Мистик Томас Свит - Козлов Евгений Александрович - Страница 60

– Намерены и в будущем надевать маску неуверенности.

– Значит, настаиваете на своем. Но раз так. То да. Как человек вы мне интересны, как…

На этом Геральд оживился, будто только что вынырнул из темных вод. Былая дрожь улеглась, в стороне, на суше он почувствовал себя весьма гармонично. Самообман или действительно тот трусливый зверек присмирел, было не так важно, хотя продолжить предложение он так и не решился, недомолвки незримо парили вокруг.

– Как вижу, вы неженаты, значит, и детей, а друзья у вас есть?

– Были, и сейчас есть, но двояко, иногда видимся, встречи подобны старикам, много говорят, но ни о чем, все больше вспоминаем унесенное прошлое. Дружба уже не та, что прежде. Я не хочу показаться одним из тех, кто во всем винит женщин, просто время пришло, они обзавелись семьями, встречаются семьями, думаю, вы меня поймете. И вина лежит только на мне, потому что, будучи одиноким, мне тяжело врываться в те супружеские миры, у них столько забот, романтические свидания. Я никак не вписываюсь в эту новую главу романа, когда появляются персонажи, заменяющие прежних, боясь следующей главы, там меня уже не будет, за ненадобностью. Нисколько, не печально, правда жизни и только.

– Мои подруги вышли замуж, но я по-прежнему вижусь с ними, и довольно часто. Ничего не изменилось.

– Оно и понятно, ведь мужчина должен содержать семью, работать день и ночь, тратя свободное драгоценное время на отношения с супругой. Женщина же более свободна, не в плане труда, а в знаниях, да-да именно, вы черпаете информацию о детях и хозяйстве, так же науки, без скромностей, поэтому так охотно общаетесь. Мои же советы, увы, никому не нужны. – граф пристально посмотрел в глаза Элизабет, пытаясь прочитать ее мысли. – Пожалуйста, воспринимайте мои слова слегка не всерьез, в жизни, тем более в людях я мало что смыслю, лишь жизненные ситуации, которые пропускаю сквозь себя и выдвигаю впоследствии невзрачные выводы.

– А разве возможно видеть сквозь призму другого.

– Вполне, если тот человек словно отражается в зеркале.

– Что вы видите во мне? – испытывающее спросила Элизабет.

– Проверяете меня, сначала желали услышать, почему я вас выделяю, теперь что вижу в вас, что далее? То, что я чувствую к вам, Элизабет? – сказал Геральд.

– Да.

– Да? И это всё? Где же ваши знаменитые догматы всего, внезапные темы.

– Всё зависит от ответа, вашего, конечно, граф.

– Леди Элизабет. … Послушайте, нет. Лучше закройте уши. Элизабет … я, …я люблю вас. Ужаснейше банально, но разве можно выразиться иначе. Знаю, вы слышали подобное сотни раз, уверен признания тех джентльменов были более искренними, романтичными, на их фоне я не достоин и слова “нет”.

Если бы сейчас прогремел гром, засверкала молния, ударила бы, не задумываясь в стоящее по соседству дерево, но те двое не шелохнулись бы.

– Люблю вас. – повторил он, будто ставя точку.

За мыслями следом слетали слова, или наоборот, мысли его отличались проницательностью, приступы неуверенности стали чем-то второстепенным проявлением души, отчего появилась некая горячность. Безусловно, один из тех порывов направил его речь в нужное русло, он сказал, то, что должен был поведать, так как наша жизнь есть один день, и если не сегодня, то когда? Сегодня признаться, всё или ничего. Сказав раз, люблю, сочетаешь себя узами, расторгнуть которые не по силам никому. Он думал как же это глупо, опрометчивый поступок, однако другого и не ожидал, Элизабет, разве она заслужила такие выпады в свой адрес, она сочтет его самонадеянным, эксцентричным, совсем еще ребенком, или примет за клоуна без чувства юмора, он начал раскаиваться в нарушении ее спокойствия, но худшее позади. В жизни есть моменты, когда смерти будто нет, замирает сердце, время замедляется и тогда и впрямь возможно всё.

– Теперь вы знаете, и я обрек вас на знание, эгоистично, да, но мне честно, безразлично время, мнения, я прислушиваюсь к своему сердцу, и оно неистово вопит. Разве можно держать взаперти райскую птицу, нет, отныне вы знаете. Поймете ли, не разумею. Только не молчите.

Что творилось в душе Элизабет, немыслимо. Таким таинственным образом бал потерял всякое значение, был ранее живым спектаклем, теперь же, прямо декорация, которую скоро вывезут обратно в театральное хранилище. Вечер продолжился в двух лицах; оно и к лучшему.

Элизабет распознав всё наперед, одурманенная превосходством над графом, и подумать, не могла, что с виду обычная сцена выльется в нечто подобное. Игры окончены. С содроганием нравственности она не верила своим ушам, деликатность растворилась в воздухе словно Джин, исполнив напоследок последнее желание, ее ошибка была в том что, рассудив в малом, она не разобралась в большем. Она потрясена, взволнована, но так же непоколебима, разве такое может быть? В Элизабет сочетаются покорность и неистовство, зависит от предмета того или иного отношения. Можно снизойти до степени осуждения, поэтому отсрочивать неизбежное ей не стоит, особенно в этот невероятный момент. Одно ясно, леди Прэй стояла перед выбором, три трактата сулящие разные перемены в ее жизни, во всем, они же – да, нет, ничего. Всё сложно и одновременно просто, и кои мы видим она не из тех дам, готовых принимать скоропостижные решения. К счастью Геральд терпелив, обладает умением ждать при веских обстоятельствах. Ей захотелось закрыть лицо руками, скрыться, удержать эмоции, закрыть дверь на ключ, углубиться в сентиментальный роман, проникнуть в другой мир и долгожданно в нем раствориться, забыв о настоящем. Но, всё же обладая сильным характером, она не заискивала волю слабости. Собравшись с мыслями, сделав выдох, произнесла небольшую тираду.

– Не примите мое молчание за безразличие. Я вас люблю, также как и вы меня. Должно быть. Но я не знаю, любовь ли это, или самообман, лгу я или говорю искренне, не знаю, как и не могу знать, что будет с нами дальше. Дайте мне немного времени подумать, граф, я всё осмыслю, проверю разлукой связь между нами. Мы в том возрасте, в котором нужно подумать прежде чем ошибиться. – сказала Элизабет еле сдерживая чувства.

– Я не уверен в теории относительности, не уверен во всех доктринах, я готов оспорить любой довод, и выдвину любой протест цинизму, материализму, не уверен во всем, что отвергает истину. Но в любви к вам, я не сомневаюсь и никогда не отрекусь от веры, веры в любовь. – говорил Геральд. – Вы плачете? Простите.

– За что?

– За всё.

Наступила ночь, тени сгущались, луна пробивалась сквозь облака, как всякая надежда.

– Позвольте откланяться. – еле слышно произнесла леди Прэй.

– Вас проводить?

Элизабет лишь жестом показала, что нет, затем медленно удалилась. Джентльмен смотрел ей вслед, пока мрак не поглотил ее фигуру. Казалось, она ушла навсегда, казалось, он снова потерял ее, надежды не соединись с ожиданиями, будто ранам нет начала и конца, чувство пустоты и наполненности; противоречивость. Она желает подумать, что ж, он последовал ее примеру, поспешил в замок, дабы скрыться, не покидать более пределы себя.

Дневник Геральда. 5 августа, на следующий день после бала.

Обращаясь к дневнику, к невзрачной книжице с плохо скрепленными страницами, ревностно выскажу недовольство в адрес своего посредственного отношения к подобного рода записям. Есть в жизни фрагменты, истории, которые не скажешь практически никому, лишь самому близкому человеку, таковых вблизи нет, а значит, с пером в руке поведаю свои мысли бессловесным строкам.

Я в замешательстве, который раз заново просматриваю одну и ту же сцену, и я в помешательстве. Не была бы наброшена пелена забытого трагизма, если бы мы, будучи другими людьми, по определенной закономерности стали торжествовать, но для нас, малейшее потрясение походит на извержение вулкана, пепел которого поглотит всё в округе. Мы, или скорее я, излишне чувствителен, хотя раньше так не сказал бы ни один студент, видевший меня в компании девиц легкого поведения, так сказать слегка раскрепощенных, в том то и дело, тогда я не чувствовал ничего, ничего возвышенного. Это был мой самый яркий, дерзкий порыв, в другой жизни прошло бы сей действо более спокойно, и на полученный отказ отреагировал бы спокойнее, рассудительнее. Сейчас же я поваренный ведьмовской котел, в котором перемешано столько ингредиентов, что в итоге получится нечто превратное, бесполезное. Я пытаюсь разглядеть просвет, вижу, и снова удаляюсь.