Игра Хаоса. Спуск к вершине. Книга девятая часть вторая (СИ) - Свадковский Алексей Рудольфович - Страница 30

На душе стало легко, словно я только что вырвал из нее занозу, настолько давно сидевшую в сердце, что я даже привык ее не замечать.

Внезапно мальчонка, так и сидевший на корточках возле двери, встрепенулся, забеспокоился и, дернув меня за рукав, шепнул: «Идем». Он быстро подбежал к кровати, видневшейся в углу, ужиком нырнул под нее, утащив и меня за собой. Затем стащил покрывало, перекрывая свет, и тихо замер, боясь издать хоть звук в своем укрытии. Потому что если себя выдать, то тебя заметит Он.

Но это не поможет, они знают, где искать. Сложно играть в прятки, если из доступных для тебя мест есть лишь твоя комната и кровать. Через секунду покрывало сдернут, в меня будут тыкать ветками и бросать игрушками, затем разобьют об стену мой паровоз, потом все равно вытянут за ноги, как бы я ни брыкался. А потом будут бить больно и унизительно… Тогда, в семь лет, мне в первый раз указали мое место.

Меня буквально пронзили ощущения сжавшегося рядом ребенка. На миг я снова стал тем маленьким пацаненком, который на одной из редких прогулок, отстав от родителей, впервые увидел детей совсем рядом с собой и попросился к ним играть. Но меня выкинули вон, избив за то, что я посмел приблизиться к юным господам.

Отец потом, залечив синяки и ссадины, провел со мной серьезный разговор, как со взрослым. Я знал, что не такой, как все. Мне же разъяснили, почему, и какая жизнь меня ждет. Чтобы другие дети не заклевали меня и потом, вырастя, не преследовали по привычке, отец решил отправить сына в заповедник учиться на егеря. Расставаться с родителями не хотелось совершенно, но побои и беспомощность настолько глубоко запали в душу, что все время до отъезда я ждал визита незваных гостей…

Но я уже не он, не тот испуганный зверек, боящийся дать отпор. Теперь я сам кого хочешь напугаю.

— Посиди здесь, — шепнул я малышу. — Я скоро вернусь.

Осторожно отодвинув покрывало, вылез из-под кровати. Там стоял Славий, мой двоюродный брат, в окружении нескольких существ с искаженными в злобной гримасе лицами — друзья, которых он позвал с собой поиграть в прятки. Вот ему было можно гулять, где хочешь, и играть с другими детьми. Они толпой набросились на меня, стараясь повалить на пол. Демонесса в розовом платье вцепилась в волосы, другой уродец попытался выцарапать мне глаза, еще кто-то укусил за ухо. Сам Славий стоял в стороне, наслаждаясь моментом, — он точно также поступил и в прошлый раз.

Боль, она давно для меня стала привычным и верным другом. Раз болит — значит еще живой, значит еще можно бороться. Я встал, выпрямившись во весь рост, возвысившись над детьми, словно великан над мелкими тварями, и смахнул их с себя рукой, как надоедливых блох. Затем, чуть согнувшись, подхватил с пола мелкого ублюдка и, держа за воротник, поднес к своему лицу, чтобы видеть его глаза.

— Я тебя больше не боюсь, — тихо прошептал я. — Ты мертв, причем давно убит по моей воле. И сейчас я жалею лишь об одном — что не сделал этого лично. Ты сам по себе ничто, маленький глупый избалованный ребенок, которому дали возможность безнаказанно издеваться над другими. Ты просто не думал никогда, что дети вырастают и однажды могут дать отпор. А теперь исчезни, тень, тебе нет больше места в моем разуме.

По мере моих слов тело Славия уменьшалось на глазах, дергалось, кричало, завывая, а затем просто рассыпалось у меня в руках, растворившись без следа. Еще пара пинков, расшвырять мелких тварей в детских костюмах, и те рассыпались, исчезнув вслед за своим вожаком. Я оглянулся назад, увидев счастливые глаза маленького себя.

— Спасибо, — прошептал он, и, вынырнув из-под кровати, снова потащил меня за собой к двери.

— Займи свое место, — равнодушный пустой голос, не раз снившийся мне в кошмарах.

Я привычно сопротивляюсь, и мое тело — тело семнадцатилетнего подростка — сгибается от внезапной боли, ошейник сжимается, судорога парализует, и я падаю на пол. Ко мне неспешно подходят фигуры в белых халатах, хватают за руки, за ноги и тащат к длинному столу. Щелкают фиксаторы зажимов. А следом по телу снова, как вчера, позавчера и бесконечные дни до этого, бегут синие искры разрядов, сотрясая тело. Я кричу от боли, и мне суют в рот резиновый кляп, чтобы я своими воплями не мешал работать специалистам в белом, замершим возле приборов.

Небольшой перерыв, прежде чем все должно повториться, и я вижу деда, входящего в комнату. Он возвышается над всеми, люди в белом угодливо склоняются перед ним. Я не могу говорить, но с надеждой смотрю на него, а тот, бросив лишь короткий брезгливый взгляд, отворачивается и спокойно разговаривает с главным в этом месте:

— Каковы результаты?

— Уровень болевого порога повышен на двадцать два процента, но необходимо взять небольшую паузу. Если не дать частично восстановиться и повысить интенсивность тренировок, высок риск серьезных психологических расстройств, что может помешать при проведении ритуала.

— Это несущественно, — небрежно бросает дед. — Мелкая тварь все равно не пойдет на ритуал добровольно, а значит, придется создавать насильственную привязку, для нее наличие разума необязательно.

— И все же я бы рекомендовал сделать перерыв, — решился настаивать ответственный за мою «подготовку». — При постоянном воздействии нервные клетки атрофируются, что ухудшает максимально достижимый результат. Но если делать достаточные паузы между сеансами, показатели будут лучше. Я думаю, со временем мы сможем дойти до тридцати процентов, а возможно, и выше.

Старый ублюдок задумался над его словами и даже удостоил меня пристального взгляда. Затем уточнил:

— Сколько вам еще нужно времени?

— Два месяца, не меньше, — тут же ответил главный палач.

— Месяц, — коротко бросил старый гад и развернулся к выходу. — Повысьте интенсивность, если надо. Но через месяц он должен быть готов, тогда наступит наилучшее время для проведения ритуала.

— Постараемся сделать все возможное, — склонилась в поклоне тварь в белом халате, провожая хозяина. И пытки продолжились снова.

Отец погиб во время запуска опытной установки, когда мне было пятнадцать лет. На следующий же день меня забрали из леса только для того, чтобы задвинуть в самый дальний угол среди низших слуг, и забыли. Лучше бы навсегда. Но наследнику наследника, драгоценному Славию, понадобилась защита, и тут вспомнили об «ублюдке», мальчишке одной с ним крови, которого совершенно не жалко. Из него вполне можно сделать Зеркало — существо, связанное неразрывной нитью с Образом и перенимающее на себя все негативные воздействия, будь то заклятья, проклятья, яд или обычные раны. Зеркало покрывается шрамами и стигматами, сохраняя жизнь и здоровье Образа, а тот может продолжать «развлекаться» в свое удовольствие.

Донора хватит тем дольше, чем выше у него болевой порог, вот меня и обучали «ремеслу». Надели рабский ошейник, приказали самостоятельно приходить на «занятия», следить за собой… — и запретили все остальное. Бесконечно серые дни в пустой каморке, в которой ты можешь, сделав свои дела, только тупо сидеть на койке. Единственная прогулка — на пытки и обратно. И перспектива лишиться разума в погоне за долями процента… Я тогда предлагал поклясться всеми богами, что добровольно соглашусь на ритуал Зеркала, если мне дадут до него хотя бы возможность передвигаться по дому и сохранят разум. Свое обещание я не собирался выполнять. Держать слово перед тварями, которых я ненавидел всем своим существом⁈ Да пусть лучше демоны сожрут мою душу!

Я качнул головой. От воспоминаний и разбередившихся ран было очень тяжело, моя душа буквально клокотала от гнева. Я помнил все очень хорошо, словно это было вчера. Как бредя с очередного «занятия» я увидел перед собой портал, позвавший меня к себе. В начале я не поверил своим глазам, подумал, что это очередной розыгрыш или проверка. Слова обещаний лились нектаром в уши: власть, сила, богатство — все это казалось бредом или сном, но я был согласен даже на ад, лишь бы поломать этим тварям планы насчет меня, хоть как-то подгадить или отомстить. Шаг вперед, в манящий проход Врат, и звон ошейника, свалившегося с шеи, стали для меня символом свободы и перемен.