Удача в подарок, неприятности в комплекте (СИ) - Мусникова Наталья Алексеевна - Страница 16

Впрочем, излишняя наивность и оптимистичность была наказана тут же. Дверь в гостиную распахнулась, мало не слетев с петель, возмущённая до крайности Софья Витольдовна угрожающе приподнялась в кресле, готовая пустить кровь дерзостному нарушителю спокойствия, но влетевшая, словно камень из пращи, растрёпанная горничная бухнулась перед барыней на колени, обхватила голову руками и завыла так, что все известные плакальщицы дружно замолчали, с нескрываемой завистью глядя на конкурентку. У Алексея от девкиного воя голова разболелась, он с чуть заметной гримасой потёр переносицу, жалея, что проклятый этикет не позволяет по-простому заткнуть уши пальцами.

- Хватить орать! – рявкнула госпожа Абрамова так, что стёкла в окне испуганно задребезжали. – Сказывай толком, что приключилось?!

Горничная икнула, размазала по лицу слёзы, звучно бухнула лбом в пол и проскулила, то и дело срываясь на вой, добро, что приглушённый:

- Горе, матушка благодетельница, пришла беда незваная, нежданная, со сторон тёмных неведомых, господом богом и всеми архангелами проклинаемых…

- Ты мне тут песнь не заводи, толком говори, - осекла Софья Витольдовна вошедшую во вкус девицу, - чай, не на сцене и не в людской перед холопами рисуешься. Я тебя, дуру, куда отправляла? И где, спрашивается, Пётр Игнатьевич?!

- Ой, ба-а-арыня-я-я, - словно дождавшись отмашки невидимого суфлёра, взвыла горничная, вцепляясь в волосы и с силой раскачиваясь, - ой, бяда-то какая-я-я!!!

Лизонька побледнела, хотела было вскочить, да от волнения ноги подкосились, голос и тот подвёл, хотела крикнуть, а получилось лишь прошелестеть чуть слышно:

- Что с Петенькой? Жив ли?!

- Чего ему, малахольному, делается, - пробурчала госпожа Абрамова себе под нос, - крышкой гроба и то не уколотить, прости меня, господи, дуру грешную. А ты толком сказывай, что с молодым барином?

Глафира звучно шмыгнула носом, краем передника протёрла лицо и, переплетая растрепавшуюся косу, выдохнула:

- Дядюшка Петра Игнатьевича, Прохор Захарович, свою жёнку прирезал.

Софья Витольдовна с размаху села в кресло, больно ударившись бедром о подлокотник оного и даже не заметив:

- Ты чего мелешь, дура?!

Горничная размашисто перекрестилась, опять бухнувшись лбом об пол:

- Истинную правду, матушка, вот Вам крест. Самолично всё видела и слышала, а чего сама не видала, то Парашка ихняя обсказала.

- И чего тебе их горничная наплела?

- Сказала: барыня с утреца к завтраку не вышли…

- Так Дарья Васильевна никогда к завтраку не выходит, - фыркнула, постепенно успокаиваясь, госпожа Абрамова, - она же за полночь с полюбовниками своими по балам, театрам да прочим паркам-ярмаркам гуляет. Вот же семейство, прости господи, мужу впору скоро потолки разбирать, чтобы рогами развестистыми ни за что не цепляться. Уж сколько раз ему, ироду, говорено, а всё зря. Правду говорят: дурака учить – только портить, а этот дурень и учиться не желает.

- Тётушка, - Лиза отважно бросилась на защиту чести родственников жениха, но от неё лишь небрежно отмахнулись:

- Погоди, Лизавета, не до тебя пока. Ты, Глафира, не молчи, дальше рассказывай.

Горничная облизала пересохшие запылённые губы, таинственно округлила глаза и перешла на трагический шёпот:

- Так вот, барыня к завтраку не вышла, а барин страсть как хотел с ней о чём-то перемолвиться, а потому…

- О чём именно хотел поговорить Прохор Захарович со своей супругой? – спросил Алексей и чуть по губам себя с досады не хлопнул. Нет, правду говорят: следователь – это не профессия, а судьба. Чуть речь о преступлении зашла, как тут же все служебные привычки воскресли, словно только этого часа и ждали!

Девка повернулась к барину, опять размашисто перекрестилась:

- Не знаю, барин, про то мне не ведомо. И Парашка не знает, барин ей лишь приказал, чтобы она к барыне поднялась да к нему в кабинет её позвала.

«Значит, разговор планировался серьёзный и для ушей слуг не предназначенный», - машинально отметил Алексей.

Глафира опять замолчала, тяжело дыша и облизывая губы.

- Дальше давай, чего замолкла?! – прикрикнула Софья Витольдовна, прихлопнув рукой по подлокотнику, - до ночи нам тебя слушать прикажешь?!

- Парашка к барыне-то поднялась, в дверь стукнула, а дверь-то и приоткрылась…

«Дёрни за верёвочку, дверь и откроется», - вспомнились Алексею строки из тихо ненавидимой в детстве сказки «Красная шапочка», в которой он долго и упорно играл волка, хотя всегда мечтал быть охотником.

Чутьё следователя обнаружило одну маленькую, нуждающуюся в прояснении деталь, а потому Корсаров опять перебил горничную, спросив:

- А что, обычно Дарья Васильевна дверь в свои покои запирала?

Девка просияла, довольная тем, что смогла заинтересовать рассказом столичного гостя, а в некоторых вопросах оказалась даже осведомлённее его, всплеснула руками:

- А как же, барин, знамо дело, завсегда дверь на замок запирала, на два оборота, как спать отправлялась...

- Потому что полюбовник к ней через окно ходит, - ввернула госпожа Абрамова. – Об этом у нас в Семиозерске все осведомлены.

- Тётушка, - Лиза вскочила, разрумянившись от гнева и став удивительно красивой, - постыдились бы при Алексее Михайловиче напраслину на соседей возводить!

- Мала ещё, мне указывать, что да как делать надобно! – рыкнула на племянницу Софья Витольдовна и тут же, не переводя духа, ринулась на притихшую горничную. – Ну, чего опять замолкла, дура?! Заканчивай уже побасенку свою, а то, чует моё сердце, смерть придёт раньше, чем ты всё обскажешь!

Глафира поспешно бухнула лбом об пол, перекрестилась и зачастила, словно жить ей осталось минуты три, не более:

- Так вот, Парашка к барыне стукнулась, а дверь-то и приоткрылась. Параня туды сунулась, ну, в спальню-то, а там темнотишша, страх! Канделябра, что завсегда на столике стоит, погашена, шторы плотно задёрнуты, а барыня-то темноты сызмальства боялась, так-то. Лектричество енто новомодное терпеть не могла, а вот канделябру завсегда на столике держала. И как только глазки ясные открывала, первым делом свечи зажигала и сама, своими руками белыми шторы распахивала.

- Значит, когда горничная вошла в комнату, свечи не горели, и шторы были плотно задёрнуты, - повторил Алексей, проницательно глядя на горничную.

Девка под столь пристальным взглядом нервно задёргалась, чувствуя себя без вины виноватой, истово закивала, опять размашисто крестясь:

- Истинный бог, барин, так оно всё и было! Ни единого словечка я не присочинила.

- Что это Вы, сударь мой, всё время переспрашиваете да уточняете? – недовольно спросила госпожа Абрамова. – Али со слухом проблемно?

- Прошу прощения, сударыня, - Алексей чуть виновато улыбнулся, - привычка у меня такая, служебная. Я следователем служил… - Корсаров поперхнулся, вспомнив найденные в саквояже документы, удивительным образом подходящие под складывающиеся обстоятельства, и незлым тихим словом помянув ушлую цыганку, всучившую ему билет в прошлое. – В Санкт-Петербурге.

Софья Витольдовна побуравила мужчину взглядом, после чего властно хлопнула рукой по подлокотнику:

- Коли так, сударь мой, может, не сочтёте за труд разобраться, кто Дарью Васильевну сгубил?

- Так ведь Глафира сказала… - начала было Лизонька, коей было чрезвычайно неприятно впутывать незнакомого человека, да ещё и столичного следователя, в дела сугубо семейные. Петенька-то, чай, такому вмешательству тоже не обрадуется!

- Глафира пока ничего путного не сказала, до самой сказки так и не дошла, всё присказками тешится, - фыркнула госпожа Абрамова и прицыкнула на горничную. – Значит так, милая, не расскажешь толком, что случилось, на конюшне запорю. Ну?

Девка сглотнула, глубоко вздохнула, от беды подальше передвинувшись поближе к Лизоньке, и коротко ответила:

- Когда Парашка в комнату-то вошла да шторы отдёрнула, барыню зарезанную на полу и узрела. А, да, она ещё на крови поскользнулась, во!