Князь Рысев 4 (СИ) - Рок Алекс - Страница 37
- Предыдущая
- 37/56
- Следующая
Она хотела умолять, трясти меня за плечи, колотить по щекам обидами пощечин и не верить.
— Федечка… Федя… мы ведь только, а ты…
— Ты обезумел?
Алиска сменила непосредственность на ярость, абсолютно полностью согласная с лучшей подругой. Не помня саму себя, ища защиты, Майка рванулась к ней в объятия — все ее тело сотрясали девичьи рыдания. Краем глаза я заметил, как лыбится Менделеева — не их слезам, но их реакции. Словно она так и желала сказать — ну я же говорила!
Она говорила. Мне показалось, что прямо с невысокого пещерного потолка на меня ухает груз ответственности и вины. Завел в эти пещеры, едва не погубил, сам чуть не пропал, а теперь, когда они вылезли из этой заварушки, прогоняю, как безродных псин. У совести была тысяча слов на этот счет, и она обещала меня грызть весь дальнейший путь.
— Вы разве не видите? Ему плохо! Кондратьич ведь не переживет тягот дальнейшего пути…
— И потому ты решил заставить нас бросить тебя здесь? Почему уходим мы, почему ты не хочешь идти с нами?
Алиска была непреклонна, желая отхлестать меня плетью упреков. Майка бросала на меня взгляды, словно надеясь, что, узрев ее, доведенную до слез, я тут же сдамся, выдохну и изменю свое решение. Интересно, сколько раз этот фокус срабатывал на бывшем Рысеве?
— Потому что… — Я вдруг поперхнулся, поняв, что нормального ответа на этот вопрос у меня попросту нет. Чем могу оправдаться? Тем, что Вита ускачет дальше, сгинет в этих пучинах навсегда — и мы не сможем вернуться сюда вновь? Даже если так, они не поймут.
Или попросту не захотят понимать. Я закусил губу, но был стоек и тверд. Сказал слово, значит, надо его держать. Главное, убеждал себя, — это не ухнуть в пучину оправданий, а я чувствовал, что разговор готов был скатиться именно в них.
Поднял голову, стараясь звучать как можно убедительней. Разгневанные женщины — это почти что мой криптонит. Черт, да тут любой мужчина скажет, что спорить с ними то же самое, что ссать против ветра!
— Если я уйду, больше никогда не смогу сюда войти. Помните ту мелкую тварь у входа? Он ясно дал понять, что путь сюда для меня открыт всего лишь один раз. Выберись мы все вместе — и моя смерть лишь станет делом времени. А Кондратьич — что вы хотите мне предложить? Бросить его здесь? Оставить на растерзание этой всепоглощающей мгле? Гмуры, что доберутся до его трупа, обглодают кости и…
— Если ты останешься здесь, они обглодают твои кости, Федя! — не выдержала Майя.
На ее лице тотчас же отразилась озлобленность: признавать мою правоту она не желала. Обиды, копившиеся в ней годами, из крохотных червей разрастались в огромных огнедышащих драконов. Оторвавшись от велески, Майя наступала на меня, словно огнеметный танк.
— Ты останешься один. Здесь водятся гмуры, здесь полным-полно таких огромных, пожирающих камни и не брезгающих человеческим мясом червей! Здесь водятся такие чудовища, какие ты даже себе представить не в состоянии. Мы не рассказывали тебе, что нам попалось на пути и как мы выпутались из всех этих передряг, но там хватило бы на целый бестиарий!
Она старалась пошире расставить пальцы, будто желая показать, насколько огромным получится тот самый мнимый, написанный фолиант. Хотелось подойти к ней, обнять, дать понять, что я все равно рядом с ней.
Но сейчас Майка жаждала не моих объятий, а лишь излить все, что успело накопиться в ее душе. Грань истерики уже давно была позади, девчонка держалась на одной только нечеловеческой силе воли.
— Мы хотели поскорее найти тебя. Убивали, купались в крови, рисковали — и все ради того, чтобы найти тебя здесь. С… с полуголой девицей и с еще одной, не более одетой. Бех понятия, чем вы здесь развлекали друг дружку, но теперь я узнаю, что все эти жертвы были для того, чтобы мы попросту расстались вновь? Вот так?
Она вспыхнула огнем, стоило сделать шаг в ее сторону. Будто предупреждала, что, если посмею провернуть один из своих привычных трюков, она обожжет меня. Будет жалеть об этом, проклинать до конца своих дней, но сейчас не отступит. Импульсивность лилась из нее через край.
— Ты ведешь себя, как ребенок. — Я прищурился, прежде чем ответить ей. — Как большой, капризный, привыкший к уступкам ребенок. К мягкости подушек вокруг себя, вырвавшейся, наконец, на свободу. И все шло хорошо ровно до тех самых пор, пока мир не показал тебе клыки, Майя. Ты сама не понимаешь, чего хочешь. Я стою перед выбором — бросить того, кто был мне как отец, или завершить начатое в одиночку.
Она тяжело дышала. Я вдруг понял, что еще одно мое слово — и это станет последней каплей. Из союзницы она обратится в противницу, полоснет мне огнем прямо по лицу, подпалит ноги, чтобы я не мог стоять — и вот уже тогда, дико извиняясь и разливаясь в мольбах о прощении, будет радоваться, что я не в силах продолжить задуманное.
— Они съедят тебя, Федя. Не гмуры — эти чертовы стены, эта мгла. Она словно проклятая — выедает нас изнутри. Подтачивает, грызет, не оставляя больше ничего. У тебя есть запасы, чтобы вернуться потом? У тебя будут силы, чтобы пойти назад? Ты гонишься за призраком непонятно чего. Тебе кажется, что ты поймал цель за хвост, но тебе никто даже не удосужился рассказать, в чем и из чего она состоит…
Мы стояли друг напротив друга, непримиримые друзья. Коса нашла на камень, мнения разделились. Она вдруг закрыла глаза, подняла руки — гнев, еще мгновение назад обуявший ее, выгорел без остатка, оставив лишь боль высказанных нами обоими слов.
— Поступай как знаешь. Я уведу отсюда девчонок. Мы выспимся — всего пару часов, а потом… потом оставайся здесь хоть навсегда, Федя.
Мне показалось, что перед моим носом только что громогласно и со всей дури хлопнули дверью…
Глава 17
Тишина окружала нас со всех сторон.
Огонь вспыхнул не сразу, пришлось повозиться — то самое хваленое кресало, обещавшее высечь магический огонь едва ли не из пустоты, отказывалось работать. Думал, что Майя поможет, но она лишь прошла мимо — ложилась спать одной из последних. Словно показательно оттащила свой спальный мешок от Катьки поближе к Лиллит. Укуталась в стеганое, успевшее покрыться грязью одеяло.
Отвернулась. Словно в надежде больше никогда меня не видеть, закрыла глаза — я знал, что сон будет бежать от нее. Казалось, что витавшие над ней тяжелые думы можно резать ножом. Слова, сказанные ей напоследок, все не шли из головы. Я же не мог представить, что мы разделимся буквально через пару часов.
Алиска сидела рядом со мной — мрачная, как туча. Велеска не могла поверить, что я приказал ей идти вместе с остальными. Бубнила себе что-то под нос — ей словно хотелось забыться в бессвязном бормотании. Потому что через пару часов жизнь, казавшаяся такой простой, резко изменится. Казалось, мы только встретились, а вот снова расстаемся. Зачем? Почему? Спасать Кондратьича? Старик ей, конечно, был дорог, но я куда ценней. Словно маленькие девочки, они все не желали признавать, что иногда мужчина должен сделать выбор.
Порой не в их пользу.
Все, кроме Кати, — ей же, наоборот, сказанное мной нравилось. Я прозвучал тогда не как забитый, загнанный в угол мальчишка, а не терпящий возражений мужчина. Она вздрагивала в беспокойном сне, а в голову почему-то лезла всякая пошлятина.
Я качнул головой, словно желая вытрясти из нее все глупости разом. Алиска отстегнула от пояса ножны с клинком, вытащила его. Влажная, тускло блестящая тряпица коснулась лезвия. Меч выглядел так, будто им можно было разрубить само мироздание прямо по волоску.
— Держи, — холодно, будто училась этому у самой Слави, проговорила она и протянула мне ножны.
— А… ты? Как же ты?
— А я, как и другие, хочу, чтобы ты притащился из этого безумия живым. Не думаю, что голыми руками ты много навоюешь.
Она была права, и я не стал спорить, принял ее подарок как должное. Оскорблять ее еще и этим отказом мне не хотелось.
Она мягко, по-лисьи и очень тихо опустилась рядом, положила мне голову на плечо. Ее самоотверженность возбуждала и вдохновляла. Молча она смотрела, как пляшет пламя разгорающегося, но не дающего тепла костра. По какой-то старой привычке она тянула к нему руки, но ничего не чуяла.
- Предыдущая
- 37/56
- Следующая