Выбери любимый жанр

Заморозки (СИ) - Щепетнев Василий Павлович - Страница 1


Изменить размер шрифта:

1

Переигровка — 7 Заморозки

Пролог

Предуведомление

Автор не устаёт напоминать: он сочинитель. Фантаст. Данное произведение тоже выдумка, как выдумка сама альтернативная история. И потому известные лица, которые встретятся читателю, не имеют ничего общего с реально существовавшими и существующими персонами, несмотря на совпадающие фамилии, имена и отчества.

Неправда это всё, в общем.

Февраль 1978 года, Сосновка

— Чижик не летит по ветру. Чижик не летит против ветра. Чижик летит туда, куда хочет, — сказала Ольга Стельбова, студентка, комсомолка, красавица, и, помимо прочего, главный редактор журнала «Поиск».

— И куда же он летит? — спросил Андрей Николаевич Стельбов, первый секретарь Чернозёмского обкома партии, кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС и отец Ольги.

— Спроси что-нибудь полегче.

Они сидели в гостиной дома Чижика. В детской Ми и Фа шалили, тетя Ни пыталась их успокоить, а в остальном — тишина и покой.

— Спрошу. Ты не считаешь, что Миша — парень странный? И что странным он стал как-то внезапно?

— Не считаю. Чижик — парень обыкновенный, это все остальные странные.

— Как так?

— Все остальные живут так, словно у них впереди вечность. Не торопятся выходить из детского возраста. Всё перекладывают на других, на родителей. Вот хоть у Лисы братья — иждивенец на иждивенце сидит и иждивенцем погоняют.

— Они все работают, братья Надежды. Кстати, почему Лиса?

— Повелось с первого курса. Да, работают. Но и ослы работают, что с того? Они пассивны. Ждут, когда мама ли, сестра или государство примут за них решение. И поднесут на блюдечке квартиру, машину, ещё что-нибудь. У них даже поговорка сложилась, чтобы оправдать нерешительность, вялость, отсутствие энергии, мужества, отваги: «где родился, там и пригодился».

— Тебе не нравится эта поговорка?

— Не нравится. В ней человек — существо страдательное. Он пригодился — кому-то. Другому. Барину ли, начальнику, папе с мамой. А Чижик из тех, кто решает сам, где ему быть, кем ему быть, и зачем ему быть. Гайдар в семнадцать лет полком командовал, а нынешние в семнадцать лет — мамины и папины мальчики на поводках. Они и в сорок всё мальчики. Ты, папа, меня с Игорьком Бухоновым всё свести пытался, помнишь? И что тот Игорёк? Ну да, его отец устроил после института в конструкторское бюро, через пару лет станет старшим инженером, а еще через пять — главным, но ни он работу не любит, ни его работа не любит. А Чижик — сам видишь.

— Я как раз насчет этого. Просто по волшебству получается: раз — и оперу написал, два — и гроссмейстер. Не странно ли?

— Таким уродился. Талантливым. Я-то его с восьмого класса знаю, а Лиса — с октябрят, если не раньше. Он поначалу вундеркиндом был. Кантату какую-то написал, чемпионом школы по шахматам был, пел прилично в самодеятельности, даже в союзных конкурсах. А потом как-то потух. То ли развод родителей подействовал, то ли еще что. И в старших классах был обыкновенным. То есть учился хорошо, играл на пианино, но без огонька.

— А потом…

— А школу кончил — как проснулся. Повзрослел за лето. Принял жизнь на себя. Тут, конечно, и то, что дедушка его умер, сказалось. Оставил Чижику дом, машину, деньги. Чижик говорит, он, дедушка, вроде ракеты-носителя — вывел на орбиту. А там уже сам, сам. Можно кружить, потихоньку теряя скорость, и потом сгореть, а можно лететь дальше — Луна, Марс…

— То есть музыка, шахматы…

— В нём с детства заложены.

— А умение стрелять в критических ситуациях? Помнишь, тогда, прошлой зимой, Чижик взял пистолет, и было видно, что не для красоты взял.

— Конечно, не для красоты. Было бы нужно — он бы стрелял. На поражение. Он такой.

— И где он этому научился?

— Где и Гайдар. И если ты думаешь, что его в колхозе подменили, что он суперагент ЦРУ…

— Нет, я так не думаю. Зачем ЦРУ студент-медик? Но что-то в Чижике есть… необычное.

— Просто Чижик — натура неразбавленная. А сейчас всё разбавляют. Сметану, пиво, колбасу… Даже мебель норовят из опилок делать… Так что знай — от Чижика я не уйду. Таких в стране мало осталось. Может, уже и нет совсем, он последний.

Глава 1

21 февраля 1978 года, вторник

Контрасты

— Четыреста!

— Сто!

Продавец улыбнулся, широко, доверительно, как лучшему другу.

Я тоже. Умею улыбаться, да.

— Хорошо, триста девяносто, только для вас!

— Сто десять!

Предметом торга были серьги. Золото как золото, восемнадцать карат, но они были в виде лисичек, симпатичных лисичек с качающимися хвостиками. Мне понравились. Куплю Надежде. А там куплю и пантеру, тоже золотую.

— Триста восемьдесят пять!

— Сто десять!

Мы пришли на Большой Базар Стамбула, Капалы-чарши. Посмотреть, прицениться. Возможно, купить что-нибудь. И я попался. Как не купить, когда такая красота?

Турецкий язык был не очень-то и нужен, здесь, на рынке, говорили и по-английски, и по-немецки, и по-итальянски. Панцакки и Раписарди торговцы декламировать вряд ли станут, а вот по линии купи-продай потолковать мастера. За спиной у лавочника — двадцать поколений торговцев. Или больше.

Наши смотрели на нас, и запоминали. Потом будут рассказывать, как Чижик турецкое золото покупал.

Золото здесь дешевое — по сравнению с тем, что в «Рубине», ювелирном магазине славного города Чернозёмска. И при этом здесь можно торговаться. Даже так: здесь нужно торговаться. Кто не торгуется — простофиля. Или беспечный богач.

У советских собственная гордость, советский человек, как граф де ла Фер, благородный Атос, покупает, не торгуясь. А чаще смотрит, вздыхает про себя и идёт дальше. Не выработалась привычка торговаться у советского человека, да и где ей вырабатываться? В магазинах цены твёрдые, а базар — он базар дефицитный. Спрос превосходит предложение. У нас на базаре за мясом давка, до полудня не купишь — после полудня покупать нечего. Потому и торг невозможен. На одни джинсы — сто потенциальных покупателей, да и продают из-под полы. Ещё и обманку норовят подсунуть. А здесь изобилие всевозможных товаров. Всего полно. Не единственный на город «Рубин», а сотни лавок, и в каждой выбор куда богаче, чем в «Рубине». Частная инициатива, что б её. Капитализм. А кое-где и средневековье, с цеховыми нравами и порядками.

— Это замечательные серьги! Ваша жена будет довольна! Триста восемьдесят!

Время тоже деньги, и я провожу комбинацию.

— Одна жена, другая жена, каждой купи, где на всех денег набрать? — это я говорю по-арабски. — Давай так, уважаемый, я беру это, и это — указываю на серьги с пантерой, — и да, за триста восемьдесят долларов. За всё.

Тут хоть и Турция, а доллары любят. И немецкие марки любят. И британские фунты. Турецкая лира валюта непрочная, турецкая лира со свистом идёт вниз, а доллар, он и есть доллар. Цена золота определяется именно долларом, золото здесь привозное, и потому от него, от доллара, и пляшут.

Мой арабский торговца поразил. Если я знаю арабский, то, вероятно, и торговаться буду не как русский, то есть не торговаться, не как европеец — торговаться умеренно, а буду как араб. Да еще многоженец. Такой и цены знает, и может взять, да и уйти к торговцу более сговорчивому.

И я купил две пары за триста восемьдесят долларов. Торговец уложил серьги в деревянный футляр, футляр поместил в кожаный мешочек — и протянул мне, владей!

Буду владеть.

— С покупкой, — только и сказал Гасанов. А остальные ничего не сказали. Триста восемьдесят долларов за золотые изделия общей массой тридцать восемь граммов. Десять долларов за грамм, на наши деньги семь рублей двадцать копеек за грамм семьсот пятидесятой пробы. В пресловутом «Рубине» выйдет, считай, вшестеро дороже. Или в десятеро? Давно не заглядывал, не знаю.

1
Перейти на страницу:
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело