Другая история русского искусства - Бобриков Алексей Алексеевич - Страница 56

Логично предположить, что рождение натуральной школы не обойдется без учеников Венецианова. Жанристы-венециановцы второго поколения (Александр Денисов, Евграф Крендовский, Лавр Плахов) наряду с традиционными протокольными изображениями фигуры в интерьере создают первые образцы развлекательного этнографического анекдота в безобидной эстетике Тенирса. Например, у раннего Плахова это очень популярная «Пирушка водовозов» или «Подвал» (1833, Казань, Государственный музей изобразительных искусств Республики Татарстан), а также «Кучерская в Академии художеств» (1834, ГРМ).

Главным предшественником натуральной школы в живописи считается рано умерший Василий Штернберг, не имеющий отношения к венециановской школе. Профессиональный пейзажист (ученик Воробьева с 1835 года) с оттенком романтического стиля («Аскольдова могила», 1837, Сумской художественный музей), он позже — после 1840 года — в Италии будет писать этюды в духе Сильвестра Щедрина («Озеро Неми близ Рима», 1845, ГТГ). Но еще до отъезда в Италию, вольноприходящим студентом Академии, в возрасте 19–20 лет напишет (на летних каникулах в усадьбе Тарновского Качановке, скорее всего ради забавы) несколько юмористических сцен из украинской народной жизни — в сущности, пейзажей с маленькими фигурками, с явным оттенком примитива: «Малороссийский шинок» (1837, ГТГ), «Игра в жмурки в усадьбе Тарновского» (1838, ГРМ), «Освящение пасох в малороссийской деревне» (1838, местонахождение неизвестно).

Новая беллетристика начинается с так называемых «физиологических» очерков и альманахов. Первой появляется этнографическая беллетристика, описывающая скорее уклад жизни, чем нравы: например, альманах «Наши, списанные с натуры русскими» (1841–1842) Александра Башуцкого — очерки самого Башуцкого («Водовоз»), Даля («Уральский казак»), Львова («Армейский офицер»). Позже выходит знаменитая некрасовская «Физиология Петербурга» (Григорович, Панаев, Гребенка, Даль). Параллельно формируется нравоописательная (сатирическая) беллетристика гоголевской традиции («Мертвые души» выходят в свет в 1842 году). Физиологический очерк тоже приобретает нравоописательный характер: это «Картинки русских нравов» (1842–1843), в которых участвуют в качестве очеркистов Даль, Булгарин («Корнет» и «Салопница»), Нестор Кукольник («Преферанс»), Мятлев («Петергофский праздник»). Булгарин, помимо участия в сборнике, выпускает собственные «Очерки русских нравов, или Лицевая сторона и изнанка рода человеческого».

Натуральная школа в изобразительном искусстве рождается из иллюстрации к физиологическому очерку; из графики, точнее, из тиражной графики^[440]. Именно большие тиражи влекут за собой новую демократизацию искусства; именно они означают рождение настоящей массовой культуры в России, доступной в городах практически всем; это — «дешевое искусство». Начинается издание больших серий эстампов. Одновременно появляются и иллюстрации в альманахах (все альманахи, от «Наших» до «Физиологии Петербурга», проиллюстрированы). Кроме того, иллюстрируются отдельные издания литераторов натуральной школы — чаще всего юмористические (нравоописательные).

Если говорить о художниках этого «дешевого искусства», то среди них преобладают не то чтобы дилетанты, но люди без «настоящего» академического образования (как это часто бывает в новом искусстве). Здесь нет художников, прошедших через главный — исторический — класс Академии (один только Агин поучился у Брюллова, но не дошел до программ на медали). Обычно это академические ученики батальной мастерской Зауервейда, иногда портретной мастерской Варнека; в каком-то смысле «художники второго сорта». В этом кругу встречаются офицеры-любители (Федотов) или просто любители (Щедровский). Именно этот оттенок маргинальности и дает им свободу, и позволяет освободиться от обязательных для золотых медалистов академических композиционных и пластических канонов — от требования «благородной» натуры.

В графике ранней натуральной школы (до 1846 года) преобладает внешний (собственно физиологический) характер описаний; это касается и этнографии, и картин нравов. Она безобидна и компромиссна; в ней нет новой философии жизни.

Самые ранние этнографические сюжеты связаны с «народом», с «простыми людьми». Отсюда и крайняя степень внешней идеализации с оттенком умиления, носящей, конечно, чисто идеологический характер (это почти официальное николаевское искусство). Лица и фигуры в этих этнографических постановках спокойны и благообразны и более всего напоминают экспонаты этнографического музея, облаченные в праздничные костюмы. Сцены сами по себе чинны, неторопливы, церемонны, иногда с оттенком торжественности. Хотя, конечно, здесь уже присутствует и оттенок исследовательского любопытства: это не просто условные пейзане в духе рокайльных пасторалей времен моды на Руссо; типы — в смысле костюмов и причесок — даны вполне точно. Данный тип изображений вполне может быть назван энциклопедией русской жизни — в первоначальном, буквальном, а не метафорическом смысле, где о каждом типичном персонаже сообщен самый минимум сведений, сопровожденный — на цветной вкладке — изображениями в виде фигурок с ровно раскрашенными контурами.

Самый ранний из этнографов — Игнатий Щедровский, довольно условные постановки которого составлены из пар фигур и иногда предполагают нечто вроде сюжета, сценки, лишенной, конечно, всякого драматизма. Стиль его ранних рисунков отличается крупным масштабом фигур, сильным контрастом персонажей первого плана и пейзажного фона, простотой моделировки (иногда почти в два тона) — что придает ему некоторую монументальность («Купец и нищие»). Наиболее известны у Щедровского альбомы литографий, изданные ОПХ (и сделанные им по заказу ОПХ). Самый первый из них — альбом «Сцены из русского народного быта» (1839): 6 тетрадей по 6 листов, черно-белые литографии, сделанные по рисункам Щедровского другими художниками, Умновым и Белоусовым (собственно, не художниками, а ремесленниками-литографами, и из-за этого значительно более примитивные). Это расставленные в нейтральных позах этнографического музея «уличные типы» Петербурга (главным образом уличные торговцы); самое главное здесь — костюмы, дополненные атрибутами профессии^[441].

Среди графиков ранней натуральной школы наиболее важен Василий Тимм — художник, оказавший на искусство 40-х влияние не меньшее, чем Венецианов на искусство 20-х, а Брюллов на искусство 30-х. Он специализируется скорее на нравах, чем на костюмах, и в легкомысленных сценах светской жизни, конечно, наиболее интересен. Однако приложение сформированной этими сюжетами специфики персонажей (миловидности, изящества и даже некоторой игривости) и этого стиля (округлости и гладкости несколько дамского вкуса) к чистой этнографии дает любопытный результат. Наиболее известен альбом Тимма «Русские народные типы» (буквально даже «Русские костюмы» — «Costumes Russes»), изданные в Париже в 1843 году. Это полная энциклопедия русской народной жизни, изданная для иностранцев: «Финские крестьяне из окрестностей Санкт-Петербурга», «Охтинские молочницы в предместье Санкт-Петербурга», «Господский кучер в малой форме с женою», «Купец в праздничном мундире». Все фигуры в праздничных нарядах — элегантные, модные, подчеркнуто экзотические (и потому немного забавные) — слегка в духе Лепренса.

Живопись с этнографическими сюжетами можно рассмотреть на примере Плахова, ученика Венецианова, художника вполне профессионального, хотя и не такого гладкого, ловкого и модного, как Тимм. Наиболее известна его «Кузница» (1845, ГРМ) — этнографическая костюмированная сцена, почти постановка. Она отличается от картин Щедровского чисто живописными эффектами, глубиной пространства, разработанностью тональных отношений. Однако никаких характеров нет и здесь; только костюмы и инструменты, только интерьер. Труд здесь — как уличная торговля у Щедровского — носит почти церемониальный характер.