На фронтах «холодной войны». Советская держава в 1945–1985 годах - Спицын Евгений Юрьевич - Страница 94

7 июля 1962 года перед отлетом на Кубу на встречу с Н. С. Хрущевым и другими членами Президиума ЦК в Кремль был приглашен весь руководящий состав ГСВК, в том числе ее командующий генерал армии И. А. Плиев, его первый зам. генерал-полковник П. Б. Данкевич и пять заместителей: начальник штаба генерал-лейтенант П. В. Акиндинов, начальник ПУ генерал-майор П. А. Петренко и командующие ПВО, ВВС и ВМФ генерал-лейтенант авиации С. Н. Гречко, генерал-полковник авиации В. И. Давидков и вице-адмирал Г. С. Абашвили. Выступая на встрече, Н. С. Хрущев в привычной для него манере заявил, что «мы в ЦК решили подкинуть Америке «ежа» и разместить на Кубе наши ракеты, чтобы Америка не могла проглотить остров Свободы. Согласие кубинской стороны имеется, а цель всей операции одна — помочь выстоять кубинской революции от агрессии США». Хотя, конечно, Никита Сергеевич явно лукавил. У этой операции была еще одна, куда более важная цель: заставить Вашингтон убрать свои ракеты из Европы, где к началу 1962 года было уже размещено 105 американских баллистических ракет среднего радиуса действия: 60 ракет проекта PGM-17 Thor Великобритании и 45 ракет проекта PGM-19 Jupiter в Италии и Турции.

Все подробности реализации плана «Анадырь» давно документально и довольно подробно описаны многими историками и участниками тех событий, поэтому нам нет особой нужды останавливаться на этом. Скажем лишь о том, что сами военные на июльской встрече с Н. С. Хрущевым высказали веские сомнения о возможности скрытно перебросить, развернуть и быстро обустроить на Кубе столь внушительный контингент советских войск. Однако это предостережение опять не было услышано высшим руководством страны.

А тем временем уже в конце августа — начале сентября американские средства воздушной разведки обнаружили на Кубе места дислокации советских ЗРК С-75 и истребителей МиГ-21, о чем директор ЦРУ Дж. Маккоун предупреждал Дж. Кеннеди еще 23 августа 1962 года. Однако тот так же, как и его советник по национальной безопасности Макджордж Банди, проигнорировал эту информацию[614]. Но вот теперь та же информация настолько сильно возбудила Вашингтон, что уже в конце сентября — начале октября 1962 года Конгресс США сначала принял резолюцию № 230, которая давала право президенту Дж. Кеннеди использовать вооруженные силы страны против кубинского режима, а затем и вовсе «рекомендовал» ему начать прямую интервенцию против Кубы под прикрытием Организации Американских государств, а также призвать на службу 150 000 резервистов, что он тут же и сделал.

Однако самое интересное состоит в другом. Как установил А. А. Фурсенко[615], распоряжение о доставке баллистических ракет с ядерными боеголовками на Кубу Н. С. Хрущев отдал Р. Я. Малиновскому только после принятия всех упомянутых решений, 7 сентября 1962 года, оставив необходимую резолюцию на его докладной записке, датированной днем ранее, 6 сентября. Поэтому совершенно правы те историки, в частности Н. Н. Платошкин и Д. З. Мутагиров[616], которые утверждают, что Карибский кризис возник гораздо раньше общепринятой даты (обнаружения советских ядерных ракет 14–16 октября 1962 года) и вовсе не по вине Ф. Кастро или Н. С. Хрущева, на чем особо настаивает беглый «лондонский профессор кислых щей» В. М. Зубок[617], а исключительно по вине американских «ястребов», окопавшихся в Конгрессе и Администрации США. Кстати, тот же А. Ф. Добрынин в своих мемуарах поименно называет этих «ястребов» из ближайшего президентского круга, которые «полностью пользовались поддержкой генералов Пентагона»: Максвелл Тэйлор, Дин Ачесон, Джон Маккоун и отчасти Макджордж Банди.

Между тем в середине сентября 1962 года во всех центральных советских газетах было опубликовано специальное заявление ТАСС, где дословно говорилось о том, что «Советскому Союзу не требуется перемещать в какую-либо страну, например, на Кубу, имеющиеся у него средства для отражения агрессии, для ответного удара. Наши ядерные средства настолько мощны по своей взрывной силе, и Советский Союз располагает настолько мощными ракетоносителями для этих зарядов, что нет нужды искать место для размещения их где-то за пределами СССР». Понятно, что это заявление ТАСС было передано и в советское посольство в Вашингтоне, однако без каких-либо комментариев или пояснений со стороны высших должностных лиц, включая Н. С. Хрущева и А. А. Громыко, что, по словам А. Ф. Добрынина, потрясло его, ибо «они умышленно использовали своего посла вплоть до начала кризиса в целях дезориентации американской администрации в отношении намерений Москвы». А буквально через пару дней, 18 сентября, тот же А. Ф. Добрынин передал Дж. Кеннеди личное пространное послание Н. С. Хрущева на 15 страницах, где речь шла о новом обострении советско-американских отношений, вызванном резолюцией Конгресса США по Кубе, призывом из запаса 150 000 резервистов и постоянными попытками силовой остановки советских судов в нейтральных водах, что может привести «к новой войне», о выводе всех иностранных войск из Западного Берлина и нежелании самой Москвы педалировать «до выборов» в Конгресс германский вопрос, а также о новом предложении по договору о запрете ядерных испытаний в трех сферах[618].

Как известно, советские ЗРК с ядерными боеголовками на ракетах Р-12 были обнаружены лишь 14 октября при полете самолета-разведчика U-2, пилотируемого майором Р. Хейзером. Но только через два дня, 16 октября, когда экспертиза всех фотоснимков подтвердила их достоверность, президент Дж. Кеннеди срочно собрал секретное совещание членов так называемого «Исполнительного комитета» СНБ, которые предложили ему ряд возможных вариантов разрешения этой ситуации. Бывший военный советник президента, только что назначенный председателем Объединенного Комитета начальников штабов (ОКНШ), генерал Максвелл Тейлор, начальник штаба ВВС генерал Кертис Лемей и министр финансов Кларенс Диллон, всегда страдавшие особой ненавистью к коммунистам, выступили с предложением немедленно начать вооруженное вторжение на Кубу. Однако эта идея была тут же отвергнута президентом Дж. Кеннеди, который резонно опасался, что «даже в том случае, если на Кубе советские войска реально не предпримут активных действий, то их ответ немедленно последует в Берлине», что неизбежно приведет к еще большей эскалации конфликта. Затем последовали и другие предложения: никак не реагировать и ничего не предпринимать, оказать активное дипломатическое давление на Москву через обращение в ООН о срочном проведении международной инспекции или провести секретные переговоры с Ф. Кастро и попытаться убедить его отказаться от советских ракет. Но в сухом остатке было принято предложение министра обороны Роберта Макнамары начать военно-морскую блокаду Кубы. Это предложение поддержали сам президент Дж. Кеннеди, его советник по национальной безопасности М. Банди и заместители госсекретаря и министра обороны Дж. Болл и Р. Джилпатрик[619].

Тем временем 18 октября находившийся на сессии Генеральной Ассамблеи ООН министр иностранных дел СССР А. А. Громыко и советский посол А. Ф. Добрынин встретились с президентом Дж. Кеннеди, а чуть позже и с госсекретарем Д. Раском, которым они высказали озабоченность Москвы столь значительным призывом резервистов и, признав военное сотрудничество с Гаваной, ни словом даже не обмолвились о наличии советского ядерного оружия на Кубе. Об этом, кстати, вопреки расхожей версии, не спрашивал и президент Дж. Кеннеди, который уверил своих собеседников, что «у его правительства нет никаких планов нападения на Кубу», однако если она «станет военной базой со значительными наступательными возможностями для Советского Союза, то наша страна сделает все необходимое для защиты своей безопасности, равно как и безопасности своих союзников». Кстати, как позднее признавался сам А. А. Громыко, встреча с Дж. Кеннеди «была, пожалуй, самой сложной из всех тех бесед», которые за почти полвека ему пришлось вести с девятью президентами США[620]. Тем не менее после этих встреч он сразу отбил шифротелеграмму, в которой уверил Москву, что «вероятность кризиса заметно снизилась», тем более что вечером того же дня сам президент Дж. Кеннеди покинул Вашингтон и направился с рабочей поездкой в Кливленд и Чикаго.