Мистик Томас Свит - Козлов Евгений Александрович - Страница 30

Натаэль дал честное слово, что в скором времени обеспечит леди отремонтированными часами. Потому он ворочал свою душу с одного неудобного бока на другой, но никак не мог раскрыть секрет тех семи зубцов. Полистал книги, безуспешно. Хотел даже пойти к другим мастерам ради соискания совета, что было бы вполне опрометчивым поступком. Это стало бы признанием своей негодности. Посрамиться в несостоятельности пред дамой также не хотелось. Впервые руки его не слушались, и “инструменты хирурга” постоянно норовили отсечь нечто лишнее, выскальзывали, со звоном падали на пол, увеличительное стекло чуть было не разбилось, тогда юноша в полной мере осознал, как же он ничтожен. Однако он не слишком рьяно отдавался самоуничижению, на то просто не было времени, за продолжительным малоплодотворным мыслительным процессом часы становились минутами. Каждый скрип двери заставлял его содрогнуться, помня нрав Генриетты и свою благосклонность к ее натуре, Натаэль испытывал страх, замечая, как быстро движутся стрелки, причем в полсотни часах.

Погрузившись в задушевное лоно изысканий вечности, где-то среди околоземных орбит, Натаэль не услышал цоканье набоек каблуков, отчего вскоре чуть ли не подпрыгнул сидя на стуле, расслышав женский мелодично дерзко лиричный голос. Пришла Генриетта, осведомиться о ходе работы и просто развеется, моцион любит перемену мест прогулок, потому она решила навестить юного часовщика. Сразу начала безудержно о чем-то лепетать, ей это казалось важным, и посему ей нужно было поскорее кому-нибудь выплеснуть все свои мысли. Из нее получился бы отличный автор пьес с долгими, но захватывающими диалогами, если бы она обладала добродетелью молчаливой скромностью, так как все ее замыслы не удерживались до бумаги, а высвобождались в более просторный воздух, чем рамки и контуры листа. Почтенная публика узнавала куда быстрее ее глубинные мысли. Она много говорила, пока Натаэль приходил в чувства, у него произошел типичный для всякого влюбленного “вынос сердца”.

– Представьте, сижу я, значит, в кругу знатных господ, ведется нетривиальная, далеко неприватная беседа, и тут в самый разгар очередной сплетни, один джентльмен с шутливым юморком замечает то, что я совсем не прикоснулась к бекону, и саркастически спросил не из “этих” ли я? Какой выскочка, только подумайте! На что я уверено, заявила, да вы правы, я не вкушаю мясо и всего животного, я считаю такой подход к выбору питания нормальным, целесообразным. Сразу как подобает, в обществе начали косо смотреть на меня, будто раньше не замечали, а сейчас, посмотрите на них, прямо прозрели. Так вот, далее последовал лаконичный ожидаемый вопрос – почему. Потому что я не желаю лишать жизни животных, да я не убиваю их, но я как бы становлюсь сообщником палача, если вкушаю их мясо. И вообще меня раздражает типичный для города расизм среди зверей, вот собак вы любите, гладите, покупаете одежки ручной работы разных фасонов для них, а хрюшки беспощадно выращиваются, дабы быть убитыми, хотя все они одинаковы, Бог создал для человека помощников, разве правильно убивать их. И вообще питаться растительной пищей куда лучше и она не прельщает, и мужчина вполне может прожить без мяса, его сила от этого не зависит. – горячо ответила я, джентльмен заткнулся и даже кусок вывалился из его широко открытого рта. Я продолжала – вы не ослышались, я считаю это неприемлемым действом для человека. Охота также несет лишь вред. Хлеб вам надоел, вам нужны зрелища, оставьте бедных животных в покое! – совсем вскипела я. Все замерли. Теперь уже все разомкнули уста, на что я напоследок поклонилась и неспешно удалилась. Стоит ли сидеть в подобном обществе манекенов, которые привыкли поколениями передавать одни и те же привычки и пороки, зачерствели и не имеют никакой терпимости к иной точки зрения на жизнь и отдельные ее аспекты. Бедные дети, вот смотрю на них и понимаю, родители не оставляют им выбора, кормят их мясом, они привыкают. Мальчиков стригут коротко и навязывают им спортивные увлечения, готовя тех к злосчастной армии, девочкам покупают резиновых малышей и колясочки. Как же родители эгоистичны и стереотипны, а если их дети решат идти другим путем, не будут делать то, что привыкли ставить на пьедестал. Мальчик захочет быть противником всякого насилия и физического культа, будет художником и музыкантом, отрастит длинные волосы до пояса и одной нотой, одним мазком будет излечивать человеческие души. Девочка отвергнет так навязанное повсюду деторождение и станет величайшим писателем сказок, и направит многих деток по пути истинному, иногда просто безудержно хочется прокричать на весь белый свет – жизнь это не череда последовательных предопределенных событий, будьте другими, стремитесь к чему-то великому и недосягаемому! Бедные, бедные детки, всё детство их строится на аморфных представлениях на жизнь, словно математическая схема, которая зачастую некогда успешно заложенная переносится на взрослую жизнь. А вы как думаете? Вижу, что ваша жизнь не обыденна, сейчас ваши сверстники стереотипно ухаживают за девушками, разбивают их розовые сердечки, а вы сидите в комнате с часами и разговариваете с госпожой скукой. Хотя со мной не соскучишься, по крайней мере, так говорят. Кажется, я сказала – “разговариваете”, но я ошиблась, ведь вы не проронили ни слова.

– Я как-то не думал об этом. – еле вымолвил Натаэль не отпуская из рук увеличительное стекло.

– Знаете, а вы очень похожи на сыщика, с лупой, всеми этими отмычками и точным временем, так, Чарльз Одри, в какое время произошло ограбление?

– Вы приходили вчера, значит в то недолгое время.

– Очень остроумно. Но неправильно. Я просто приходила осведомиться об отсутствии подозрений по случайности не павших на мою скромную персону, ведь я могла сотворить преступление, гораздо раньше, заведомо переодевшись и изменив внешность до неузнаваемости, понизив тембр голоса и замедлив резкость движений. То было бы слишком романтично. Сейчас я пришла по поводу своих часов. Вижу, что вы занимаетесь именно ими. Отлично, однако, они разобраны, что означает необходимость в дальнейшем ожидании. Кстати, можно ознакомиться с настенными часами?

– Вы, кажется, в прошлый раз отказались от знакомства.

– Какая хорошая у вас память. Вы еще слишком юны и не знаете о женском непостоянстве, о частой перемене настроения. Сегодня хочу одно, завтра желаю другое. Запомните, это не инфантильность, а просто кокетство.

Юноша промолчал, ответ на представленное леди утверждение казался невозможным, она, вновь заметив его смущенность, решила на этом окончить визит, решила более не тревожить юношу, покинула мастерскую также как пришла. Вернувшись к работе, Натаэль увлекся ею, но безрезультатно, новые думы тревожили его ум, те о которых он лишь вскользь где-то читал.

На следующий день Генриетта вновь пожаловала в приподнятом отменном настроении, воодушевленная чем-то, она влетела в комнату часовщика, словно свежий ветерок после непродолжительного внезапного дождя. Натаэль смотрел на нее опечалено и виновато, взволновано билось сердце в его груди, растрепанный и голодный, он почти не отрывался со стула и не убирал рук со стола, трудился ежечасно, однако, к сожалению, часики по-прежнему были мертвы. Леди не особо разочаровалась, для нее это был просто предмет. Ведь дороже всего добрые человеческие отношения между людьми, так зачем ругаться и топать ногами из-за вещей нестоящих того. Потому следует всегда прощать долги всякому человеку в момент отдачи. Деньги лишь бумага и цветной метал, дерево и стекло, всё это пустое по сравнению с улыбкой благодарного бескорыстного человека. Но вот для юноши, конечно, было зазорно не выполнять данное обещание, он дорожил теми часиками, всё женское утончено и негрубо, потому излучает некую ауру теплоты, хрупкости, нежности, вещи, созданные для женщин прекрасны, можно долго разглядывать их, нисколько не свыкаясь с трепетным отношением. Генриетта по-прежнему искрила и обольщала резкими цирковыми жестами.

– Представьте себе, пришла я вновь в то же незатейливое общество, словно в музей всеми известной мадам, так, ради эксперимента, проверить восприятие вчерашнего и какова будет реакция сегодня. И что же вы думаете? Они за ночь все хорошенько переварили, пропустили сквозь себя чужеродный поток информации, не согласились, привычка, знаете ли, вещь упрямая и непримиримая, однако нападки на меня не последовали. Они смотрели на меня как на безумного философа, которого готовы слушать, но не понимать. Передо мной поставили целую миску салата, фрукты, специально и предусмотрительно, что впрочем, им обошлось куда дешевле, чем те окорока и креветки. И мне стало вновь скучно, а когда тоскливо я просто-напросто показываю всем, какая я есть без прикрас, без грима вежливости и сдержанности. Выходка подобного рода обычно заканчивается скандалом, либо моральной катастрофой, но что поделать, если многие так укоренились, привыкли к привычному. Напротив, сидел всё тот же прищуренный джентльмен в пошлом галстуке в большой горошек, словно от платья моей бабушки отрезали лоскут и прицепили к его рубашке, даже не знаю, почему я выбрала его жертвой своих порывов. Но не в том суть. Этот самый человек, я слыхала, жениться на девушке, невинной и молоденькой, самому ему уже за сорок, самый расцвет глубокой старости, не женат, имеет дочь взрослую и устроенную. И я с места заявила ему кратко и арифметически точно – Во-первых, вижу в ваших отношениях порочные мотивы, она молода, красива, девственное тело, приятно, не правда ли, услаждает взгляд, вы отрабатываете на ней учительские и порою отцовские способности. Разве я не права, поправьте меня, если это не так. И самое главное, писание говорит, что не должно жениться на разведенной, так и выходить замуж за разведенного, то есть грех. Скажете, конечно, у вас любовь, любите, никто не мешает, но не женитесь, дружите, но не прикасайтесь, все просто, а вместо того я слышу как вы даже страшно сказать, целуетесь. – заявила я укорительно серьезно. Вам какое дело до моих отношений и личной жизни. – запротестовал он. На что я лишь улыбнулась, высказаться в защиту своих взглядов он не смог, он лишь пользуется наивностью девушки, пользуется на старость лет, и всё никак не может успокоиться, ничего здравомыслящего я от него не услышала.