На фронтах «холодной войны». Советская держава в 1945–1985 годах - Спицын Евгений Юрьевич - Страница 84

Как известно, после XX съезда в мировом коммунистическом движении возникли довольно большие разногласия, преодолению которых должно было послужить Совещание представителей рабочих и коммунистических партий, прошедшее в Москве 16–19 ноября 1957 года. Подготовка к этому Совещанию, которое было сознательно приурочено к празднованию 40-летнего юбилея Великой Октябрьской социалистической революции, шла довольно трудно и напряженно, о чем более чем зримо говорили многие события, в том числе Московское совещание лидеров стран «восточного блока», прошедшее в июне 1956 года, поездка председателя Госсовета КНР Чжоу Эньлая по странам Восточной Европы в январе 1957 года, личная встреча маршала И. Броз Тито и Н. С. Хрущева в Румынии в начале августа 1957 года и, наконец, вояж двух заведующих Международными отделами ЦК по связям с компартиями социалистических и буржуазных стран Ю. В. Андропова и Б. Н. Пономарева в Белград в середине октября 1957 года[541].

Основным камнем преткновения, о который и споткнулся Н. С. Хрущев, стала его неуклюжая попытка соединить несоединимое — «ревизионизм» маршала И. Броз Тито и «сталинизм с китайской спецификой» председателя Мао Цзэдуна, которые были к тому же добротно приправлены диаметрально противоположным отношением к теоретическому наследию самого И. В. Сталина и практике строительства модели «сталинского социализма» в СССР и державах «восточного блока». Неслучайно два ближайших соратника маршала И. Броз Тито Александр Ранкович и Эдвард Кардель, представлявшие СКЮ на этом представительном форуме, сразу наотрез отказались принимать участие в так называемом «Малом» совещании лидеров всех соцстран, которое состоялось 14–16 ноября[542], накануне Большого совещания, прошедшего 16–19 ноября 1957 года[543], и подписывать его итоговую Декларацию.

Само же это Совещание, которое тот же А. С. Стыкалин пытается представить как некую попытку реинкарнации Коминформа или даже Коминтерна, в реальности положило начало новой форме совместной работы всех просоветских политических структур. Для участия в нем прибыли лидеры и делегации 64 коммунистических и рабочих партий со всех уголков мира, в том числе признанные вожди крупнейших европейских компартий Италии, Франции и Испании Пальмиро Тольятти, Морис Торез и Долорес Ибаррури. Однако даже среди этих титанов самой яркой фигурой был, безусловно, председатель Компартии Китая Мао Цзэдун, для которого это был уже второй, но, как оказалось, и последний визит в советскую столицу. На удивление все выступления, как и довольно острая дискуссия, разгоревшаяся в Кремле, никак не освещались в советской партийной печати. Только после окончания работы Совещания в центральных партийных органах были опубликованы два документа, ставшие плодом совместной работы сотрудников аппаратов Ю. В. Андропова и Б. Н. Пономарева: «Декларация совещания представителей коммунистических и рабочих партий социалистических стран» и «Манифест мира». В первом итоговом документе всецело одобрялись все решения XX съезда КПСС, говорилось об общих закономерностях процесса вызревания пролетарской революции как непременного условия крушения капитализма, хотя тут же подтверждался обновленный тезис о многообразии форм движения к социализму; громогласно говорилось о творческом развитии идей «марксизма-ленинизма», и одновременно громились «оппортунизм», «ревизионизм» и «догматизм» как крайне опасные и недопустимые явления во всем рабочем и коммунистическом движении. Во втором же документе участники этого Совещания, прямо указав на очевидный рост крайне агрессивной политики ведущих империалистических держав во главе с США, призвали все миролюбивые страны и народы к бдительности и «к самым активным и консолидированным действиям против поджигателей войны».

Вместе с тем было доподлинно известно, что на этом Совещании председатель Мао, поддержанный лидерами ряда иных компартий, прежде всего КНДР, Албании и Индонезии Ким Ир Сеном, Энвером Ходжей и Дипой Айдитом, довольно открыто критиковал хрущевский «ревизионизм» и призывал лидеров всех компартий мира не бояться «третьей мировой войны», которая навсегда покончит с империализмом в планетарном масштабе. Однако Н. С. Хрущеву все же удалось протащить в итоговые документы все советские тезисы, а китайцы, желая сохранить миф о единстве всего социалистического лагеря и мирового коммунистического и рабочего движения, согласились подписать заключительную Декларацию, со многими пунктами которой они были не согласны в принципе, особенно что касалось критики «сталинского культа». При этом в последние годы стало известно, что еще весной 1956 года, по горячим следам XX съезда, председатель Мао стал произносить пока «закрытые», исключительно для китайских партработников речи, резко критиковавшие новый курс советского руководства. Более того, тогда же премьер Госсовета КНР Чжоу Эньлай в беседе с Б. Н. Пономаревым, посетившим Пекин по линии ЦК, заявил ему, что «так со Сталиным было нельзя», тем более без «консультаций с председателем Мао», ибо теперь придется всем показывать, что он «корректирует свою идеологию вслед за Москвой», а это означает, что «равноправия двух партий нет»[544].

Тем временем уже в начале 1958 года в Китае начался пресловутый «большой скачок», который в устах большинства доморощенных и иноземных либералов якобы копировал довоенный сталинский курс, что, конечно, было не так. Тем не менее советское политическое руководство, прежде всего сам Н. С. Хрущев и А. И. Микоян, крайне скептически и с немалым опасением отнеслось к этому новому политико-экономическому курсу пекинского руководства, резонно опасаясь, что он неизбежно приведет страну к экономической нестабильности, массовым репрессиям и осложнению общей ситуации в Дальневосточном регионе. Тем более что именно тогда, весной 1958 года, крайне обострились отношения КНР с гоминьдановским Тайванем, что реально угрожало появлением очередного и крайне опасного очага международной напряженности. Хотя формально, сугубо на словах, не желая идти на открытый конфликт с Пекином, в конце января 1959 года в своем докладе на XXI съезде КПСС Н. С. Хрущев публично поддержал китайское руководство. Во-первых, он заявил, что новая политика «большого скачка», ставившая своей целью в течение «ближайших 15 лет превзойти Англию по объему промышленного производства», будет решена «в значительно более короткие сроки». И, во-вторых, упомянув о «многих своеобразных формах строительства китайского социализма», он особо подчеркнул, что «у нас нет и не может быть никаких разногласий» с КПК, так как «классовый подход и классовое понимание у обеих партий едины» и все китайские руководители «твердо стоят на классовых, марксистско-ленинских позициях»[545].

Между тем в условиях нового Ближневосточного кризиса, вспыхнувшего летом 1958 года, Н. С. Хрущев в сопровождении министра обороны маршала Советского Союза Р. Я. Малиновского, и. о. министра иностранных дел В. В. Кузнецова, секретаря ЦК В. Н. Пономарева, а также своего нового помощника по международным делам О. А. Трояновского совершил незапланированный рабочий визит в Пекин, где провел ряд закрытых встреч с высшим руководством КНР. В этих переговорах, прошедших 31 июля — 3 августа 1958 года, приняли участие сам председатель ЦК КПК Мао Цзэдун, премьер Госсовета КНР Чжоу Эньлай, министр обороны КНР маршал Пэн Дэхуай, министр иностранных дел КНР Чень И и секретарь ЦК по международным делам Ван Цзясян[546]. На тот момент Н. С. Хрущева крайне беспокоило нарастание его разногласий с Мао Цзэдуном, в том числе по международной повестке, поэтому он решил использовать эту поездку для того, чтобы одним махом преодолеть их. Однако председатель Мао большую часть времени посвятил долгим рассуждениям о возможностях и перспективах открытого военного столкновения с империалистами и говорил о том, что не следует бояться такого столкновения, поскольку Москва и Пекин могут выставить куда больше полнокровных дивизий, чем Вашингтон и его союзники по НАТО. Более того, Мао Цзэдун в целом крайне скептически оценивал способность Вашингтона вести глобальную атомную войну, презрительно называя США «бумажным тигром».