Если буду нужен, я здесь - Резник Юлия - Страница 10

– Ты почему так долго к нам не приходил?

– Было много дел. А ты почему не в школе?

– Воспаление хитрости у него, – хмурится Ольга. – Живот, видите ли, болит.

Тема виновато отводит глазки:

– Пойдем к тебе?

– Не-а, дружок. Ничего не выйдет. Боюсь, ты сегодня зря симулировал. У меня полно дел.

– Я так и сказала этому поросенку! Но кто меня слушает? – усмехается Ольга, взбивая пышную гриву. – Тём, говори Назару «пока», мы уходим. Представляешь, Аленка что начудила? Говорит, у шефа свадьба, надо оркестр ангажировать на двадцать шестое…

– А я тебе не сказал? Ч-черт. Забегался, значит.

– Не сказал что?

– Ну… Про свадьбу.

– Нет. – Улыбка на Олином лице застывает. – Звягинцев, если это шутка, ни черта не смешно!

– Да нет. Какие тут шутки? Я, кстати, с невестой здесь. Извини, она меня заждалась. Потом все обсудим, ага? И оркестр очень надо…

Делаю мелкому сливку и быстро отхожу. Я и правда возмутительно много времени из нашего, с позволения сказать, свидания с Лалой уделил другим.

– Извини, пожалуйста. Дела. На чем мы остановились? Ты, кажется, винилась, что испортила мне жизнь?

– Что-то вроде того.

– Ну, как я уже сказал, ничего непоправимого не произошло. Никто не мешает нам жить свободно.

– Значит, вот как ты видишь наш брак? – голос Лалы звучит бесцветно. Не глядя на меня, она ковыряется в тарелке. Такая красивая, и такая грустная в льющемся из окна свете. Как будто за чудовище с тремя головами выходит замуж.

Оглядываюсь, не торопясь с ответом.

– А как ты его видишь, Лала?

– Я не знаю, но… – облизывает губы она, – я постараюсь быть хорошей женой. В благодарность за все, что ты сделал для моей семьи. Я ведь понимаю, что ты не хотел меня. И был не обязан меня покрывать…

Не хотел, да. Когда-то давно. Будто в прошлой жизни.

– Лала, благодарность – это совсем не то, что мне от тебя нужно.

– А что тогда? – шепчет она, сжимая пальцы так, что они в костяшках белеют. О, да господи! Неужели она думает, я ее силой возьму?

– Лала, вокруг много женщин, которые с радостью удовлетворят все мои потребности. Я тебя ни к чему принуждать не стану, за кого ты меня держишь?

Ярость едва контролируема… Я дышу, чувствую, как она пульсирует где-то в горле.

– Ни за кого. Ты неправильно меня понял.

– Ну да, – усмехаюсь. – Давай сойдемся на том, что я тебя удочеряю на пару лет. Если это перетечет во что-то большее – хорошо. Нет – разбежимся. Марат заверил меня, что твоя семья будет не против. Ну? Я прояснил ситуацию? – кошусь на часы. Лала кивает. Встает как-то дергано, сгребает с соседнего стула сумочку:

– Более чем. До встречи, папочка.

Ну, и какого хрена это сейчас было? Разве я не предложил ей идеальный план? С хрена ли Ла-ла-ла на меня взъелась? Пойми эту молодежь.

Лала

– Ты можешь этого не делать.

Да, мама, спасибо. Главное, ты очень вовремя об этом напомнила. Сижу перед огромным во всю стену зеркалом в фате и платье, специальные лампы светят в лицо. Я где-то читала, что к заключенным в тюрьмах применяются пытки светом. Палачи просто не выключают его. Сутки, вторые, третьи… И это медленно сводит с ума.

Дрожащими руками поправляю бриллиантовую заколку в прическе.

– Мам? Ну, ты чего? Все нормально.

– Тебе никогда не удавалось меня обманывать, Лала. Никогда. Я чувствую, что все не так, как вы говорите. Ты же не хочешь этой свадьбы, девочка. Я чувствую, что не хочешь!

В красивых глазах матери сверкают слезы. Я очень хорошо осознаю, кто стал их причиной. И осознание того, что я сделала несчастными самых близких, давит на грудь гораздо сильнее плотно зашнурованного корсета. От меня одни беды. Все уже переругались. Даже папа с братом. В семье, где всегда царили мир и гармония, теперь полный разлад. А ведь так не должно быть. У нас Маратик родился… Для счастья не может быть лучшего повода! Но все смазано тем, что я учудила.

Буквально вчера я подслушала такой разговор:

– Это ты подал пример сестре! – говорит отец.

– О, теперь уже и я виноват.

– Не разведись ты, не женись на Афине, Лале бы и в голову не пришло, что можно нарушить наши традиции!

– Вот как? Я думал, ты принял мою жену. Что ж. На будущее буду умней.

– Я принял!

– Да я вижу, – не без горечи замечает Марат. – Знаешь, мы лучше поедем домой.

– Я вас не гоню! Афина чудесная, просто… Да что происходит-то?!

– Лучше нам взять паузу, отец. Не то мы наговорим друг другу то, чего никогда не сможем простить.

– Марат! – сипит в отчаянии папа.

– Если что – звони. Мы с Афиной на связи.

Я трусливо шарахаюсь в сторону и прячусь за шторкой, умоляя небо, чтобы брат меня не заметил. Мне так стыдно, что я все испортила! Я понятия не имею, как это исправить. Извиниться? Глупости. Слова здесь не помогут. Все, что мои родители строили столько лет, все, на чем наша семья основывалась, рушится на глазах. Словно какая-то лютая хтонь сносит все, что нам было дорого, и, оторвавшись друг от друга, мы разлетаемся кто куда.

Смаргиваю застывшую перед глазами картинку. Ресницы тяжелые от туши. Те у меня и без всяких ухищрений длинные и мохнатые, а так вообще, будто метелки. Афина была права. Даже такое богатое платье не может меня затмить. Но оно – отличная декорация, если хочется спрятаться от внимания.

– Очень-очень хочу, мам, – вру безбожно. – И твои слова меня очень расстраивают. Я знаю, что повела себя не лучшим образом, но…

– Это сейчас неважно совсем! Как ты не понимаешь? Для нас с отцом главное – твое счастье!

Не реветь! Не реветь, блин. Ведь если я зареву, декорации придут в негодность и обнажат то, что я так отчаянно хочу спрятать ото всех.

– Мамочка, я счастлива. Очень. И буду еще счастливее.

Ага. С мужиком, который собрался меня «удочерить»… Который смотрит на меня как на неразумного ребенка и даже мысли не допускает остепениться. Вот что мне делать? Терпеть? Делать вид, что я не знаю о его бабах, даже когда они сами лезут в глаза, как тогда, когда мы с ним вместе обедали? Назар даже не посчитал нужным как-то оправдаться. Наоборот. Он бравировал тем, что «вокруг много женщин, которые с радостью удовлетворят все его потребности».

И тут бы мне, конечно, выдохнуть с облегчением. Разве это не классно, что он не будет ко мне лезть? Но… А как же гордость? Мы публичные люди, и если мой муж будет выставлять свои измены напоказ, мое достоинство будет втоптано в грязь.

Или он тоже не против, чтобы я жила как хочется? Если я с Антоном лягу, ему будет все равно? Тогда как с этим соотносится Назарово «Ты теперь моя. А чувство собственности у меня развито весьма остро»?! Означает ли это, что он считает, будто мужчине позволено все то, что для его женщины – харам?

Я ничего… ничего не понимаю. Меня швыряет из стороны в сторону. Кажется, мое сердце просто не выдержит перегрузок, на которые я сама себя обрекла. Я знаю, что уже никогда не будет так, как было, а как будет – не имею понятия. Мне нужен какой-то якорь. Но его нет. Я отчаянно пытаюсь найти опору внутри себя. Вдох-выдох, вдох-выдох. Корсет мучительно сдавливает ребра. Сердце колотится в клетке все тише…

– Лалочка, ты понимаешь, что делаешь?

– Ну конечно, мам!

– Знай, пожалуйста, что ты всегда можешь вернуться в наш дом. Мы с папой любим тебя. Очень любим.

«Несмотря ни на что?» – повисает в воздухе. Вчерашняя я, та, которой так не хватало страстей и эмоций, теперь тонет в них с головой, захлебываясь… Наверное, именно эти слова хочет слышать всякая сбившаяся с пути девочка. Я не заслужила их, и потому меня боль пронзает.