Князь Рысев 4 (СИ) - Рок Алекс - Страница 30

Ожившая глыба не собиралась играть со мной в гляделки: если бы у этой образины была морда, он бы ее нахмурил. Вместо этого каменная лапища схватила меня за шкирку — я ощутил себя до некомфортного беспомощным и неловким.

Ага, да-да, прямо как упоминаемый мной воробей в лапищах кошки…

Глава 14

Лицо мне обожгло жаром костра. Я быстро открыл глаза, пробуждаясь от липкого, вязкого наваждения. Сидел на коленях, передо мной выплясывало зеленое, сдобренное грибами, пламя. Словно подражая ему, в диком танце извивалась Вита.

Взгляд слепых глаз был устремлен в пустоту, на лице лежала сакральная улыбка. Разгоряченное тело блестело от масла и пота. Босые пятки отбивали ритм, словно в желании забрать у камня под ногами его силу и крепость. Костер разгорался сильнее — отчаянно, словно в последний раз, кукловод подкидывала одну сухую головешку гриба за другой. Огонь жадно пожирал и требовал добавки.

На языке вертелась уйма вопросом, в голове — гудело. Та каменная образина хорошо меня приложила, когда я попытался заслонить собой Лиллит.

Девчонка восседала рядом — точно в такой же позе, как и я сам. На коленях, руки связаны за спиной. Образина голема стояла над ней, надавив лапищей на плечи — словно она в самом деле посмела бы бежать.

Я поерзал, проверил крепость пут — уж в чем в чем, а в неумении вязать узлы Виту обвинить было сложно. Мне не хватало смелости прервать ее дикие пляски громом своего голоса, оставалось только смотреть с широко раскрытыми глазами.

Кондратьич возлежал на каменном ложе. Словно ожидавшие кровавой расправы, по разные стороны от старика восседали куклы. Они не ведали однообразия — разномастные, странные, чуждые, будто родом из другого мира. Я не сомневался, что, в отличие от притащенных с поверхности фарфоровых фигурок, эти как раз вышли прямиком из-под ножа самой Виты.

— Ты слишком любишь спать, Федя. Твой отец был иного мнения о тебе. — Она вдруг подскочила, осторожно и кокетливо приподняла мою голову за подбородок, чтобы в тот же миг отвесить мокрую, хлещущую затрещину.

Былая сонливость обиделась и заспешила прочь из моего тела, я шмыгнул носом, зло сверкнул на девчонку глазами.

— Ты знала моего отца?

— О, маленький, он был едва ли не постоянным гостем в моих казематах. Той маленькой крупицей надежды, за которую мне хотелось хвататься в самые черные дни.

Пока что все еще звучало, как бессвязный бред. Я звал на помощь ясночтение, пытаясь уловить хоть какую-то зацепку. Надежда, о которой только что болтала Вита, шептала мне на ухо, что отчаяние — удел слабых. Что она всегда рядом, как и выход. Нужно только найти хотя бы его ниточку.

Ясночтение жало плечами в ответ — ниточек выхода оно не видело, а вот то, что у кукол были имена, знала. Не иначе как то время, пока я был в отключке, Вита только и занималась тем, что представляла нам с Лиллит фальшивых подруг. Неживые, стеклянные глаза внимательно следили за каждым моим движением. По разные стороны от себя я заметил стражу — фарфоровые «Машеньки» в грязных платьицах обещали с неигрушечной мощью обрушиться на меня, стоит сделать хоть что-то подозрительное.

Рядом с Лиллит не было ничего подобного — угрозу Вита видела только во мне.

Отчаянно, словно это последнее, за что можно схватиться, я желал лишь одного — чтобы россказни девчонки о ее проклятии оказались не россказнями. Пусть Вита поскользнется, ударится шеей о стол — и тогда нам будет свобода. Здравый смысл, чуя скорый конец, искал утешения в воображении: ему нравились те картины, что то рисовало. В них слепая кукловод умирала самыми нелепыми способами мне и ему на радость.

Хотелось покачать головой, прогоняя наивность мыслей, но они все никак не спешили на выход. Предлагали не страдать, а наслаждаться — в конце концов, что еще осталось?

— Он любил подарить мне мечту. День ото дня, час от часу я думала лишь о том, что однажды его слова окажутся правдой. Милый братец!

Милый братец? Я хотел было поперхнуться от возмущения — Ибрагим не рассказывал мне о таких сестрах! Собственно, спускаясь на самое днище Санкт-Петербург, в поисках того, что может представлять зло для самого Сатаны, я меньше всего на свете ожидал встретить здесь родственницу.

Вита на миг прекратила танец. Уставшая, взмокшая, тяжело дыша, она взирала на мои сомнения с любопытством и неподдельной радостью. Я же обрушивал на себя один вопрос за другим — откуда она знает, что я именно Федор Рысев? Если она и в самом деле моя родственница, может, у ней есть дар ясночтения? Что ее связывало с моим названым отцом?

Словно стая голодных ворон, вопросы слетались на мой мозг, как на падаль.

Заболела голова, Вита же чуть отстранилась и продолжила:

— Тебе все кажется таким необычным и странным, правда? Посмотри на себя, милый братец: ты вырос, ты стал большим и сильным. Папенька пристроил тебя в офицерский корпус. Но, словно желая что-то ему доказать, ты решил спуститься сюда — в поисках чего? В поисках кого? Хотел прославить свое имя, притащив в Императорский дворец сотню-другую гмуровых тушек? Понимаю твое удивление — ведь меньше всего на свете ты желал повстречать здесь меня.

— Я о тебе только сегодня узнал.

Она нахмурилась — ей не понравилось, что ей смели огрызаться. Еще одна затрещина дернула мое лицо. Вита замахнулась для следующей, но все же решила, что пока что с меня довольно. Высоко задрав нос, она сложила руки за спиной.

— Значит, он ничего тебе не рассказывал обо мне? Скверно, маленький. Но, братец, разве это хоть сколько-то искупает его вину передо мной?

— Я даже не понимаю, о чем ты говоришь!

— Возможно. — Она кивнула, соглашаясь со мной. — Возможно, не понимаешь. А, возможно, попросту притворяешься — разве мне должно быть какое-то до этого дело? Ведь что ты, что твой обезручивший служка, что эта дуреха…

Она ткнула пальцем в Лиллит. Девчонка же, казалось, от такого обвинения захотела стать еще меньше, чем была. Сжалась, будто голем вот-вот должен был ее раздавить.

— Все вы всего лишь мои будущие куклы. Игрушки. Как думаешь, что мне прислать твоему отцу? Может быть, твои отрубленные пальцы? Или фигурку с твоим лицом — как думаешь, он догадается?

— Ты безумна. — Это вырвалось из меня само собой. Я попросту не ведал, что еще сказать. Вита на миг задумалась, пытаясь разрыть завал собственных размышлений — чтобы через мгновение улыбнуться.

Склонившись, разведя руки, словно собираясь обнять весь мир, она не скрыла своего согласия за улыбкой.

— Может быть, ты и прав. Разве мне когда-то нужен был ум? В конце концов, твой отец утащил его с собой. В тот самый миг, когда решил бросить меня.

— Ты из рода Рысевых?

Девчонка вскинула брови. Кажется, мой вопрос ее позабавил, и вместо ответа она лишь отрицательно покачала головой.

— Что ты, милый братец. В нас с тобой течет родственная кровь, но первой близости. Я… я уже не помню имя моего собственного рода, но ты наверняка о нем знаешь!

В порядке исключения оставались разве что Евсеевы. Но что дочь благородного рода может делать в грязных катакомбах, я ума не прилагал. И отец… что Рысев-старший такого натворил? Желая заняться мифотворчеством, мозг на гора выдавал одну мерзкую догадку за другой — хоть сейчас тащи в «Московский Комсомолец».

— Меня держали, словно крысу в клетке. Играли мной, словно куклой — только лишь за то, что я умела. С чем родилась.

Словно в доказательство своих умений Вита скользнула к Кондратьичу. Улыбка сменилась издевательской ухмылкой, я же дернулся, понимая, что происходит что-то неладное.

— Не тронь его, слышишь?

Голем, что был охраной надо мной, заскрипел крошевом гравия на стыках. Приглушенное мычание потекло из его рта, «Машеньки» заспешили ему на помощь. Вместо того чтобы в этот раз применить к свою чудовищную силу, они вытащили из-за платьиц ножи. Ловко, словно всю жизнь только и занимались скалолазанием, забрались мне на плечи. Сталь лезвий коснулась моей глотки. Я знал, что стоит дернуться — и они пустят их в ход. Даже против воли своей хозяйки.