На фронтах «холодной войны». Советская держава в 1945–1985 годах - Спицын Евгений Юрьевич - Страница 34

Правда, как считают ряд историков (Р. Джеффри[214]), уже в октябре и декабре 1945 года, во время личных встреч с американским послом А. Гарриманом в Сочи, а затем с Дж. Бирнсом и Э. Бевиным в Москве, И. В. Сталин смягчил прежний резко негативный настрой, и Московское совещание глав дипломатических ведомств уже «прошло очень конструктивно и стало прорывом» в дискуссиях Москвы и западных держав по вопросам послевоенного устройства. Возможно, сам И. В. Сталин все еще рассматривал это совещание как последнюю возможность вернуться к временам «большой тройки» эпохи войны и был готов идти на компромисс по целому ряду болезненных вопросов, например болгарскому или румынскому. Но дальнейшие события развеяли эти радужные мечты «кремлевского старца».　

На Второй сессии СМИД, которая проходила в Париже в апреле-мае, а затем в июне-июле 1946 года глава советской делегации предложил создать общегерманское правительство, которое взяло бы на себя ответственность за заключение мирного договора и выполнение всех обязательств по нему. При этом в качестве самой оптимальной переходной меры В. М. Молотов предложил создать в кратчайший срок центральную немецкую администрацию, способную организовать и провести все выборные процедуры. Но против этой идеи категорически выступили Франция и Англия. Более того, французский министр иностранных дел Ж. Бидо при молчаливом согласии Вашингтона опять потребовал передать французской стороне Рейнскую область, Саарский район и Рурский бассейн, а остальную часть Германии расчленить на несколько небольших земель-государств. Естественно, что советская сторона выступила резко против этих планов французского министра и столь же резко этот план был отвергнут Э. Бевином, считавшим, что огромные ресурсы Рура и Рейнской зоны должны стать основой экономического возрождения всей Западной Европы, а не только одной Франции[215].　

Между тем на той же сессии СМИД советской стороной была вполне сознательно провалена согласованная «Сделка Бирнса», которая предусматривала заключение нового соглашения о разоружении и демилитаризации Германии, о чем Дж. Ф. Бирнс сговорился с самим И. В. Сталиным во время пребывания в Москве в декабре 1945 года. Причиной этого стало то обстоятельство, что в проект данного соглашения, привезенного в Париж американской стороной, был намерено внесен неоговоренный ранее пункт об инспекции всех промышленных объектов, в том числе в советской оккупационной зоне, а именно в Саксонии и Тюрингии, где на комбинате «Висмут» производился обогащенный уран. В результате жарких «подковерных схваток» и дипломатических «маневров» Вторая сессия СМИД завершилась не только громким провалом, но и совместным заявлением глав британской и американской делегаций об их желании объединить две зоны оккупации и создать на территории Западной Германии «Бизонию». Естественно, этот вызывающий демарш Вашингтона и Лондона стал прямым нарушением Потсдамских соглашений, о чем тут же заявили не только Москва, но и главком французских оккупационных войск генерал Мари-Пьер Кёниг. Но реальных рычагов противодействовать «союзникам» И. В. Сталин так и не нашел, а новый глава французского правительства Ж. Бидо, освободившись от опеки «непримиримого Ш. де Голля, уже ушедшего в отставку, дал задний ход и пошел на сделку с американцами[216].　

Кстати, как справедливо отметил Ю. В. Галактионов, довольно примечателен тот факт, что в промежутке между этой и следующей сессиями СМИД прозвучал ряд знаковых речей, которые окончательно определили всю политику западных держав в отношении Германии. Во-первых, это уже упомянутая фултонская речь У. Черчилля, в которой он откровенно заявил, что «западные демократии» не для того боролись с одним видом тоталитаризма (немецким), чтобы дать свободу действий другому (советскому), а также два его новых выступления, состоявшихся в ноябре 1946 года, где отставной премьер предложил французам «заключить мир с немцами» и, вспомнив давний лозунг, вновь призвал к созданию «Соединенных Штатов Европы» и включению в их состав Германии. Во-вторых, это речь госсекретаря Дж. Ф. Бирнса, произнесенная им в сентябре 1946 года в Штутгарте перед офицерами американских оккупационных войск и министрами ряда западногерманских земель, которая стала поворотным пунктом всей американской политики в отношении Германии. Именно здесь, охарактеризовав политику Москвы как «экспансионистскую», а границы Польши как «временные», он особо подчеркнул, что американские войска останутся на территории Германии до тех пор, пока ее не покинет «последний солдат» других оккупационных армий, прежде всего советской. А раз так, то отныне суть военного присутствия на территории Германии должна быть решительно изменена: на смену сугубо «контрольной» должна прийти «защитная» власть, а «мягкая» репарационная политика должна удержать немцев от любых рецидивов национал-социализма и реваншизма. Наконец, в-третьих, в октябре 1946 года Э. Бевин, выступая в Палате общин, заявил, что «британское правительство находится в почти полном согласии с тем, что сказал американский министр иностранных дел Бирнс в Штутгарте»[217].　

На Третьей сессии СМИД, которая проходила в Нью-Йорке в ноябре-декабре 1946 года, главным вопросом стало обсуждение текстов мирных договоров с Италией, Венгрией, Болгарией, Румынией и Финляндией. Однако не последнее место в ее работе в очередной раз занял и германский вопрос, по которому схлестнулись две непримиримые позиции — советская и американская. В. М. Молотов в своей речи «О судьбе Германии и мирного соглашения с ней», которую ряд историков называют «шедевром советского дипломатического искусства», проявив «отеческую заботу» о Германии, выступил за сохранение ее территориальной целостности и суверенитета. А его визави госсекретарь Дж. Ф. Бирнс предложил созвать в середине ноября 1946 года очередную Конференцию «союзных держав» и подписать на ней мирный договор с Германией, но без формирования центрального германского правительства и вывода оккупационных войск с ее территории. Понятно, что оба эти предложения не устроили Москву и Вашингтон и были сразу похоронены. Вместе с тем именно на этой сессии СМИД, во-первых, были наконец-то согласованы все тексты мирных договоров со всеми сателлитами Германии и, во-вторых, в начале декабря 1946 года подписано англо-американское соглашение о создании «Бизонии», которое де-факто вступило в силу 1 января 1947 года, что стало крайней точкой реального расчленения Германии, то есть отделения западных оккупационных зон от советской зоны.　

Тем временем в феврале 1947 года на Парижской мирной конференции страны-победительницы подписали мирные договоры со всеми сателлитами Германии, что позволило Италии, Венгрии, Румынии, Болгарии и Финляндии вернуть себе права суверенных государств и стать полноправными членами ООН. Однако нерешенный германский вопрос так и остался источником особой напряженности в отношениях ведущих мировых держав, делегации которых уже через месяц съехались на новую сессию СМИД.　

На Четвертой сессии СМИД, состоявшейся в Москве в марте-апреле 1947 года, советская делегация призвала западных партнеров отказаться от любых сепаратных действий в отношении Германии, аннулировать соглашение о создании «Бизонии», установить общий контроль над всей Рурской областью, учредить общегерманские административные институты, разработать временную Конституцию и, опираясь на нее, провести во всех оккупационных зонах свободные демократические выборы, по результатам которых сформировать Временный общегерманский кабинет. Однако в ответ на эти предложения англо-американские «партнеры» вновь подняли вопрос о восточногерманской границе и поддержали передачу французам вожделенного ими Саара. Вместе с тем на той же сессии СМИД чисто формально было узаконено февральское решение Союзного Контрольного Совета «О ликвидации Прусского государства», бывшего главным «источником германского милитаризма и агрессии», принято решение о создании в рамках СМИД Информационно-консультативного совета для обсуждения всех аспектов будущего соглашения с Германией и вроде как наметилась обоюдная возможность компромисса относительно Рура, Тюрингии и Саксонии. Казалось бы, возникла база для конструктивного диалога по германской проблеме, но неожиданно в конце марта 1947 года британский министр иностранных дел Эрнест Бевин выдвинул ультимативное требование принять «Дополнительные принципы в отношении Германии», что было, конечно, неприемлемо для Москвы, ибо они отменяли все репарации в виде поставок готовой продукции, прежде всего обогащенного урана с комбината «Висмут».