На фронтах «холодной войны». Советская держава в 1945–1985 годах - Спицын Евгений Юрьевич - Страница 1

Моя новая книга, которую вы держите в своих руках, стала своеобразным итогом многолетней работы с массивом архивных источников, мемуарной и исторической литературы. В процессе этой работы возникла идея написать несколько научных работ по истории Советской державы, отражающих самый значительный период ее развития в 1945–1985 годах. Именно в это 40-летие Советский Союз стал общепризнанной сверхдержавой, в значительной мере определявшей весь ход мировой истории и движение всего человечества к подлинному прогрессу. Задуманный цикл, начатый пять лет назад, продолжает и данная книга, главными героями которой станут как хорошо известные, так и совсем неизвестные люди, на плечи которых легло принятие всех мало-мальски значимых и важных решений по всем ключевым вопросам внешней политики эпохи «холодной войны». Безусловно, решение этих вопросов почти всегда возникало в жарких спорах и неизбежно порождало острую борьбу и групповщину на Олимпе высшей власти главных игроков мировой политики, что придавало особую «пикантность» изучению этой темы. Надеюсь, что моя новая книга будет интересна и полезна не только всем любителям истории, но прежде всего уважаемым коллегам — студентам гуманитарных институтов и факультетов, учителям истории и преподавателям вузов, особенно будущим дипломатам и их наставникам. Кроме того, именно сегодня, как нам представляется, такой обобщающий труд по истории внешней политики нашей страны более чем актуален и, надеемся, станет хорошим подспорьем в познании самых интересных и интригующих страниц нашего прошлого.

Как хорошо известно, еще до окончания Второй мировой войны стала создаваться принципиально новая система международных отношений, получившая название Ялтинско-Потсдамской системы. По справедливому мнению многих современных авторов (М. М. Наринский, В. О. Печатнов, Н. Е. Быстрова, А. Д. Богатуров, В. В. Аверков[1]), эта система обладала целым рядом специфических особенностей, которые не были присущи прежней Версальско-Вашингтонской системе, по сути рухнувшей еще до начала новой мировой войны в результате Мюнхенского сговора 30 сентября 1938 года.

Во-первых, эта система не имела прочной договорно-правовой базы, поскольку многие лежавшие в ее основе договоренности либо носили сугубо устный, никак не закрепленный в официальных межправительственных документах характер, либо были закреплены в декларативной форме, либо зачастую просто блокировались одной из двух противоборствующих сторон.

Именно эти обстоятельства ставили сохранение новой системы международных отношений в прямую зависимость от способности ведущих мировых держав, прежде всего СССР и США, обеспечить фактическое исполнение этих договоренностей не правовыми, а сугубо военно-политическими методами и средствами экономического и иного давления.

Во-вторых, эта система, в отличие от многополярной Версальско-Вашингтонской системы, была биполярной, поскольку после окончания войны возник резкий отрыв СССР и США от всех остальных держав мира по совокупной мощности своих военно-силовых, политических и экономических возможностей и по огромному потенциалу культурно-идеологического влияния на весь остальной мир. Если для многополярной структуры международных отношений была типична примерная сопоставимость совокупных потенциалов нескольких главных субъектов тогдашних международных отношений, то после окончания Второй мировой войны реально сопоставимыми можно было считать лишь потенциалы СССР и США.

В-третьих, новый послевоенный порядок был изначально конфронтационным. Теоретически новая биполярная структура могла быть кооперационной, то есть основанной на сотрудничестве двух сверхдержав. Однако фактически с середины 1940‑х годов международные отношения приобрели характер острого конфликтного взаимодействия, насквозь пронизанного подготовкой ведущих мировых держав — СССР и США — к отражению любого гипотетического нападения противника и обеспечению своей выживаемости в ожидаемом ядерном конфликте, что не могло не породить невиданной по своим масштабам гонки вооружений и самой «холодной войны».

В-четвертых, послевоенная биполярность мира приобрела форму политико-идеологического противостояния между всем буржуазным лагерем во главе с США и социалистическим лагерем, руководимым СССР. Хотя в основе международных противоречий частенько лежали не только идейные, но и сугубо геополитические устремления двух великих держав, внешне советско-американское соперничество выглядело, прежде всего, как противостояние принципиально разных классовых идеалов и духовных ценностей «мира капитала» и «мира социализма».

Естественно, эта острая идеологическая полемика и ярко выраженная полярность двух «миров» привносила в международные отношения дополнительную непримиримость и вела к взаимной демонизации образа врага, в том числе в доктринальных документах и средствах массовой информации обеих сторон.

В-пятых, новый мировой порядок складывался уже в эпоху ядерно-ракетного оружия, которое, внося дополнительную остроту и конфликтность буквально во все мировые процессы, одновременно способствовало появлению реального механизма предупреждения новой мировой, причем уже ядерной войны — так называемой модели «конфронтационной стабильности», основные параметры которой начали создаваться только в начале 1960‑х годов, после знаменитого Карибского кризиса.

В-шестых, новая Ялтинско-Потсдамская система отличалась довольно высокой степенью управляемости большинства даже самых острых и, казалось бы, зачастую неразрешимых международных процессов, поскольку весь биполярный порядок строился на согласовании интересов всего двух великих держав, что, безусловно, упрощало все международные переговоры. При этом США и СССР действовали не только в качестве отдельных, пусть даже самых мощных государств мира, но и в роли лидеров двух военно-политических блоков — НАТО и Варшавского договора.

При этом надо особо подчеркнуть, что благодаря взаимному идеологическому отчуждению конкуренция между двумя сильнейшими державами мира во многом носила характер нарочитой враждебности и непримиримости. Поэтому уже в апреле 1947 года в американском политическом лексиконе с подачи американского банкира, биржевого спекулянта и политика Бернарда Баруха появилось выражение «холодная война», ставшее затем чрезвычайно популярным и знаковым термином благодаря статьям американского публициста Уолтера Липпмана.

Обычно сам термин «холодная война» употребляется в двух значениях. В широком смысле как фактический синоним понятия «конфронтация» применяется для характеристики всего периода международных отношений с момента окончания Второй мировой войны до распада СССР. В узком и более точном смысле это понятие подразумевает частный вид конфронтации в виде противостояния на грани настоящей «горячей войны». И именно такая конфронтация была характерна для всех международных отношений в период с так называемого Первого Берлинского кризиса до Карибского кризиса, то есть в 1948–1962 годах.

Послевоенный миропорядок, созданный в ходе трех знаменитых встреч лидеров «Большой тройки» — Иосифа Виссарионовича Сталина, Уинстона Черчилля и Франклина Делано Рузвельта (а после его смерти Гарри Трумэна) — в Тегеране, Ялте и Потсдаме в 1943–1945 годах, по замыслам американского руководства должен был быть в обязательном порядке дополнен ключевыми инструментами экономической стабилизации всей международной системы. Поэтому с подачи президента США Ф. Д. Рузвельта еще в июле 1944 года, то есть в самый разгар боевых действий на фронтах Второй мировой войны, в живописном местечке Бреттон-Вудс штата Нью-Гэмпшир была достигнута принципиальная договоренность о создании ряда новых мировых финансовых и экономических структур, в частности Международного валютного фонда (МВФ), Международного банка реконструкции и развития (МБРР) и Генерального соглашения по тарифам и торговле (ГАТТ).