Там, где раки поют - Оуэнс Делия - Страница 14

Тут огонек керосиновой лампы заморгал и потух. Только что она сидела в круге мягкого света – и вдруг темнота. Киа горестно вздохнула. Па всегда заправлял лампу, и она никогда не задумывалась, откуда берется керосин, а теперь очутилась в темноте.

Киа пыталась разжечь лампу с остатками керосина, но ничего не вышло. Тут из мрака проступили контуры холодильника и квадрат окна, и Киа нащупала на кухонной стойке огарок свечи. Без спички его не зажжешь, а спичек осталось всего пять. Но главное сейчас – победить темноту, а там будь что будет.

Вжик! Киа чиркнула спичкой, зажгла свечу, и тьма уползла в дальние углы. Но Киа как человек опытный понимала: без света не продержаться, а керосин стоит денег. С губ ее сорвался тихий вздох.

Пойти в город и сдаться в приют? Там хотя бы накормят и в школу отправят.

Но, подумав, Киа продолжила вслух:

– Но как же без меня дом, и цапля, и чайки? Здесь, на болоте, вся моя семья.

И тут, при свете догорающей свечи, ее осенило.

Утром она встала пораньше, в разгар отлива, и, натянув штаны, выскользнула из дома с ведром, кривым ножом и пустыми джутовыми мешками. Села на корточки и стала собирать вдоль илистой отмели мидий, как учила Ма, и за четыре часа набила два мешка под завязку.

Солнце лениво вставало из-за моря, а Киа уже плыла на моторке сквозь густой туман в лавчонку Скока. Тот, завидев ее, вскочил.

– Здрасьте, мисс Киа! Вам лодку заправить?

Киа втянула голову в плечи. С прошлого своего похода в “Пигли” она ни с кем ни словом не перемолвилась и совсем отвыкла разговаривать.

– Может, и заправить. Но посмотрим. Говорят, вы мидий закупаете, я привезла немного. Можно вам часть продать, а на остальное заправиться? – Киа указала на мешки.

– Да, а как же! Свежие?

– До рассвета собирала. Только что.

– Вот и славно. За один мешок пятьдесят центов, за второй – полный бак, идет?

Киа робко улыбнулась. Настоящие деньги, сама заработала!

– Спасибо, – только и могла она сказать.

Пока Скок заливал бензин, Киа зашла в его лавчонку на пристани. Раньше она сюда почти не заглядывала, потому что все нужное покупала в “Пигли”, а оказалось, что кроме рыболовных снастей и табака здесь есть и спички, и сало, и мыло, и сардины, и венские сосиски, и кукурузная крупа, и крекеры, и туалетная бумага, и керосин. Все, что нужно для жизни, – прямо тут, под рукой. На прилавке стояли рядком пять больших банок дешевой карамели трех сортов. Вряд ли где сыщется столько конфет!

На вырученные деньги Киа купила спичек, кукурузной крупы и свечу. Керосин и мыло подождут, на это нужен еще мешок мидий. Ей понадобилась вся воля, чтобы не купить вместо свечи карамельку.

– Сколько вам нужно в неделю мешков? – спросила она.

– Да мы никак заключаем контракт? – Скок засмеялся своим особым смехом – сквозь зубы, запрокинув голову. – Я по сорок фунтов закупаю, раз в два-три дня. Но вот что, мне и другие привозят. Ежели принесете, а я уже купил, не обессудьте. Кто успел, тот и съел, иначе никак.

– Ладно, спасибо, я согласна! До свидания, Скок! – И Киа добавила: – А кстати, привет вам от Па.

– Да, спасибо! И ему от меня привет. До свидания, мисс Киа! – Он широко улыбнулся ей.

Киа и сама с трудом сдержала улыбку. Теперь она зарабатывает на еду и бензин – значит, она уже взрослая! А когда Киа разбирала в хижине свои нехитрые покупки, на дне мешка ее ждал сюрприз в красно-желтом фантике. Скок положил ей карамельку – видно, взрослая, да не совсем!

Чтобы опередить других собирателей, Киа ходила на болото при луне или со свечой и собирала мидий глухой ночью, и тень ее колыхалась на влажном песке. Иногда удавалось наловить и устриц, а порой она ночевала в лощине, под звездами, чтобы успеть к Скоку до рассвета. Заработок оказался надежней отцовских подачек, и обычно ей удавалось обойти остальных.

В “Пигли-Вигли” она ходить перестала – там миссис Синглтри без конца пристает: почему ты не в школе? Рано или поздно ее поймают, заберут. Она обходилась продуктами, что покупала у Скока, да и мидий собирала в избытке. Оказалось, их можно бросать в кукурузную кашу, там их даже не почувствуешь. Да и глаз у них нет, не смотрят на тебя, как та рыба.

Еще не одну неделю после исчезновения Па Киа вздрагивала, заслышав карканье воронов, – вдруг они его видели в лесу? При каждом шорохе она вскидывала голову, прислушивалась, не идет ли кто. Хоть кто-нибудь, пусть даже школьная инспекторша: удирать от нее во все лопатки – неплохая разминка!

А главное, она искала того мальчишку с удочкой. За эти годы она несколько раз видела его издали, но не заговаривала с ним с того самого дня, когда он вывел ее, семилетнюю девчушку, по протокам к дому. Больше у нее в целом мире ни одной знакомой души, не считая Скока и продавщиц. Скользя в лодке, она всякий раз высматривала его в плавнях.

Однажды утром, войдя в заросшую спартиной заводь, она увидела в тростниках его лодку. Он за эти годы вытянулся, и кепка уже другая, но золотистые кудри она узнала издали. Киа заглушила мотор, бесшумно свернула в высокую траву и стала за ним наблюдать. Зашептала одними губами, собиралась подплыть, спросить, хорош ли улов. Па и другие рыбаки всегда при встрече спрашивали: “Ну как, клюет?”

Но Киа только смотрела, не шевелясь. Ее со страшной силой тянуло к нему, но точно так же тянуло прочь, и в итоге она приросла к месту. Наконец с бьющимся сердцем она нехотя повернула в сторону дома.

И при каждой встрече с ним история повторялась: Киа наблюдала за ним издали, как за цаплями.

Она по-прежнему собирала перья и ракушки, но оставляла их на дощатых ступенях крыльца, даже не счистив с них песок и морскую соль. Часть дня она слонялась без дела, бросив в тазике немытую посуду; да и комбинезон что толку стирать, все равно испачкается. Теперь она донашивала драные комбинезоны братьев и сестер. Рубашки у нее истрепались до дыр, а обуви и вовсе не осталось.

Как-то под вечер Киа сняла с проволочной вешалки летнее платье на бретельках, зеленое в розовый цветочек, – в нем Ма ходила в церковь. Вот уже много лет любовалась она этой красотой – единственным платьем, которое Па не сжег, трогала пальцем крохотные цветки. На груди под бретельками темнело буроватое пятно – может быть, кровь. Оно выцвело – почти исчезло, как другие горькие воспоминания.

Киа натянула через голову платье – и утонула в нем. Юбка почти до пят, так не годится. Киа сбросила платье и повесила обратно – пусть подождет еще несколько лет. Подрезать его жалко, искать в нем мидий – тоже не дело.

Через день-другой Киа отправилась на лодке к Пойнт-Бич, белому песчаному пляжу в нескольких милях к югу от причала Скока. Время, волны и ветра отшлифовали берег, и раковин было здесь больше, чем на других пляжах, попадались самые редкие. Спрятав лодку на южной оконечности мыса, Киа двинулась на север, высматривая под ногами раковины. Вдруг издалека донеслись голоса – резкие, возбужденные.

Киа бросилась к краю леса, где рос дуб в три обхвата в окружении густых тропических папоротников по колено. Укрывшись за дубом, она смотрела, как вдоль кромки воды в ее сторону направляется компания ребят, кто-нибудь то и дело забегал на мелководье, поднимая брызги. Один паренек бежал впереди всех, другой подбрасывал футбольный мяч. Их полосатые шорты пестрели на фоне песка, как разноцветные птицы – примета лета. Лето и шагало ей навстречу вдоль пляжа.

Когда они поравнялись с дубом, Киа, прижавшись вплотную к стволу, выглянула. Пять девчонок и трое мальчишек чуть постарше ее, лет двенадцати. Она сразу узнала Чеза Эндрюса и двух его приятелей – те перекидывались мячом.

Девчонки – Белобрысая-долговязая, Конопатая-с-хвостиком, Стриженая-чернявая, Вечно-в-жемчугах и Пухлая-щекастая – держались стайкой чуть позади мальчишек, болтали, смеялись. Голоса их звенели, как колокольчики. Киа была еще слишком мала, и мальчишки ее не интересовали, взгляд ее был прикован к девочкам. Те вдруг присели на корточки – явно наблюдали, как бочком семенит по песку краб. А потом, смеясь, обхватили друг дружку за плечи и повалились на песок.