Хозяин моих желаний (СИ) - Лари Яна - Страница 10

– Как же ты, дикарь, меня достал! – Мой голос звенит. Почти не соображая, стягиваю через голову промокший лонгслив и с психом швыряю нам под ноги. – Что смотришь? Помоги мне раздеться, давай я тебя удовлетворю и свали уже к чертям из моей жизни.

А в следующий момент Раду молниеносно пережимает мне шею рукой. Взрывом его терпения меня впечатывает в стену. Смеётся зло, цепляя зубами нижнюю губу. Крылья носа хищно подрагивают прямо напротив моих глаз, потому что поддона касаюсь лишь кончиками пальцев.

Так и стоим, прожигая друг в друге дыры глазами.

Мне неуютно под прицелом его взгляда. И ещё что-то... Снова. Но нет, эти глаза я совершенно точно не могу знать. Такой цвет не забудешь.

Внутри всё рвётся противоречивыми ощущениями, очень быстро перетекающими в примитивную потребность не захлёбываться водой, не пытаться разодрать себе лёгкие ради одного вдоха и, наиболее важное, не чувствовать кожей жар его грудной клетки.

– Успокоилась?

Дождавшись, когда я моргну, Раду возвращает мена на прежнее место и регулирует подачу воды.

За гелем тянусь сама. Вспениваю мочалку и медлю. С мучительной опаской смотрю снизу вверх ему в лицо, не решаясь продолжить.

– Балда ты, Влада, – вздыхает он с усталым укором и накрывает мою кисть пальцами, опуская её себе на грудь. – Не на то дерзость распыляешь. Уже давно бы меня...

Раду не договаривает, а я борюсь с очередной вспышкой паники. В его непоследовательности не проглядывается даже намёка на конечную цель. Если ему не нужно моё тело, то что тогда? Зачем этот беспредел с картами?

Через мягкий слой морской губки в ладонь отдаётся мощный стук его сердца, заставляя неосознанно задерживать дыхание. И это чувствуется даже интимнее, чем я опасалась.

Его нагота вдруг ощущается невыносимой.

– Ну и чего ты ждёшь?

Его взгляд без ложной скромности прикасается к моим губам и шее, скользит по плечам. Мягкость в интонациях Раду не вписывается в происходящее, но я слишком погружена в свои переживания, чтобы копаться в этом.

– Настраиваюсь, – отбрехиваюсь, опасливо обводя губкой витки татуировки чуть ниже ключиц. Дотрагиваться до него не хочется. Пальцы то и дело соскальзывают на упругую кожу. С ума сойти. Незнакомый мужчина... На расстоянии выдоха... Голый... Это неловко. Не признаваться же, что я заживо сгораю под его пытливым взглядом.

– Малыш, мне становится скучно.

Стиснув зубы, поднимаюсь выше. Скучно ему, понимаете ли.

Нашёл, скотина, развлечение.

У Раду очень сильная, крепкая шея... Захочешь придушить – пальцев не сомкнёшь. Край свисающего с его мочки пера щекочет мою кисть. Неосознанно придвигаю руку к заросшей челюсти. Пальцы колет щетиной. Не то чтобы сильно жёсткая, а будто по сердцу царапает. Аж волоски на затылке поднимаются.

– Отвернись, спину намылю. – Цепляюсь за единственную возможность вернуть себе самообладание. Может, если Раду не будет смотреть, станет чуточку проще.

– Учти, пока я не буду весь сиять от чистоты оплата не засчитается. – В голосе проскальзывает тень улыбки. Наверное, его забавляют мурашки, покрывшие меня с ног до головы.

– Как удачно ты забыл, что я здесь, вообще-то, по твоей милости. – Пытаюсь унять нервный озноб, чувствуя, что он продолжает меня изучать.

К счастью, Раду всё-таки поворачивается спиной. Можно тихонечко выдохнуть.

– Ты здесь только потому, что посчитала двадцатиградусный мороз опаснее голого психа. Сухой расчёт, не более.

– Я в гости не напрашивалась, – огрызаюсь на его несправедливый упрёк.

И даже понемногу отвисаю. По крайней мере, ноги больше не дрожат. Практически.

– Ты имела дурость влипнуть в неприятности, так найди в себе силы признать, что мы оба отличились.

– Обойдёшься.

Раду закладывает руки себе за голову, блаженно потягиваясь, пока я усердно «начищаю пёрышки» огромной птице на его лопатках. Игра мышц создаёт иллюзию парения. Невольно засматриваюсь.

Какой же ты всё-таки эффектный и жуткий, дикарь.

Смутившись, прячу за кашлем неровный выдох.

– Так может, расскажешь, что ты делала в сквере? – Продолжает он упорно вешать на меня всех собак. И знает же, сволочь, куда бить! – В снегопад, без верхней одежды... Это тоже свалишь на меня? По-моему, такой печальный итог закономерность чьей-то безалаберности. Не знаешь чьей?

– Не твоё дело, что я там забыла. – С остервенением натираю губкой поясницу, не решаясь спуститься ниже.

Раду поворачивает голову. Испытывающе щурит глаз.

– Скажешь, села бы ко мне в машину при других обстоятельствах?

– Нет. – Качаю головой не задумываясь.

– А если бы красиво подкатил?

– Исключено.

Мой голос подло сипнет, когда я всё-таки касаюсь ягодиц. По-мужски аккуратные, твёрдые – сплошные мышцы. Как-то не вовремя вспоминается знак бесконечности, набитый над пахом, моментально накидывая кучу не самых скромных картинок.

– Почему так категорично?

– Мордой не вышел, – срывается универсальный аргумент, закрепившийся на языке ещё со времён, когда я в начальные классы ходила. Мне действительно рано пришлось научиться разборчивости.

Но ляпнула сейчас, конечно, зря. Очень зря. Раду весь напрягается.

– Я же говорю, сама себя наказала, – его голос начинает звучать совсем уж елейно, почти ядовито.

– Угомонись, зануда.

Не знаю, откуда взялась эта резкость. Вырвалась из подсознания. Ударила по нему, аж мышцы дрогнули. В общем, неизвестно какой чёрт меня дёрнул, но о своей издёвке приходится тут же пожалеть.

Его тело скользит под губкой, совершая плавный разворот. Я едва успеваю отдёрнуть руку, а заодно выронить своё орудие труда, как Раду упирается мне в лицо убийственным взглядом. И не только в лицо. И не только взглядом!

– Продолжай, чего застыла?

Я и смотреть вниз лишний раз не рискую, не говоря о том, чтобы нагнуться за губкой, но и ослушаться почему-то не получается. Закусив край губы, провожу дрожащими пальцами по его прессу. Напрямую это ощущается иначе: очень-очень горячо и скользко во всех смыслах. Особенно когда он многозначительно указывает взглядом на свой пах.

Сердце заходится от смятения, а щёки, кажется, готовы треснуть от жара. Безотчётно прижимаю костяшки ко рту. Глупая детская привычка кусать их, когда нервничаю. Думала, что переросла... Так оно и было до сегодняшней ночи! Раду будто клещами достаёт из меня что-то пыльное, давнее, с налётом сожаления, глубоко забитого сознанием. Слишком тщательно и слишком глубоко, что никак не удаётся уловить.

Раду наблюдает молча, не давая никакой оценки моими метаниям. Но ощущается... От него прямо шарашит чем-то едва сдерживаемым, очень болезненным.

– Это... Это перебор! – Пячусь, плохо соображая, что сейчас чувствую и боясь лишний раз вдохнуть. – Давай дальше как-нибудь сам, а?

Мой стратегический побег срывается на старте. Я поскальзываюсь.

Так не вовремя.

– Что значит – сам?

Он перехватывает меня раньше, чем мне удаётся поймать равновесие. Сжимает под рёбрами не сильно, но крепко, и рывком втрамбовывает в себя. Мой взгляд загнанно скользит по небритой челюсти, по слипшимся от воды ресницам... ловит резкое движение кадыка... Вот оно меня особенно пугает.

А затем Раду хватает меня за руку, резко возвращая на грешную землю, и прижимает ладонью чуть выше паха – примерно туда где находится знак бесконечности.

– Приступай.​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​

Сказать, что у меня внутри всё оборвалось – ничего не сказать.

Мысленно проклиная всё на свете, зажмуриваюсь и пробую спустить ладонь ниже. Сантиметр... Второй... Гладкий пресс ощутимо напрягается. Я тоже.

Ну да... Нервничаю...

– Давай-ка всё-таки сам. Я не могу.

Пытаюсь одёрнуть руку.

Видимо, неважно у меня с просительными интонациями. Раду напористо сжимает мои пальцы, чем заставляет сердце кувыркнуться в пятки. И ещё раз, когда уже сам утягивает чуть ниже наши руки.