Хозяин моих желаний (СИ) - Лари Яна - Страница 39

Метель засыпает лобовое стекло, заключая нас в уютный вакуум. Подозрения, корысть, предательство остались где-то там, вне стоящего посреди лесной дороги автомобиля. Сейчас важны только мы двое и хриплый, забирающийся под одежду, шёпот:

– Я всю жизнь тебя люблю, Чертёнок.

С губ срывается тихий стон, когда Раду спускается ниже к шее, настойчиво покусывая чувствительную кожу. Удерживая одну ладонь на месте, второй он проскальзывает мне под куртку. Момент, который потревоженный котёнок выбирает максимально удобным, чтобы напомнить, что у моих верхних девяносто уже как бы имеется защитник.

– Вот же... Пиранья! – шипит Раду, отдёргивая от моей груди прикушенную ладонь. – Береги его, Влада. Этот прохвост любой овчарке даст фору.

Я растерянно смотрю в настороженные, зелёные как у Раду, бусины глаз котёнка и чувствую побежавшие по щекам слёзы.

Слышал, малыш? Он меня любит...

Может, правда? Ну, вдруг? Ты же меня точно так же кусал, а теперь вот, заступился.

Может...

Шершавый кошачий язык осторожно лижет меня в кончик носа.

Незаметно перевожу дыхание.

– Если этот дикарь опять ко мне полезет, ты же покажешь ему кошкину мать, да, кроха?

Раду с усмешкой заводит мотор.

– Но сначала я этого кроху запру в другой комнате и покажу тебе кто здесь папка.

***

– Чья это квартира? –С интересом осматриваясь по сторонам, прежде чем шагнуть в просторную прихожую, наполненную стерильным запахом свежего ремонта.

– Моя. Дом в лесу – прихоть отца. Я не поклонник охоты и одиночества.

Дверь за спиной с издевательским щелчком закрывается. Декорации сменились, а клетка прежняя.

– Зачем ты меня сюда привёз?

Замешкавшись, всё же отдаю Раду котёнка. Он не отвечает, только смеряет меня жгучим взглядом, заставляя нервничать из-за своего присутствия и неопределённости. Я не хочу оставаться и не готова уйти.

Дождавшись, когда он скроется в одной из комнат обустраивать ночлег сонному новосельцу, неуверенно смотрю на дверь – единственную преграду на пути к долгожданной свободе... и снимаю куртку. Сгибаюсь, чтобы расшнуровать ботинки.

Раду возвращается быстро, словно до последнего не верил, что я останусь.

– Твоё спокойствие настораживает. Попытаешься отыграться напоследок? – Он не стесняется делиться наблюдениями, едва ли надеясь на честный ответ.

Я и не отвечаю. Разгибаюсь, неторопливо разглаживая примятый пуловер. Жизнь, кипящая на ночных улицах, напомнила о бесшабашных тусовках, наполнила вены забытым драйвом. Она поманила всполохами неоновых вывесок и позвала шумом многоголосой толпы. Привычный мир так близко, что его зову невозможно сопротивляться.

Это как подсесть на иглу, завязать и потом опять сорваться.

Это эйфория, которую он у меня отнял.

Я чувствую, как предвкушение рвёт планку. Но сперва хочу сполна распробовать всё то, что может дать мне Раду. Распить с ним на брудершафт наши последние часы. Уйти в отрыв, насладиться, насытиться.

Слышу, как он снимает верхнюю одежду. От его близости, морозного запаха, резкого выдоха, согревшего волосы на моём затылке, становится тесно в груди.

– Замёрзла?

– Заждалась.

На лучший ответ меня просто не хватает. Нам и того, что есть – за глаза.

Слегка повернув голову, одурманено смотрю как его пальцы поддевают широкий вырез и скользят вдоль ключицы, оголяя моё плечо. Удовольствие пенится, волнами покалывая позвоночник.

Нетерпение проносится по венам, собираясь пучками тепла в низу живота. Я разворачиваюсь. Чересчур бурно вздыхаю, уже не пытаясь ни скрыть, ни бороться с переполняющим меня дурманом. Убираю щиты, отбрасываю мораль. И наши губы, наконец, притягиваются как два магнита – слипаются намертво. Мы со стоном врезаемся в стену. Его требовательный язык проскальзывает в рот, окончательно выталкивая из меня посторонние мысли.

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​Голова идёт кругом, словно нас вдруг накрыло водой, все посторонние шорохи доносятся сквозь гул в ушах. Хочется каждым миллиметром тела немедленно ощутить нажим тугих мышц, жадность губ, трение кожи о кожу. И наши ладони торопливо шарят друг по другу: расстёгивают... мнут... срывают...

Происходящее слишком стремительно, не успевает ни приесться, ни отпечататься в сознании. Урывками ловим губами всё до чего получается дотянуться: челюсти, скулы, пылающие мочки. Прикусываем, облизываем, словно разом пытаясь вобрать всё то, что в перспективе будет упущено. Да и чёрт с ней, с той перспективой. Сейчас бы от жадности не захлебнуться.

Эту безрассудную тягу не насытить ни поцелуями, ни лаской. Если долго игнорировать голод, он когда-нибудь выйдет из-под контроля и поглотит тебя. Наше с Раду «когда-нибудь» уже не оттянуть. Нам прямо сейчас нужно больше и ярче, теснее и ближе, смелее и жёстче. Здравый смысл оставлен где-то на периферии, осознанность отключилась. С концами.

Поочерёдно сгибая ноги в колене, одной рукой стягиваю с себя носки. Квартира не прогрета. Ступни пронзает тысячей игл, будто стою не на полу, а на битом стекле. Я не могу сдержать тихого шипения, и повторно шиплю – уже громче, когда серьга цепляется за петлю при попытке Раду стянуть с меня пуловер.

– Извини, – его грубоватый тон вихрем врывается в опустевшую голову. – Первый раз будет жёстко и быстро. Потом... – Он отвлекается, чтобы оставить короткий поцелуй за ухом, пока руки заняты борьбой с ремнём. – Потом повторим, как нравится тебе.

Дыхание сбивается. Я с трудом улавливаю смысл сказанного, продолжая блуждать губами по чернилам татуировок, одновременно спуская руку вниз к проступающему сквозь ткань боксеров уплотнению. Мягко накрываю твёрдый член ладонью, ритмично сжимая и расслабляя пальцы.

Неопытность – единственное о чём сейчас жалею. Хочу, чтобы запомнил.

Если это прощание, пусть сравнивает со всеми, кто будет после. И кусает локти.

Раду что-то глухо рычит мне в рот, рывком спуская к локтям бретельки лифчика. Не отрывая горящего взгляда от моего лица, стягивает чашечки вниз, обнажая грудь. Я опускаю налившиеся тяжестью веки, не в силах вынести вида его порочной усмешки.

Если моё загнанное сердце вдруг не вывезет, хочу запомнить Раду именно таким – слетевшим с катушек, одержимым.

Острая, сладострастная боль подсказывает, что он зубами оттягивает мой сосок и тут же втягивает его в рот, заигрывает кончиком языка, с нажимом вдавливает, обводит каждую морщинку на подобравшейся, чувствительной коже.

– Подожди... У меня с собой нет защиты.

Плевать. Пусть выкручивается как хочет.

– Попробуешь кончить в меня, я тебя прокляну, – выстанываю глухо, безуспешно пытаясь вспомнить, как расстёгивают рубашку. Мелкие пуговицы ни в какую не хотят выскальзывать из петель.

– Я уже проклят тобой. По уши... – бормочет он, сминая руками мои ягодицы и поднимаясь чередой кусачих поцелуев к шее.

Колени подкашиваются, пол, покачнувшись, ускользает из-под ног. Никогда ещё такое простое действие как раздеться не доставляло столько хлопот. Не сговариваясь, совершаем абсолютно бестолковые, нелогичные действия. Раду порывисто пытается стянуть штаны, не разуваясь, я с тем же успехом пробую стащить с него рубашку через голову.

– Всё. К чёрту, не могу больше. – Раду отрывается от меня на пару секунд, чтобы выбраться, наконец, сразу из штанов, носков и обуви.

Пользуясь моментом, прошмыгиваю за первую же дверь. Правда, успеваю только снять джинсы и завалиться на кровать. Стринги он уже сам спускает, с нажимом оглаживая мои ноги до самых стоп. Столкнувшись взглядом с его темно-зелёными глазами, улавливаю тень восхищения, смешанного с суровой решимостью. Всё. Мы заплыли за буйки. Дальше только тонуть.

Горячая волна жара бьёт мне в живот, заставляя рефлекторно сжать бёдра. И челюсти тоже сжимаю до ноющей боли, порывисто выдыхая раскалившийся в лёгких воздух. Раду обрушивается на моё тело как ураган. Яростно таранит саднящие губы и жёстко сминает ладонями бока, ломая в зачатке любую попытку к сопротивлению, пока пристраивается меж разведённых ног.