"!Фантастика 2023-109". Компиляция. Книги 1-18 (СИ) - Одувалова Анна Сергеевна - Страница 201

Такая система должна привести к чему-то, похожему на естественный отбор, в результате которого в обществе будет культивироваться дух благородства и рыцарства, а заправлять делами будут достойнейшие.

Вопрос о том, кто же будет стоять на самой вершине этой пирамиды, даже не поднимался. Только Лабастьер и Наан обладали знаниями и опытом. Только Лабастьер мог передавать все это из поколения в поколение без потерь. Но сразу, чтобы не повторить ошибок своего предшественника, было решено, что он будет иметь только одного ребенка-наследника. «И я хочу, чтобы ребенок этот был самостоятелен с самого начала, – заявил он. – В момент рождения я нацеплю ему на ухо серьгу-блокиратор. Пусть она-то и будет символом королевской власти. И пусть сын передает ее внуку, а внук – правнуку». И лишь достигнув зрелости, они будут входить в телепатическую связь с родителем. «Но не может же так продолжаться вечно, – возразила Наан, – рано или поздно блокиратор выйдет из строя». «Поколений на двадцать хватит, – заверил ее самец, присвоивший себе титул «король Безмятежной Лабастьер Второй», – память об этой проблеме будет передаваться вместе со всем остальным, и когда-нибудь она будет решена».

Следующей темой стала тема сосуществования неспособных к ассимиляции видов бабочек. Лабастьер сообщил, что в число колонистов император включил только маака и махаон, ураний ОН уже давно вычеркнул из того будущего, которое хотел построить, приамов обнаружил лишь в тот день, когда корабль покинул Землю, но, конечно же, и их ОН в расчет не взял бы. Маака и Махаоны. Будущие законы должны были обеспечить мир между двумя этими видами.

Тут-то Лабастьер Второй и изобрел кардинально новое устройство семьи – «квадрат», состоящий из пары того и пары другого вида. Он не сразу решился изложить свою идею Наан, но когда, наконец, сделал это, выяснилось, что опасения его были не напрасными. Та, как он и ожидал, была просто вне себя от возмущения:

– Так просто и скажи, похотливый бесстыдный самец, что одной меня тебе мало, что тебе нужна еще и новорожденная самочка маака! – она отпустила свою рукоятку корзины, которую они волокли сейчас к выкопанной неподалеку от корабля землянке-хранилищу, и сочные плоды чайги посыпались на мох.

– Да нет же, милая, – принялся увещевать ее Лабастьер Второй. – Поверь, мысль о том, что и тобой будет владеть какой-то юнец-махаон, мучительна для меня…

– И все-таки ты хочешь этого!

– Но согласись, традиция смешанных семей решила бы самую главную будущую проблему…

– Возможно! Но пусть эта традиция станет уделом тех, кто не жил на Земле, у кого еще нет никаких моральных устоев, кто легко может принять те правила, которые мы им продиктуем. Но мы-то воспитаны по-другому… Хотя нет! Ты-то ведь как раз имел тысячи жен. Вот откуда взялись у тебя эти замашки!

– Я ведь уже объяснял тебе, и надеюсь, ты веришь, что НЕ Я имел тысячи жен. ОН и я – совсем разные существа. А я любил, люблю и буду любить только тебя.

– Да, да, да! Как это все красиво! Но скажи тогда, что мешает тебе, провозгласившему себя королем будущего народа, сделать монаршей привилегией моногамную семью?

– В которой самец – маака, а самка махаон? – покачал головой Лабастьер. – Привилегии должны быть справедливыми, король должен быть эталоном, он должен быть тем, кому подражают остальные. Если мы останемся вдвоем, остальные или не подчинятся предложенному им порядку, или подчинятся, но в тайне будут считать его несправедливым, или даже будут скрыто подражать нам, и не известно еще, к каким потрясениям это, в конце концов, может привести. А мы должны внушить идею, что «семейный квадрат» – естественное и единственно возможное устройство семьи в этом мире…

– Не знаю… – Наан оставалась мрачна. Внезапно ее осенила и новая догадка: – Но если все будет так, как ты настаиваешь, я должна буду рожать личинок от какого-то махаона, а наследника тебе родит самка маака?!

Даже сам Лабастьер опешил от этого, абсолютно логичного, вывода, но тут же нашелся:

– Ты ведь прекрасно знаешь, что, кто бы не вынашивал моего ребенка, в нем не будет ни одной материнской молекулы. Так какая разница… – он глянул на ее выражение лица и поспешно добавил: – Почему бы это не сделать тебе?..

– Какая разница?! – вскричала Наан, подбоченившись. Последние его слова она пропустила мимо ушей.

– Оставим этот разговор и хорошенько обдумаем все это, – умиротворяюще предложил Лабастьер. – Времени у нас предостаточно…

Но Наан не унималась:

– Ну уж нет, – сказала она, пристально глядя в глаза самцу. – Мы все решим именно сейчас.

Лабастьер пожал плечами, но попытался все-таки уклониться от продолжения дискуссии, наклоняясь, чтобы собрать рассыпанные плоды обратно в корзину. Но Наан стремительным движением поймала его за подбородок и приковала его взгляд к себе.

– Ладно, – сказала она, и Лабастьер услышал в ее голосе нотки, не предвещающие ничего хорошего. – Возможно, ты и прав. Я согласна. Но при одном условии. И самца, и самку для нашей семьи буду выбирать я.

…Рассказ молодого короля хуторянам был, конечно же, несколько иным. Ведь многое из сказанного выше ему не было известно и самому, а кое что из того, что было известно, он считал, вовсе ни к чему знать его подданным. Таким образом, рассказ этот не касался незыблемых законов жизни общества Безмятежной, зато был и длиннее и красочнее: большую его часть занимало описание подвигов и иных славных деяний великого предка, а центральным эпизодом было экспрессивное описание боя Лабастьера Второго с сухопутным скатом.

Вечерело. Обе луны Безмятежной, белая и розовая, или, как прозвали их махаоны, Дент и Дипт, были отчетливо видны на небосклоне, и их мягкое сияние добавляло умиротворения в души пирующих. Беседа приобрела отвлеченный характер.

Самки увели гусеничек в жилища, загончик разобрали, а на освободившемся участке площади был сложен и разожжен праздничный костер. Несколько разрумянившихся от «напитка бескрылых» самок взялись за музыкальные инструменты, и нежная мелодия флейты-раковины, сопровождаемая звоном струнных и постукиванием бонгов, превратила окружающее в сказку.

– Откуда бы ни прилетели сюда наши предки, они сделали верный выбор, – сказал Лаан. – Трудно поверить, что где-то еще есть мир прекраснее того, в котором мы живем.

– Это так, – кивнул Дент-Вайар. – И все-таки, наверное, нет мира, в котором не было бы несчастных.

– Наши печали так же красивы, как и наши радости, – возразил король. – Легенды говорят о том, что наши предки часто бывали нетерпимы друг другу и нередко убивали друг друга в бессмысленных войнах…

– Разве бабочки Безмятежной никогда не гибнут в поединках? – задал риторический вопрос Лаан.

– Мы сражаемся лишь тогда, когда хотим защитить нашу честь, – покачал головой Лабастьер, – этот обычай лишь добавляет нашей жизни ярких красок.

– О, да, – подтвердил Дент-Вайар, – самая большая беда, которую может представить отец – несчастная любовь его чада. В то же время все мы понимаем, что любовь прекрасна всегда.

– Думаю, вам нечего тревожится о судьбе своей дочери, – отозвался Лабастьер.

– Почему вы поступили не так, как ваши отец и дед? Почему вы сами отправились на поиски невесты? – спросил махаон то, что, конечно же, интересовало и всех остальных, и в тоне его прозвучала нотка досады.

– Во-первых, кроме женитьбы, у меня есть и иная, возможно даже главная, цель. Мой отец, именно потому, что юные самки сами прибыли к нему на смотрины, ни разу не обошел королевство с личной инспекцией. А когда отправился, уже после женитьбы, пропал без вести. Так что результаты его похода неизвестны. Я хочу своими глазами убедиться, что в моем королевстве царят добро и справедливость. А там, где это не так, вмешаться и навести порядок. Ну а во-вторых… на примере вашей дочери все мы убедились, что мое решение было правильным. Я не хочу трагедий, не хочу делать кого-то несчастным. Полное представление о правильности своего выбора я могу сделать только в той среде, где обитает моя возможная избранница, познакомившись с ее родителями, родственниками… Или даже с самцом, которого она любит, как это случилось тут.