В тени меча. Возникновение ислама и борьба за Арабскую империю - Холланд Том - Страница 5

В результате воцарения Мухаммеда в Ятрибе город в конечном счете лишился своего имени, оно исчезло с карты. Ятриб стал «городом пророка» – Madinat-an-Nabi – Мединой. Мухаммед прожил там до конца своих дней, построив общество, которое с тех пор служило образцом, моделью для мусульман. Суровым и ясным был упрек, который пророк обрушил на тех, кто продолжал жить, руководствуясь убийственной этикой пустынь. Любить богатство, «любя его страстно»¹⁸, красть у сирот и расточать их наследство, избавляться от нежеланных дочерей, закапывая их живьем в пески, – все это, как предупреждал Мухаммед, каралось вечным огнем. «Тем, которые несправедливо обижают людей и злодействуют на земле, им будет лютая мука»¹⁹. Перед грозной бесконечностью Бога, восседающего на месте судьи, даже самый высокомерный и буйный вождь клана – жалкая пылинка. Враждующие племена Ятриба, которых захлестнул поток откровений Мухаммеда, все чаще находили свои старые чувства вражды и преданности ничтожными по сравнению с величием его посланий. Но пророк, даже укрощая их склонность к более традиционным удовольствиям шовинизма, не думал лишать их чувства общности. Наоборот. Хотя Мухаммед, безусловно, принес мир в этот оазис, чего, собственно, от него и ждали, это стало для него пределом. Он предложил народу Ятриба нечто большее, намного большее – радикально новую идентичность, выкованную из беспорядочно двигающихся атомов раздробленного племенного порядка. Они действительно стали единым народом, членом вселенской мусульманской общины – уммы.

Пусть Мухаммед был «печатью пророков», но он отнюдь не считал ниже своего достоинства заниматься делами образования земного государства. Бог продолжал разговаривать с ним. И уверенность пророка в себе не уменьшалась. Преграды на его пути сметались. Когда огромный разрыв между бедными и богатыми, который оскорблял Мухаммеда до глубины души, так и не уменьшился, он без лишних размышлений объявил вне закона ростовщичество и установил справедливую систему налогообложения. Когда евреи Ятриба, встревоженные трансформацией своего родного города в «город пророка», задумали выступить против Мухаммеда, они были изгнаны, порабощены или убиты. Когда курейшиты узнали, что Мухаммед намеревается напасть на один из их караванов, и выслали эскорт в пустыню, его встретил пророк с небольшим отрядом сторонников у оазиса Бадр и обратил в бегство. «За ними летели ангелы в белых тюрбанах»²⁰, светясь в небе над полем боя; они размахивали своими грозными мечами, и головы курейшитов летели с плеч.

Но самым явным и неоспоримым признаком благосклонности Бога была трансформация самого Мухаммеда. Всего лишь за десятилетие он превратился из беженца в фактического хозяина Аравии. Согласно Ибн Хишаму, он лично возглавил двадцать семь кампаний, и если иногда терпел поражение, и ангелы предпочитали не сражаться за него, как делали это при Бадре, а служить ему резервом, то его конечный триумф может считаться еще более невероятным. К 632 г., который традиционно считается годом смерти пророка, язычество в Аравии было практически уничтожено. Самым приятным моментом стало покорение Мекки, имевшее место двумя годами ранее. Въехав в свой родной город, Мухаммед первым делом приказал выбросить из Каабы всех богов. Развели большой костер, и поверженные идолы погибли в его пламени. Дьявол, собрав своих сторонников вокруг, горестно воскликнул: «Оставьте все надежды, что после этого дня сторонники Мухаммеда когда-нибудь вернутся к ширку»²¹. По крайней мере, он вполне мог это прокричать. Почтенное святилище, признанный оплот язычества, наконец пал перед исламом. Но посвящение Мекки единому истинному Богу не было инновацией. Мухаммед – так он сказал своим последователям – восстановил первоначальную чистоту святилища. «Бог создал святую Мекку в день, когда сотворил небо и землю… И она будет святой из святых до Судного дня»²².

Это заверение, даже в суровые дни после смерти Мухаммеда двумя годами позже, давало утешение и успокоение верующим. Оно предполагало, что Бог не покинул их. Несмотря на потерю пророка, Аравия оставалась изменившейся. И речь идет не только о Мекке. То же самое можно сказать об умме. В течение следующих лет, десятилетий и веков мусульманский народ сделает все, чтобы превратить весь мир в покоренный «Куб», очищенный и освященный. К тому времени, как Ибн Хишам начал писать биографию пророка, уже не одни только арабы, вознося молитвы, обращали лица к Мекке. Странные народы, о которых пророк, скорее всего, даже не слышал – вестготы и берберы, согдианцы и парфяне, – шагали по горячим пескам Аравии – паломники направлялись к Каабе. Хотя Ибн Хишам не касался этого явления в своей сире, не было недостатка в других ученых, желавших поведать о невероятных завоеваниях в годы после смерти пророка, причем не в одной только Аравии. Такому интересу вряд ли стоит удивляться. В дни язычества ничто не доставляло арабам большего удовольствия, чем хвастовство, все равно чем – славным подвигом, актом бандитизма или унижением соперника. Теперь они похвалялись служением делу Господа. От Бадра до самых дальних уголков мира летопись ислама стала историей невероятного военного триумфа. Захватывались города намного крупнее Мекки, покорялись народы намного сильнее курейшитов. Масштаб этих побед, одержанных вопреки существованию великих империй и почтенных религий, был для любого человека достаточным доказательством истинности претензий пророка. «Это знак того, что Бог любит нас, – воскликнул один восторженный араб, – и доволен нашей верой, поэтому он даровал нам господство над другими народами и религиями»²³.

И все же тревога никуда не делась. Даже среди богатства и великолепия великой империи, огромной – больше всего, о чем мог мечтать Мухаммед, мусульманский народ не мог избавиться от мысли о собственном упадке. Следующее после Ибн Хишама поколение завершило его сиру, и ученый, которому предстояло быть раздавленным свалившимися на него книгами, поразительный эрудит по имени ал-Джахиз, мог видеть весь триумфальный ход исламской истории как начало конца. Был только один период, который по праву можно назвать золотым веком. Те, кто слышали проповеди пророка, скакали по пустыне рядом с ним, будучи его спутниками, – их называли сахабами, – только они могли утверждать, что были приверженцами истинного монотеизма в полном смысле этого слова. Отсюда, конечно, и их потрясающие успехи. Поколение, только что похоронившее пророка, устремилось на покорение мира, и оно достигло своей цели – чего же еще желать? Людей, которые вели в бой войска, назвали халифами, или преемниками пророка, все они были близкими друзьями Мухаммеда. Первый халиф – седой ветеран по имени Абу Бекр – был его спутником во время бегства в Медину и отцом его любимой жены; второй, Омар, был его шурином. Третий халиф, Осман, был женат на одной из дочерей пророка; четвертый – Али ибн Аби Талиб (Али ибн Абу Талиб) – был кузеном пророка и принял ислам в нежном возрасте девяти лет. В некоторых источниках его называют братом пророка. Эти четыре человека правили в общей сложности тридцать лет, но к тому времени, как ал-Джахиз взялся за перо, они уже были на пути к вечности, и большинство мусульман чтили их как праведных халифов. Конечно, период их правления не сравнивали с правлением Мухаммеда в Медине, но все же он тоже считался золотым веком. «В это время, – писал ал-Джахиз, – не было оскорбительных действий и скандальных инноваций, равно как и непокорности, зависти, злобы и вражды»²⁴. Ислам оставался чисто исламским.

Но после каждого лета всегда приходит зима, а после золотого века наступает век железный. В 661 г. эра праведного халифата завершилась, и ее конец был трагическим и кровавым. Халиф Али был убит. Спустя два десятилетия его сын был сражен в бою. Губы, целовавшие пророка, были насмешливо проткнуты тростью завоевателя. К этому времени династия деспотов из числа курейшитов – Омейяды – уже крепко вонзила свои острые когти в этот халифат и создала свой собственный, к ужасу богобоязненных мусульман. Новые халифы пили вино, держали при себе ручных мартышек, называли себя не преемниками пророка, а заместителями Бога. Их чудовищное поведение не могло не вызвать гнева небес, и в 750 г. Омейяды были свергнуты и бежали, постоянно подвергаясь преследованиям. Но последствия их почти векового правления исправить было непросто. И неважно, что пришедшая им на смену династия Аббасидов претендовала на происхождение от дяди пророка, – золотой век праведных халифов так и не вернулся. Наступившая эпоха больше напоминала мрачное время до прихода пророка. Процветали соперничавшие секты, равно как и соперничавшие халифы. За стенами дворцов, где преемники пророка одевались в шелка и вкушали пищу с золотых тарелок, бедные страдали от угнетения могущественных и жестоких богачей. Встал жестокий вопрос: как вышло так, что все ухудшилось? И еще один, еще более жестокий: как все исправить?