Хозяин моих желаний (СИ) - Лари Яна - Страница 32

– Перестань, ну? – шепчу настороженно и задерживаю дыхание, чтобы исключить возможность уже общего срыва.

– Ш-ш-ш... Всё будет хорошо. Тебе будет хорошо, обещаю. Я не могу отпустить тебя такой напуганной.

Раду весь напряжён, когда начинает медленно спускаться губами по животу.

Его губы приоткрыты. Мышцы бьёт дрожь там, где кожу согревает влажное дыхание. Каждый сантиметр пути отдаётся в позвоночник покалыванием. Недавний трепет возвращается, наливая вены знакомым зноем. Возбуждение дурманит, поэтому не сразу осознаю, что на этот раз задумал Раду. И когда до меня доходит – резко, будто ударом в солнечное сплетение – начинает невыносимо печь шею и уши.

– Не делай этого. Пожалуйста... – тихо прошу, почувствовав его рот в самом низу живота. Непроизвольно дёргаюсь, пытаясь свести ноги.

Мне вдруг становится очень стыдно и дико от мысли, что самая интимная часть моего тела бесстыже раскрыта прямо перед его лицом.

– Так. Тихо, – хрипло командует Раду. – Посмотри на меня.

Стоит опустить взгляд вниз и становится ещё хуже. Дух перехватывает от порочности его улыбки.

– Влада, ты самая лучшая, самая красивая, самая желанная женщина в моей жизни, – твёрдо, с пробирающей искренностью говорит он. – Запомни, никогда, ни при каких обстоятельствах я не отвернусь от тебя и не осужу. Но сейчас ты захлопнешь свой очаровательный ротик и дашь мне сделать это. Просто не сопротивляйся.

Боже...

Вот как ему сопротивляться?

И дело не в словах. Слова могут прозвучать и забыться. Но как же он подбирает момент! Берёт самый острый – вскрывающий душу, и только потом выжигает каждую букву клеймом.

С противоречивыми чувствами я замираю, позволяя Раду широко развести мои ноги. Глубоко вдыхаю, сжимаюсь в напряжённом ожидании и тут же цепляюсь за простыню до боли в пальцах. Ох, чёрт...

Упругий и влажный мазок языком уничтожает последние трезвые мысли в голове. Невольно делаю бесстыдное движение бёдрами, раскрываясь полностью. Голова кружится даже с закрытыми глазами. Весь жар, все ощущения срываются вниз – туда, где плоть терзают дерзкие губы. Туда, где всё ноет и пульсирует.

Его ладони жёстко фиксируют заёрзавшие в нетерпении ягодицы. Понимаю ведь, что этим только мешаю нам обоим, но власти над собой нет никакой. Раду достаточно приспустить с себя бельё – я сейчас не смогу и не захочу оттолкнуть.

Дико так всё... С такой непримиримостью сопротивляться, и так сокрушительно пасть – вопреки зарокам, обстоятельствам, собственной воле. Здесь и сейчас я мыслями, душой и телом принадлежу ему. Но Раду почему-то не спешит воспользоваться ситуацией: не напирает, не набрасывается. Просто методично разгоняет пульсацию внизу до нестерпимого. И чувствуется, что самого уносит. Его сила воли заводит больше всего. Ни от чего ещё так не теряла голову.

Моя податливость, его настойчивость, нажим лёгкой щетины, мягкость горячих губ, хаотичные скачки от ласки к грубости – всё сжимается до дрожащей точки, натягивается бесконечным мигом парения и шпарит вены кипятком взрываясь.

Из моего горла вырывается единственный стон – практически неслышный. По звуку как шелест, по ощущениям – вылетевшая душа.

Раду обессилено уваливается рядом со мной. Смотрит в потолок, сжимая нижнюю губу зубами. Его дыхание громче и несдержаннее моего. И вот эта кровать, в чужом доме, вдалеке от цивилизации сейчас самое неспокойное место во вселенной. В груди саднит от потребности поделиться с ним тем необъятным, чем он меня наполнил – прижаться, шепнуть на ухо что-то очень личное и ласковое. Но реальность, начавшая проступать через сход блаженства, в деталях указывает на то как сильно он сейчас возбуждён. Не услышит.

Тёмные пряди волос прилипли к влажному лбу. На неподвижном, бледном лице только ноздри трепещут – порывисто, будто от сильной боли.

– Мне, наверное, лучше уйти, – хочется произнести это ровно, отстранённо, однако заметная дрожь в голосе слышна даже мне.

Знаю, уйти сейчас эгоистично. А остаться – значит закрепить между нами обиду. Она легко забывается на пике эмоций, но никуда не исчезает – лезет ядом в слова при каждой ссоре. Долги всегда нужно отдавать. Даже такие. Раду смог, получив разрядку, отвернуться от меня в душе. И я тоже так смогу.

Он закусывает усмешку, прикрывая глаза.

– Ложись сегодня со мной, Чертёнок. Обещаю больше не приставать.

Знаю, что не будет. Как и то, что оба не заснём. В воздухе слишком много моего сумасшествия и его неудовлетворённости.

Отрицательно качнув головой, поднимаюсь с кровати. Меня немного пошатывает. Кожу холодит, потому что эпицентр внутреннего тепла сейчас сосредоточен вокруг Раду. Зябко передёргиваю плечами, подхватывая с пола пижамные штаны. Верх лежит придавленный его ногой. Чёрт с ним. Завтра заберу, когда в комнате никого не будет.

– Я возьму цветы? – Горло дерёт как будто после крика. Даже не помню, действительно кричала или просто ртом хватала воздух, а не спросить не могу. Чего мне только не дарили, но так глубоко ещё никто ничем не смог пронять.

– Забирай всё, что хочешь. Здесь всё твоё и для тебя.

Облизываю пересохшие губы, ловя себя на радости, что под полуопущенными ресницами не видно выражение его глаз. Смущаться больше уже некуда.

Быстро собираю физалис в букет и на негнущихся ногах прошмыгиваю за дверь.

– Мне понравилась сказка! – кричит он хрипло.

Я счастливо зажмуриваюсь, прижимая пальцы к припухшим губам.

Вот в чём опасность нахождения рядом с ним – Раду всегда получает всё, что захочет. Всё, без исключения. Даже меня мог бы взять прямо этой ночью, потому что в глубине души настойчиво скребёт разочарование. Остаться хочу. Только хорошо понимаю, что он не настоял тоже из вредности. С уверенностью, что я сама себя проучу как никто другой.

Когда же я перестала ему внутренне сопротивляться? Когда впервые поцеловал?

Нет, раньше. С первого прикосновения к скуле, когда Раду утирал мои слёзы в заснеженном сквере, прежде чем пригласить к себе в машину. И ведь понимаю, что-то участие было притворным, что он таким образом втирался в доверие, но... Чёрт!

Я хотела ему верить, злить, бояться... Хотела провоцировать, сгорать от адреналина. Сама хотела!

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​Вот и нашёлся ответ. Эти желания, написанные на картах – я в них никогда бы себе не призналась, но все они не его, а мои. От первого до последнего. Мне нужно было кому-то открыться, разобраться в себе, увидеть в мужских глазах не раболепие или похоть, а смелость говорить мне правду в лицо и восхищение мной – такой, какая я есть.

– Всё-таки как много говорит о человеке поза, в которой он спит.

Попытка совместить резкое пробуждение с проверкой наличия у меня гнезда на голове заканчивается матерным всхлипом и мизинцем, ушибленным о спинку кровати.

– Не больше, чем скажет манера заваливаться в чужую постель. Какими судьбами на этот раз? – Беспокойно сдуваю прилипшую к щеке прядь волос.

– Зашёл полюбоваться.

Раду сегодня без линз. Каре-зелёные глаза совсем немного щурятся из-за чего я затрудняюсь определить, насколько он сейчас серьёзен.

Вот поэтому мне нравится просыпаться одной – никаких неловких ситуаций в плане неумытой образины, лохматости и подтормаживающих мозгов.

– И много интересного узнал? Ну, кроме того, пускаю ли я слюну на твои наволочки.

Нарочно язвлю в надежде, что так Раду быстрее уйдёт и мне не придётся краснеть, вспоминая подробности вчерашней ночи. Но по факту уловка не срабатывает. Уголок его рта довольно ползёт вверх.

– Во-первых, – отвечает, накручивая на указательный палец мой локон. – Ты спишь на животе, обняв подушку, а это говорит...

– Что такие люди очень нахальные, – перебиваю, внезапно смутившись его жеста. – Подросткам интересно копаться в психологии, и я не стала исключением. Вряд ли ты расскажешь мне обо мне что-то новое.