к работе, как в старые добрые. «Исследовательская фуга»? Так я называю новое для себя состояние, когда ты погружаешься в работу, немёртвый мозг полностью абстрагируется от всего, что не связано с занятием, даже от течения времени, смены дня и ночи, от всего. И, как я понял, это ещё одна особенность личей — способ максимальной концентрации для выполнения поставленных целей. Если всё продумать и подготовить план на десятилетия вперёд, можно так и остаться в своей уединённой башне в пустоши, пока цель не будет достигнута…

Сам не заметил, как зазвенел будильник.

Прихожу в себя в моменте, где ввожу коллоидное серебро в венечный отросток локтевой кости Бренна. На флипчарте, что висит на стене, полотно записей мелким шрифтом и с компактными иллюстрациями, на русском. Почерк мой, но чрезмерно аккуратный, что для меня не характерно.

Опускаю кость обратно на поднос, после чего вновь поднимаю и довершаю начатое. Надо закончить, а то…

Нет!

Решительно убираю шприц и кость, после чего снимаю с себя фартук и белый халат. Я и так, судя по записям, сделал очень много.

Открываю лабораторный журнал, после чего мой мозг начинает вспоминать. Все мыслимые манипуляции с печенью, почками и лёгкими, в контакте с доступными мутагенами, уже проведены, эмпирическая база собрана гигантская, а прошло всего двенадцать часов — это потрясающая продуктивность. Когда с этим было покончено, я вновь вернулся к серебру и старым конечностям Бренна, что позволило мне закрыть огромный пласт экспериментов и понять кучу вещей.