"!Фантастика 2023-109". Компиляция. Книги 1-18 (СИ) - Одувалова Анна Сергеевна - Страница 234

Словно кошмарный сон, видение это, так и не конкретизировавшись, моментально растаяло.

– Вот и все, что я смог вспомнить.

– Не густо. Но достаточно, чтобы испытать омерзение. Мир, в котором живем мы, гармоничнее и естественнее…

– Ты просто привык к нему. Но чтобы он появился, бабочкам пришлось пройти огромный путь, и тот мир, в котором они жили на Земле, был немногим проще мира бескрылых, а может быть, и сложнее. Это дело вкуса: по мне так и тот был хорош, ведь он был просто нашпигован информацией…

– Ты можешь показать мне Наан, возлюбленную жену Лабастьера Второго? – перебил думателя король.

– Без труда. И такой, какой я застал ее при жизни, и такой, какой она была, когда меня еще не было на свете.

…Пожилая самка махаон возлежит в гамаке. (На территории того самого придворцового садика, – узнал король, – где недавно гусеница принца Лабастьера Седьмого прятала свой кокон.) Ее загорелое испещренное морщинами лицо имеет волевое, но умиротворенное выражение.

«Мы неплохо поработали с тобой, о возлюбленный муж мой, Внук Бога, умеющий быть везде, – произносит она, чуть заметно улыбаясь. – Мне кажется, наш мир это как раз тот мир, который хотели построить твои родители Ливьен и Рамбай».

«Забавно слышать от тебя, Дипт-Наан, ритуальное обращение невесты императора, – вздрогнув, услышал Лабастьер Шестой голос, как ему показалось, свой собственный. – А помнишь, когда-то оно было ненавистно тебе?»

«Потому что этот титул ты заслужил только сейчас, а там, на Земле, ты был не более чем самозванцем» – откликнулась самка и рассмеялась. И надтреснутый смех самца вторил ей.

– А вот такой она была, – «услышал» король мысленную фразу думателя, – это первое воспоминание о своей избраннице Лабастьера Первого.

И в тот же миг видение изменилось. И король увидел самку махаон, стоящую в строю таких же совсем юных самок на фоне фантастических зеленых растений. Он даже почувствовал приторный, но приятный запах, исходящий от девушек. Их одежды сверкали великолепием, а крылья неестественно переливались на солнце. Но лицо самки, на которую он смотрел, было хмурым и немного испуганным…

На миг одно видение уступило место другому. Он увидел эту же девушку обнаженной, со смехом плещущейся в воде, и прохладные брызги, взметающиеся из-под ее ладоней, освежают кожу его лица…

Но вот он снова перед строем очаровательных девушек. Угловым зрением он видит край какого-то вычурного строения, а сбоку от себя – одетого в лиловую набедренную повязку самца, судя по расцветке крыльев, неизвестной ему расы. Торс самца покрыт золотистой пыльцой, а в руке он держит странное оружие.

Но внимание Лабастьера приковано к неприветливому лицу юной самки. И он увидел собственную руку, указывающую на нее. И услышал свой голос:

«Я беру эту»…

Видение растаяло.

– Кто такие Ливьен и Рамбай? – переведя дыхание, спросил король думателя.

– Это отец и мать нашего прародителя Лабастьера Первого.

В сознании Лабастьера возник мгновенный зрительный образ. Полуголый мускулистый самец-маака обнимает за плечи стройную, подтянутую самку, одетую в странную аскетичную, по всей видимости, военную, форму. В руках у самки незнакомый Лабастьеру предмет, но это явно – оружие, и явно – мощное. Пара эта смотрит прямо ему в глаза, словно заглядывая в душу, и кажется, эти бабочки знают о нем все, и конечно же, они любят его…

– Ливьен – «Первобабочка-мать»? – догадался король, припомнив «Книгу стабильности» махаон.

– Э-э… – замешкался думатель. – Нет. Все-таки нет. Легенда о Первобабочке появилась значительно раньше, и у махаон… Зато в какой-то степени, в чисто биологическом смысле, Ливьен и Рамбай – и твои, и мои родители. Ведь главная тайна королевского рода состоит в том, что Лабастьеры неспособны оплодотворить самку.

– Ерунда! – не удержавшись, воскликнул король вслух, но тут же, покосившись на спящую Мариэль, продолжил мысленно: – Как же, по-твоему, на свет появился я?! А мой сын?! Нашел бесплодных!

– Я имел в виду совсем не это… Но объяснить тебе все это словами будет слишком трудно. И каждый ответ потянет за собой еще сотню вопросов. Но если хочешь, если ты сможешь довериться мне, я смогу за несколько сеансов передать тебе большую часть своих знаний.

– Вообще-то, я не горю таким желанием, – отозвался король, тут же припомнив слова Суолии о том, что случилось с его дедом, королем Лабастьером Третьим, Созидателем. Он стал мудрым и предусмотрительным, но он перестал любить свою жену Биатэ…

– Я понимаю твое опасение, – отозвался думатель. – Но такой результат совсем не обязателен. Знания, которые я передам тебе, будут касаться только истории нашего мира и нашего рода. Пойми, я уже стар, и жить мне осталось не долго. Хоть я и живуч, но отнюдь не вечен. Может случится, что рано или поздно ты все-таки захочешь узнать все это, но когда я умру, не будет на этом свете больше никого, кто смог бы тебе помочь. А твой сын и вовсе будет лишен такой возможности.

– Мне нужно подумать, – ответил король, почувствовав внезапно глубокую усталость.

– И есть кое-что еще… – продолжал думатель. – Ты любишь мир Безмятежной, и ты боишься потерять эту любовь. Но ты можешь потерять и сам этот мир. Только я знаю, какая опасность ему угрожает. Если бы это было не так, зачем бы я настаивал? Мне-то от этого – не горячо, не холодно…

– Мне нужно подумать, – повторил король. – А сейчас, пожалуйста, оставь меня в покое. Я еще не привык к тебе. Я утомился. Мне скверно.

– Когда я смогу вернуться?

– Завтра, в это же время.

– Хорошо. И пожалуйста, передай этому олуху, Жайеру, что я могу есть все, что едят бабочки. Все без исключения. И чем разнообразнее будет рацион, тем лучше…

Миг! И чувство неизъяснимого облегчения доподлинно подтвердило королю тот факт, что думатель покинул его сознание.

Сладко потянувшись, Лабастьер Шестой перевернулся на бок и приобнял Мариэль одной рукой, ощутив теплую упругость ее тела. Она шевельнулась и прижалась к нему плотнее.

«Ни за что, – подумал Лабастьер, – ни за что я не соглашусь получить знания, которые могут сделать меня бесчувственным. Так я ему завтра и скажу…»

Но все утро следующего дня короля преследовали загадочные слова думателя о смертельной опасности, которая якобы грозит Безмятежной. И ведь до сей поры тот не давал ему повода к недоверию.

Наблюдая за тем, как в зале боевых искусств облаченный в просторный белый комбинезон и защитную сетчатую маску репетитор натаскивает одетого точно также принца мастерству фехтования, он заранее не мог отделаться от неотступного чувства вины за то, что собирается лишить сына свободы выбора. Пусть знания, предлагаемые думателем, ему самому и не нужны, но где гарантия того, что, переступив порог зрелости, тот рассудил бы так же? А его внук? Правнук?..

Думатель умрет, и тогда принятое сегодня решение станет необратимым…

А принц, положительно, делает успехи. Шпага – оружие не королевское, но владеть ею король должен в совершенстве. Лабастьер Шестой невольно залюбовался тем, как сын, проведя ложный выпад, выбил шпагу из рук опытного вояки и проворно приставил к его горлу клинок.

Хотя… Если верить думателю, то он любуется сейчас на собственное отражение… А если так, то, повзрослев, принц в подобной ситуации принял бы то же решение, что и он.

Король поймал на себе взгляд Лабастьера Седьмого, очевидно ожидавшего одобрения с его стороны, и несколько раз хлопнул в ладоши:

– Браво, Ваше Высочество.

Просияв, юноша опустил шпагу и поклонился в ответ.

– Подойди ко мне, сынок, – позвал король.

Вкладывая шпагу в ножны, принц приблизился.

– Представь, – медленно подбирая слова для примера, предложил ему отец, – ты – король. Гонцы сообщили тебе, что в отдаленных лесах Безмятежной завелся крылатый паук Рагга, который поедает твоих мирных подданных. Ты отправился бы сразиться с ним?