"!Фантастика 2023-109". Компиляция. Книги 1-18 (СИ) - Одувалова Анна Сергеевна - Страница 227

Лабастьер подавленно молчал. Суолия, невесело усмехнувшись, заговорила снова:

– Ну и наконец, я хотя бы частично удовлетворю ваше естественное любопытство. Как я уже сказала, мне не пришлось быть свидетельницей того, что происходило с моим мужем, когда он снял королевскую серьгу. Но его мать и моя свекровь, королева Биатэ, рассказала мне, что в этой ситуации произошло с ее мужем, королем Лабастьером Третьим, Созидателем. «Он стал совсем другим, – говорила она. – Он стал мудрым, предусмотрительным, он, казалось, в единочасье постиг все на свете, стал разбираться во всех вопросах жизни так, словно прожил уже много сотен лет… Правда, он стал меньше любить меня при этом», – всегда добавляла она… Вот и все, что я знаю, сын мой. Я не рассказывала вам ничего этого прежде потому, что не хотела травмировать вас сведениями о недостойном поведении вашего отца.

– Мне очень жаль… – начал было Лабастьер, но Суолия перебила его:

– Не надо. Я давно уже пережила все это и простила его. Ошибкой был наш брак, а его побег был только следствием этой ошибки. Но ошибку эту допустили мы оба… Зато наша диагональ, твои родители-махаоны, оказали мне такую поддержку, о которой я могла только мечтать. И я уже давно не чувствую себя несчастной. Жаль только, что у них нет собственных детей, которые были бы братьями тебе… Признаюсь, меня всегда пугало твое поразительное сходство с отцом, но я убедилась, что сходство это только внешнее. Ты сильнее его. И я надеюсь, что и счастливее.

Время шло, и животик Мариэль стал заметен уже и постороннему взгляду. Ей стало тяжело летать. У Лабастьера Шестого появился прекрасный повод отклонять аудиенции, ссылаясь на недомогание жены, и теперь вместе наедине они бывали почаще. Это было приятно, но иногда и мучительно. Конечно же, Мариэль нередко удовлетворяла страсть мужа тем или иным нетрадиционным способом, но почти всегда после этого между ними возникало чувство некоторой отчужденности, которое они не могли рационально объяснить ни каждый себе, ни друг другу.

Потому, честно и бережно ухаживая за женой дни напролет, по вечерам Лабастьер нередко старался задержаться или в кабинете, или в библиотеке, или в саду. Иногда он проводил время просто беседуя с Лааном или Ракши, иногда они, попивая «напиток бескрылых», планировали свои будущие экспедиции по Безмятежной… Главное, чего добивался Лабастьер – чтобы Мариэль уснула, не дождавшись его. Лишь тогда он прокрадывался в спальню и осторожно, стараясь не разбудить ее, ложился рядом.

Однажды, в очередной раз проделав подобный маневр, он тихонько влез на гамак, сложил крылья на одну сторону, укрылся ими и примостился, спина к спине, к спящей жене. Спустя совсем немного времени, раздумывая о Мариэль и о том великом подарке, который она ему готовит, он погрузился в мягкое теплое марево полузабытья. Но мысли продолжали свое бесконтрольное движение, перетекая в сон и становясь все более откровенными и все менее целомудренными. Это было еще не сновидение, а только фантазия на уровне ощущений… Но ощущения эти имели совершенно определенный толк…

И именно в это время, то ли во сне, то ли наяву Лабастьер почувствовал, как легкие руки самки принялись ласкать его тело, и перевернулся к ней лицом. Губы коснулись любимых губ, а все те же нежные руки направили его возбужденную плоть в горячее лоно…

Лабастьер встрепенулся, проснулся окончательно и увидел перед собой лицо… Фиам.

– Ты?.. – выдохнул он, не в силах заставить себя отстраниться от ее объятий. – Где Мариэль?!

– Я здесь, милый, – услышал он тихий голос жены. – Я хочу этого… Я буду в гостиной.

Час напролет король и самка-махаон тешили друг друга изнурительными и блаженными ласками. В один из редких моментов отдыха Фиам, не без ноток гордости в голосе, заметила: «Хоть мы, маака и махаоны, и живем так тесно вместе, мой милый король, у каждого из наших народов есть особенности традиционного воспитания. Заниматься любовью меня учили тогда же, когда учили читать и писать, – и закончила чуть насмешливо: – А бедняжке Мариэль до всего приходится доходить своим умом».

Лабастьер был вынужден признать ее правоту. «Своим умом» приходилось доходить не только Мариэль, но и ему. Однако в этом совместном с ней постижении премудростей плотских наслаждений имелась масса прелестей, главной из которых было то, что они любили друг друга… Но Фиам вытворяла такое… Чтобы до такого додуматься, им с Мариэль потребовались бы годы. Это просто завораживало.

…Выходя из спальни, Лабастьер облился потом стыда, представив, как и что он будет сейчас говорить Мариэль. А как он завтра посмотрит в глаза Лаану?.. Должен ли он скрывать от него происшедшее или…

Но додумать он не успел, уставившись на открывшуюся ему картину. С ножницами и угольками в руках Мариэль и Лаан ползали по расстеленному на полу гостиной отрезу светло-голубого шелка, явно выкраивая из него комбинезончик с отверстиями для ног, какие в последнее время имеют обыкновение напяливать на своих драгоценных гусеничек благородные столичные самки.

– А! Натешились?! – услышав шорох, поднял голову Лаан и, то ли осуждающе, то ли лукаво, оглядел жену и друга.

– Но я… э-э… – попытался собраться с мыслями Лабастьер, но Лаан перебил его:

– Не беспокойся, – ухмыльнулся он своей бесстыжей обескураживающей улыбочкой, – мы с Мариэль свое еще наверстаем.

Лабастьер хотел было возмутиться, но тут же осознал, что не имеет на это никакого права, и только досадливо хрюкнул. Это заговор, понял он. Заговор самых близких ему во всем мире существ против его упрямой застенчивости. И сопротивляться этому заговору нет ни малейшего смысла.

…Доступная только представителям высшей знати Королевская библиотека, где Лабастьер Шестой с супругой стали проводить большую часть появившегося у них свободного времени, была не слишком-то обширной. В основном здесь хранились свитки флуона с выдавленными на них каллиграфами законами, указами и распоряжениями монархов, начиная от Лабастьера Второго.

Были тут и «летописи», вести которые вменялось в обязанность придворному церемониймейстеру. Тут же наличествовали топографические карты и планы, описывающие исследованную местность, «Гастрономические отчеты» (списки всего съедобного и несъедобного, найденного на Безмятежной), «Реестр дозволенных приспособлений», кое-какая справочная и учебная литература.

Только в специальном отделении, доступ в который имели лишь члены королевской семьи, содержались записи иного характера. Выполнены они были рукой Наан, возлюбленной жены Лабастьера Мудрого и представляли собой изложение единственной культурной ценности древности, которую та посчитала нужным сохранить для потомков первых колонистов Безмятежной, в то же время засекретив ее. Конечно же, это была «Книга стабильности» махаон.

Шестистишия «Книги», которой Мариэль не на шутку увлеклась, будоражили воображение красотой и, часто ускользающим, но явно присутствовавшим в них смыслом. Однако того, что она в них искала прежде всего – однозначного подтверждения космического происхождения бабочек Безмятежной, она не обнаруживала.

Подавляющее большинство реалий, встречавшиеся в «Книге», были прекрасно знакомы ей – звезды, ручей, вода, рыба (так порой называют сельчане волосатого угря), паук, улитка (ракочервь)… Неясным было, правда, что, например, за «паутину», якобы, плетет лесной паук, и что за «гнезда» строят шар-птицы (или птицы-пузыри, в «Книге» употреблялось только слово «птица», без уточнения), но подобные нелепости Мариэль относила на счет фантазии древних авторов.