"!Фантастика 2023-109". Компиляция. Книги 1-18 (СИ) - Одувалова Анна Сергеевна - Страница 150

Лишь после этого Первый, удалившись окончательно, замуровался изнутри. Но прежде он совершил поступок, явно продиктованный не одними инстинктами и поразивший Ливьен. А именно: он утащил в свое логово «перстень Хелоу» (так про себя окрестила Ливьен его находку).

Зачем понадобился ему этот золотой предмет? Может быть… Может быть, Первый почувствовал, что контакт с древней и загадочной вещью даст ему нечто особенное в процессе таинства превращения?.. Если так, то прав был Рамбай, говоря о великом будущем Первого.

Размышляя, Ливьен глянула на мужа и убедилась, что тот расценивает происшедшее так же. Никогда еще не видела она на его лице такой смеси гордости и блаженства.

Заметив ее взгляд, Рамбай поспешил принять невозмутимый вид. Но сказал:

– Даже личинки ураний, живущих в лесу, не умеют прятать свой кокон. – Многозначительно помолчав, он продолжил. – В племени, изгнавшем Рамбая, есть обычай: перед свежим коконом личинки кладут несколько предметов. И по тому, что она захватит с собой, определяют ее дальнейшую судьбу. Рамбай взял стрелу и стал охотником. Первый взял изумруд – камень мудрости и власти.

О да, это было похоже на предзнаменование. Но в то же время, Ливьен испытала и легкое разочарование. Оказывается, манеру тащить что-нибудь с собой в кокон имеет не только ее вундеркинд-Первый, но и прочие гусеницы. И по большому счету, тут ему и взять-то больше было нечего, кроме перстня, который, кстати, и находился к кокону ближе всего… Что же касается Рамбая, то кем еще, кроме как воином, он мог стать?

Итак, забота о ребенке отошла в прошлое, и путники вновь принялись готовиться в дорогу.

Превращение из куколки в бабочку длится около месяца. Они должны были уложиться в этот срок.

Прежде, чем лететь дальше, Ливьен настояла на изготовлении теплой одежды. Она помнила снежную равнину из своего «бреда».

Рамбай поначалу ни о чем таком не хотел и слышать.

– Объясни, жена моя, – язвительно вопрошал он, – зачем Рамбай должен обрастать шерстью, как дикий кот, или покрываться перьями, подобно глупой птице? Рамбай – не кот и не птица!

– Чем выше мы поднимаемся в горы, тем становиться холоднее, – терпеливо объясняла Ливьен. – Ты ведь и сам это заметил. А дальше будет так холодно, что не будет таять снег.

– Рамбай никогда не слышал такого слова.

– Снег – это вода, которая от холода стала твердой.

– Ха! – Рамбай презрительно усмехнулся. – Всегда я знал, что самки из Города только кажутся умными! «Твердая вода!» – передразнил он. – Личинка махаона не смогла бы придумать ничего глупее… Займись сборами, жена, и не морочь мне больше голову.

Но Ливьен не отступала:

– Я не двинусь с места, пока у нас не будет теплой одежды!

– Сейна! – рявкнул Рамбай.

Сейна отложила возню с чехлом Лабастьера и подошла к ним.

– Прошу тебя, самка, – с легкой издевкой в голосе обратился к ней Рамбай, – спроси премудрого Лабастьера: может ли быть вода твердой, и нужна ли нам какая-то особая одежда, чтобы двигаться дальше? Рамбай сделает так, как скажет думатель… – он победно зыркнул на Ливьен.

«Нет, не зря Городом правят самки! – раздраженно думала Ливьен, пока Сейна общалась с Лабастьером. – Эти спесивые болваны абсолютно не способны прислушиваться к чужому мнению! А что может ответить Лабастьер? Вся его информация – опосредованна. Откуда ему знать о том, что творится в высокогорье – там, где не бывала еще ни одна бабочка?!»

– Лабастьер сказал, что Ливьен права, – объявила Сейна вернувшись. – Теплая одежда нужна. Следует утеплить и его чехол.

Рамбай обескураженно уставился на нее.

– Он так и сказал? – переспросил он недоверчиво.

– Так и сказал.

– И твердая вода бывает? – спросил он так, что стало ясно: до истерики остался один шаг.

– Об этом я не спрашивала. Я и сама знаю. От холода вода твердеет и превращается в лёд.

– Ливьен называла другое слово, – все с той же, не предвещающей ничего хорошего, интонацией заметил он.

– Я рассказывала ему про снег, – пояснила Ливьен. – Понимаешь, Рамбай, лед – твердый, а снег – мягкий…

– Снег!!! Лед!!! – взорвался он наконец. – Вода твердая, вода мягкая!!! Ответь мне, самка, – продолжал он голосом, полным сарказма, – научи глупого Рамбая: бывает ли вода жидкая?..

– Бывает! – зло рявкнула Ливьен.

– Это хорошо, – покивал он, ехидно прищурившись. – А может быть, вода умеет плясать на лесной поляне, украсив себя цветами магнолии? Или вода кусается, выскакивая из дупла? Или она летает по воздуху, пока никто не видит?!!

– Если ты так глуп, что сунешь свой нос в кипяток, вода укусит тебя, – взяв себя в руки, мрачно ответила Ливьен. – А вода, которая летает по воздуху, называется «пар»… Ты обещал поступить так, как скажет Лабастьер. И хватит об этом.

Рамбай скрипнул зубами. Но промолчал.

Однако говорить о необходимости теплой одежды оказалось много проще, чем сделать ее. Ливьен пожалела, что не поставила этот вопрос раньше.

Два дня подряд Рамбай и Дент-Байан спускались на «ступень» ниже в поисках какого-нибудь зверька, шкурку которого можно было бы выделать. Но тщетно. Ничего подобного тут не водилось.

Были еще перья, оставшиеся от хищной птицы, но Ливьен не представляла, как их можно использовать. Выход подсказал Дент-Байан.

Срезав пух с нескольких перьев, махаон набил им свой спальный мешок, а затем, чтобы пух не сбивался в один край, прошил мешок нитью – несколькими строками, крест накрест. И это свое изделие он предложил в качестве утепляющей прослойки в кожух Лабастьера.

Ливьен и Сейна с воодушевлением восприняли эту идею и принялись за работу. Искромсав спальники, они получили в результате четыре удлиненных теплых жилета с широкими щелями для оснований крыльев. Спереди эти неказистые одеяния зашнуровывались флуоновой нитью, ей же затягивались на бедрах.

Рамбай заявил, что никогда и ни за что не оденет эту уродливую тряпку. Но пока что его и не заставляли этого делать. Жилеты свернули и запихали в раздувшиеся поясные рюкзачки. Только изделие Дент-Байана сразу вложили в чехол Лабастьеру, от чего тот стал раза в полтора объемистее.

Собрали и остальные пожитки. Можно было лететь.

Неожиданно задержал Рамбай.

Встав на колени возле холмика, под которым прятался кокон с куколкой Первого, он закрыл глаза и принялся что-то быстро и негромко говорить на дикарском наречии ураний.

Что это было? Молитва? Прощание? Напутствие? Ливьен не знала. И не решилась спросить. Но встала на колени с ним рядом. И почувствовала неожиданное волнение. Вернувшись сюда, она встретится с бабочкой маака, которую не видела еще ни разу в жизни. И это будет ее ребенок. Ее Первый.

Если, конечно, она вернется…

Она должна вернуться!

Сейна и Дент-Байан в терпеливом ожидании молча сидели поодаль.

На третьи сутки полета, к вечеру, они добрались до очередной отвесной стены и остановились на привал у ее подножия.

«Подзарядкой нервной энергии» Лабастьера теперь занимался Дент-Байан, а не Сейна. У него получалось быстрее и безболезненнее.

Равнина, над которой они летели в последний из трех дней, была не горизонтальной, а заметно забирала вверх. И уже тут похолодало настолько, что путники поспешно облачились в свои импровизированные утеплители. Рамбай, перестав ворчать по поводу времени, потерянного на их изготовление, поступил так же, как и остальные. Тем паче, что собранный для костра сухой мох (а ничего другого тут уже и не росло) дыма давал больше, нежели тепла.