Антология Фантастической Литературы - Коллектив авторов - Страница 95

Я, со своей стороны, верю в возможность невероятного. Поэтому Я верю, что все так и было.

Надутыми красотами невозмутимых метафизических систем меня не проведешь. Мне нужен факт, факт, который вгоняет в бессилие и ужас любую Тайну, любую Загадку Бытия: к примеру, надругательство высшего Сознания над Безгрешным Ростком, читай, сверхприродных сил — над Человеком. Такой факт — доказывать его нужды нет, достаточно просто осознать — способен, я верю, опрокинуть все окружающее в Небытие.

У Мира есть начало — стало быть, причинно обусловлен и его Конец; не будем терять надежды. Но чудесное возвращение любви, причиной которого — автор, способно, пожалуй, бросить вызов той, первой, причинности, а после победы Небытия, может быть, ее и одолеть. На самом деле, жизнь сознания — не единый поток, а, уж скорее, чередование смертей и воскресений.

Я видел, как к ним вернулась любовь. Но с той поры не могу ни видеть, ни слышать своего героя без непреодолимого отвращения. И его чудовищная исповедь тут ничего не изменит.

С наступлением сумерек два незнакомых друг с другом человека встречаются в темных коридорах картинной галереи. С легкой дрожью один из них говорит:

— Место какое-то страшноватое. Вы верите в привидения?

— Я нет, — отвечает другой. — А вы?

— А я верю, — говорит первый и исчезает.

В другом предании, записанном вблизи Ольденбурга в герцогстве Гол штейн, говорится о некоей даме, которая очень любила есть и пить и имела все, чего душа пожелает. И захотела она жить вечно. Первые сто лет все шло хорошо, но потом она стала съеживаться и сморщиваться; дошло до того, что она уже не могла ни стоять, ни ходить, ни есть, ни пить. Но и умереть она не могла. Вначале ее кормили как маленькую девочку, но потом она стала такой крохотной, что ее засунули в бутылку и повесили в церкви. Там она висит и посейчас, в Церкви Святой Марии в Любеке. Величиной она с крысу, и один раз в году шевелится.

Мартина Томпсона «Красавчика» вряд ли можно было назвать джентльменом. Он был антрепренером сомнительных боксерских поединков и партий в покер (дружеских), где уж никаких сомнений не могло возникнуть. Излишком воображения не страдал, но обладал живостью ума и изворотливостью. Его цилиндр, гетры и золотая подкова на галстуке могли бы быть более аляповатыми, однако он старался казаться джентльменом.

Судьба не всегда благоволила к нему, но он не сдавался. Объяснение тут было немудреное: «На каждого умершего дурака рождается десяток других».

Однако перед тем вечером, когда ему встретился старик, бедняга Красавчик провел полдня, совещаясь в отеле на предмет финансовых дел. Мнения, бесцеремонно высказанные двумя его сообщниками, нисколько его не смутили, но огорчительно было то, что ему отказали в доверии.

Он свернул на Уиткомб и направился к Чаринг-Кросс. Гнев лишь усугубил природное уродство его лица, и немногие встречные, поглядывавшие на него, слегка поеживались.

В восемь вечера улица Уиткомб не слишком многолюдна, и когда старик с ним заговорил, поблизости не было никого. Старик сидел на корточках в каком-то подъезде вблизи Пэлл-Мэлл, и Красавчик не сразу его разглядел.

— Эй, Красавчик! — окликнул его старик.

Красавчик обернулся.

Он увидел в темноте смутные очертания человеческой фигуры, чьей единственной примечательной чертой была непомерно длинная белая борода.

— Привет! — неуверенно ответил он. (Он напряг память, но мог поклясться, что борода эта ему незнакома.)

— Холодно... — сказал старик.

— Чего вам надо? — сухо спросил Томпсон. — Кто вы?

— Просто старик, Красавчик.

— Если это все, что вы мне хотели сказать...

— Почти все. Не желаете ли купить газету? Уверяю вас, она не такая, как все.

— Не понимаю. Что значит — не такая, как все?

— Это завтрашний вечерний номер «Эхо», — спокойно сказал старик.

— Вы, наверно, сбрендили, приятель, в этом все дело. Послушайте, времена теперь нелегкие, но вот вам монетка, и пусть она принесет вам удачу! — Был Томпсон плутом или не был, ему была присуща щедрость людей, неуверенных в завтрашнем дне.

— Удачу! — ласково хохотнул старик, отчего Красавчика передернуло.

— Послушайте, — сказал он, чувствуя что-то неправдоподобное и странное в этой смутно темневшей фигуре. — Что это за игра?

— Самая древняя в мире игра, Красавчик.

— Оставьте в покое мое прозвище, прошу вас.

— Вы стыдитесь своего прозвища?

— Вовсе нет, — с твердостью ответил Красавчик. — Говорите прямо, чего вам надо. Я уже и так потерял с вами много времени.

— Тогда ступайте себе дальше, Красавчик.

— Но чего вам надо? — с невольным беспокойством повторил Красавчик.

— Ничего. Вы не хотите взять эту газету? Во всем мире нет второй такой. И не будет, целые сутки не будет.

— Конечно. Раз она выйдет только завтра, — досадливо сказал Красавчик.

— В ней список завтрашних победителей, — кротко сказал старик.

— Вы лжете.

— Посмотрите сами. Вот он.

Из темноты выплыла газета, и пальцы Красавчика с опаской взяли ее. В подъезде раздался громкий хохот, и Красавчик очутился один.

Он почувствовал сильное сердцебиение, однако подошел к витрине, в свете которой мог рассмотреть газету.

«Четверг, 29 июля, 1926 г.», — прочитал он.

Красавчик минутку подумал. Сегодня среда, в этом он был уверен. Он вынул из кармана записную книжку, заглянул в нее. Да, сегодня среда, 28 июля, последний день бегов в Кемптоне. Это бесспорно.

Он опять взглянул на дату в газете: 29 июля, 1926 г. Инстинктивно он потянулся к последней странице, посвященной бегам.

Там он увидел имена победителей на ипподроме в Гэтуике. Он провел ладонью по лбу, лоб был мокрый от пота.

— Тут какая-то ловушка, — произнес он вслух и снова стал изучать дату выпуска газеты. Она повторялась на каждой странице, вполне отчетливо и точно. Затем он стал приглядываться к цифрам года, но шестерка также была совершенно нормальная.

В замешательстве он посмотрел на первую страницу. Там была передовая статья на восемь колонок о забастовке. К прошлому году это никак не могло относиться. Затем снова глянул на таблицу бегов. Первый приз выиграл Инкерман, а Красавчик-то собирался поставить на Ветра. Он заметил, что прохожие поглядывают на него с любопытством. Тогда он сунул газету в карман и пошел дальше. Никогда еще у него не было такой потребности в капельке спиртного. Он зашел в бар по соседству со станцией, к счастью, там было пусто. Выпив рюмку, он достал газету. Да, Инкерман выиграл первый приз, и выплата была шесть к одному. (Красавчик сделал беглый, но порадовавший его расчет.) Лосось победил во втором — Красавчик всегда это предсказывал. Шальная Пуля — кто, черт возьми, мог этого ожидать! — победил в третьем, вполне законно. А в семи забегах! Красавчик облизнул пересохшие губы. Никакой мистификации тут не было. Он прекрасно знал лошадей, которые будут представлены в Гэтуике, и вот перед ним победители.

Сегодня, пожалуй, уже поздно. Лучше поехать в Гэтуик завтра и сразу сделать ставки.

Он выпил еще одну рюмку... Мало помалу в уютной обстановке бара его тревога рассеялась. Теперь вся эта история казалась ему вполне заурядной. В уме его, взбудораженном алкоголем, возникло воспоминание о фильме, который когда-то ужасно ему нравился. Там, в этом фильме, был индийский колдун с белой бородой, непомерно длинной белой бородой, такой же, как у старика. Колдун этот делал самые невероятные вещи... на экране. Красавчик был уверен, что никакой мистификации тут нет. Денег старик у него не потребовал, даже не взял монету, которую Красавчик ему предложил.