"!Фантастика 2023-109". Компиляция. Книги 1-18 (СИ) - Одувалова Анна Сергеевна - Страница 210

Дент-Заар протягивает к нему руку, и Лабастьер чувствует резкую, но недолгую боль в мочке уха. И НЕКТО навсегда исчезает из его разума. «Вот так», – говорит Дент-Заар, улыбнувшись. «Традиция исполнена!» – торжественно провозглашает Жайер. «Да, – добавляет Дент-Заар, – отныне этот юный самец – наш новый король. Во всяком случае, до тех пор, пока не объявится его отец…»

И названия предметов, и имена этих бабочек, и значения их слов Лабастьер узнал значительно позже, но сама картинка прочно врезалась в его память.

…Коридор закончился запертой дверью. Какое разочарование!.. Но в двери есть небольшое окошечко, и Лабастьер просовывает туда руку, пытаясь что-нибудь нащупать… Но это ему не удается. А запах нектара становится почти осязаемым… В следующий раз, прежде чем спускаться сюда, они выкрадут у придворного повара ключ от двери, а сейчас надо подумать о том, как столь же незаметно выбраться отсюда…

Лабастьер уже собирается вынуть руку из отверстия, когда внезапно что-то мокрое и холодное хватает его ладонь. Он испуганно дергает руку, но не тут-то было: то огромное и страшное, что прячется в темноте за дверью, уже крепко-накрепко держит ее.

Его прошибает пот. Он собирает в пучок всю свою волю и что есть силы дергает руку к себе… И тут же, вздрогнув, открывает глаза. Оказывается, обморок перешел в сон. А разбудил его жирный ядовитый лесной ракочервь, который тычется ему в ладонь. Вот откуда это окончание сновидения.

Лабастьер поспешно убрал руку и огляделся. Итак, он давно уже не ребенок. Он сидит на каменном тротуаре, задницей в воде, неподалеку от туши убитого им т’анга. Ощущение реальности и память происшедшего окончательно вернулись к нему.

Вода на тротуаре так и кишела мелкой живностью, как магнитом притянутой сюда чарами. Кое-кто из этих представителей фауны был далеко небезопасен для бабочек, но пока что им было не до Лабастьера. В воздухе беспорядочно болталось несколько десятков шар-птиц и несметное количество разноцветных птиц-пузырей. «Редкий зверь удостаивается на своих похоронах стольких гостей», – подумал король с несколько неуместной иронией, точнее даже, с сарказмом.

Он поднялся… И тут вспомнил свою последнюю мысль перед обмороком: нужно как можно быстрее убираться отсюда, пока жители селения не отомстили ему за смерть своего гнусного божества.

Но прежде нужно найти Лаана.

Все еще чувствуя тошноту и головокружение, Лабастьер неверной походкой побежал туда, где оставил друга. Миновав пару кварталов, он вскоре без труда нашел его.

– Лаан! Вставай! – потряс он махаона за плечо, после того, как сунул ему в ножны позаимствованную саблю.

Тот пришел в себя на удивление быстро и изумленно потряс головой:

– Что это было, мой король? – Тут он заметил валявшийся рядом и вновь насквозь промокший берет. Он поднял его. – Мы летели, меня подбили, я падал, – нахмурившись начал он вспоминать. – Потом был яркий свет… Нет! Не свет, а волшебная игра красок, запахов… Как будто… – он встрепенулся, ясно припомнив ускользающую картину пережитого. – Я как будто бы родился заново в другом, НАСТОЯЩЕМ, мире… – И тут улыбка сползла с его лица. – А потом был страх и была боль, ужасная боль!.. И вот я здесь… – Лаан внимательно посмотрел на короля. – Это был сон? Но у меня такое чувство, будто бы все наоборот, будто бы сон – это то, что происходит со мной сейчас. И сон довольно неприятный. – Он повертел в руках берет и бросил его обратно перед собой.

– Это был морок старого т’анга, – терпеливо объяснил ему Лабастьер, берет подобрал, выжал и сунул его себе за пояс. – Нам надо спешить. – Он подал Лаану руку, помогая тому подняться.

– Т’анга? – отряхиваясь и со слабым интересом разглядывая поврежденное крыло, переспросил Лаан, – но ведь т’анги давным-давно истреблены.

– У меня нет времени рассказывать тебе все подробно. Поспешим. Мы в серьезной опасности, нас могут убить.

Они побежали в ту сторону, где в лесу их ждали Мариэль и Ракши. Лаан с трудом поспевал за королем. У него затекли ноги, и он с трудом передвигал их. Но вскоре выяснилось нечто более важное: молодого махаона напрочь покинул его боевой дух. Он был растерян.

– Мне не нравится этот мир, – заявил он вдруг, резко остановившись. – Если даже меня и убьют, мне наплевать на это.

– Перестань капризничать! – рявкнул на него Лабастьер. – Ты просто еще не в себе. Соберись. Это приказ! – «Как же должны себя чувствовать жители селения, – думал он при этом, – если Лаан, только раз испытавший на себе чары т’анга, настолько выбит из колеи?»

Лаан открыл было рот, чтобы что-то возразить, но вместо этого неподвижным взглядом уставился Лабастьеру через плечо. Тот, ожидая самых неприятных сюрпризов, резко обернулся. Высоко поднимая ноги над поверхностью воды, брезгливо потряхивая ими и затравленно глазея по сторонам, в их сторону плелся сороконог. Это был Ласковый. Видно, его привязь была недостаточно крепкой, и он, привлеченный мороком, порвал ее, чтобы тоже примчаться сюда.

Как бы то ни было, это было очень кстати. Лабастьер бросился навстречу животному. С первого взгляда было понятно, что бедняга падал и, возможно, не раз: он был мокр, чешуйки были исцарапаны, а некоторые и обломаны. Однако седло было на месте, упряжь цела, и никаких обрывков привязи не наблюдалось. Но обдумывать этот факт времени не было. Через миг Лабастьер подвел Ласкового к Лаану:

– Живо залазь в седло! – скомандовал он.

Лаан подчинился. Вид у него при этом был такой, будто он слушается короля лишь потому, что это менее хлопотно, чем перечить. «Ничего, – подумал Лабастьер, – главное, побыстрее выбраться отсюда, а уж потом я сумею привести его в сознание!» Он уселся вперед и, наклонившись, рявкнул сороконогу прямо в ухо:

– Хей-е!

Тот оживился и, словно бы обретя смысл жизни, довольно быстро засеменил вперед. Лабастьер вздохнул почти радостно. Но как раз в этот миг они миновали пустынный центр и выбрались к домам-раковинам окраины. И тут их взорам предстала совершенно дикая картина.

Тротуар кишел обезумевшими и обессиленными бабочками. Одни из них все так же сидели прямо в воде, расправив крылья и прислонившись спинами к стенам. Другие, еле волоча ноги, куда-то плелись, натыкались друг на друга, падали и вновь поднимались… А порой и не поднимались. Их движения были неверны, казалось, они ослепли или напрочь потеряли способность совершать осмысленные действия.

Сороконог старательно огибал всех этих несчастных, но время от времени он ненароком все же сбивал кого-нибудь из них с ног… Лабастьер пригляделся и к своему ужасу осознал, что все сидящие или, во всяком случае, большинство из них – мертвы.

Если бы Лабастьер знал, что болевой шок т’анга приведет к таким ужасным последствиям, он бы еще поразмыслил, нужно ли его убивать. Или прикончил бы его позже, спящим в своем логове, как это делали отряды т’анг-расчистки Лабастьера Второго. Но сейчас он даже не понял, что гибель стольких бабочек – на его совести. «Прочь! Прочь от этого зачарованного места!» – вот единственная мысль, которая вертелась сейчас в голове Лабастьера Шестого.

– Хей-е! – прикрикнул он на Ласкового еще раз, и тот побежал чуть быстрее и еще менее осторожно, но, не пройдя и сотни шагов, внезапно без команды остановился. Он не попытался обойти бредущих ему навстречу самца и самку, потому что… Лабастьер не поверил своим глазам: это были Ракши и Мариэль. Они держались за руки, и лица их были такими же отрешенными, как и у прочих.

Спрыгивая на землю, Лабастьер костерил себя всеми известными ему бранными словами. Ведь он должен был сразу же, только увидев Ласкового, сообразить, что, раз чары т’анга достигли их бивуака, то и эта пара усидеть на месте не могла никак! И ему следовало немедленно броситься на их поиски, а не бежать из селения. То, что он сейчас случайно на них наткнулся – величайшая удача.

Они узнали его, и Мариэль сумела даже вымученно улыбнуться.

– Король… – пробормотала она. – Мы так устали…

Лабастьер заставил ее немедленно занять свое место на сороконоге и обратился к Ракши: