Ошибочка вышла (СИ) - Левина Ксюша - Страница 8

Лев жутко решительный, до мурашек. Я не привыкла к таким мужчинам. Папа отличался невероятным тактом и патологической вежливостью, Лёха  —  не образец самца, а больше в окружении и сильного пола-то не имелось. 

Меня тащили в тёмное-тёмное “нечто” с мягкими стенами. 

— Просто скажите, куда… — начала я, но поздно.

За моей спиной закрылась “мягкая” дверь, а меня схватили за плечи и к ней прижали. 

Это что, та самая комната, как в саунах? Прямо в ТОЦ “Журавли” на двадцать шестом этаже? Удобненько…

— Я, кажется, дал номер, по которому решать все вопросы, и в гости не приглашал, — ме-едленно, тягуче произнёс Лев, и я зажмурилась, будто имею дело с настоящим хищником.

Он будто нюхал воздух у моего лица, капая слюной и облизываясь с голодухи, так мне казалось. 

В голове смешались кони, люди. Если расставлять всё по полочкам, то я как бы… помнила, что там было той ночью, хоть и смутно. И помнила, что совсем против не была, а вот теперь оказалось, что из-за этого злиться крайне непросто. 

Это как представлять себе, что при встрече с президентом всё ему в лицо выскажешь, и он такой: “Маё увожение!”, а на деле проблеять: “Здрасьте…”

— Ситуация… изменилась, — голос оказался таким тихим, что… хоть стреляйся. 

— Это как? — Лев сделал крошечный шажок назад, а потом снова качнулся вперёд и перехватил меня поудобнее. 

Всё-таки мягкие стены  —  это прекрасно, никаких тебе синяков от свидания с миленьким. 

— Если вы… — в горле пересохло и пришлось сглотнуть. — Если вы меня отпустите… — снова пересохло. — Я объясню. 

 Лев сощурился.

— Что объяснишь? — брови Льва были нахмурены, и по складке между ними, я пыталась понять, насколько он неприятный человек, а насколько просто зол. 

Лицо господин Дефлоратор, имел крайне приятное. Такие бывают у людей, про которых потом говоришь: “Хороший человек! Ни дать ни взять!” 

Таких любят дети, старики, женщины от трёх до ста трёх. И, наверное, в таких легко было бы влюбляться. Если бы я имела цель совершить сие преступление против природы.

— Давай я начну первым, чтобы сразу решить для себя некоторые вопросы, окей? — немного ядовито, но очень спокойно, как будто после “пары вопросов” меня потащат-таки на гильотину без шансов на обжалование. — Тебе есть восемнадцать?

— Есть… я…

— Год рождения, не задумываясь!

— … второй…

— Твою ж… а я всё ещё считаю тачку второго года новой, — эта ремарка мне показалась настолько смешной, что я не удержалась и хихикнула. 

Этот Лев, где-то глубоко внутри, был… смешным? Или милым. Ну вот не таким, каким хотел казаться, это точно.

— Ты пришла предъявлять за насилие?

— М-м, — я покачала головой, опровергая. 

И мысли такой не было, это правда. 

— Ты какая-то безумная фанатичка, мечтающая отдаться в первый раз кому-то…

— Нет! — сразу отрезала я. — Это вы пришли…

— Стоп! Я ещё с тобой не закончил, — он сжал плечи чуть сильнее, и я ойкнула, потому что пальцы вдруг показались слишком лихорадочно-горячими. — Тебя подослал Ростов? Студентка с актёрского?

— Нет, я учусь…

— ...не интересно где. Тебя кто-то послал?

— Не-ет! Да что ж такое! — и вот тут я набралась смелости, не прошло и года.

Ну, мои моральные силы прямо как тормознутая батарея айфона, пока дождёшься включения, перехочешь звонить нафиг!

Я дёрнулась, и Лев невольно отскочил, сделав пару шагов назад. Оторвалась от “мягкой двери” и пошла на него, чтобы дрожал и боялся. Под ногами оказался ковёр (мы что, в изоляторе для тех, кому рабочий день не мил?)

—  Не знаю, всё ли вы “уточнили”, но у меня тут дела поважнее! И никаких юристов задействовать я не намерена! Вы  —  господин Дефлоратор…

— … кто?

— … Дед Пихто!  —  я аж осеклась, все эти словечки папиного авторства (не уверена, что папиного, но выучила именно от него) вылетали на раз, без предварительного запроса. — Вы, господин дефлоратор — безалаберный, безответственный мудак! И даже не спорьте со мной!

Я вытащила из кармана длинную ленту презервативов, на которую извела все бонусы, какие были, и замахнулась, а Лев молниеносно перехватил руку. 

Гирлянда из серебристых пакетиков повисла у него прямо перед лицом и стала, раскачиваясь, бить меня по щеке.

Лев будто бы складывал два и два… 

Он даже набрал воздуха в грудь для вопроса (надеюсь, не для вопля), но я была первой.

— Такие, как вы… портят жизнь таким дурам, как я! Ясно? Такие как вы… вам ничего не стоит!.. Вам-то что? Вам… Вам… 

Я начала задыхаться от возмущения и подступивших слёз жалости.

— А такие как я… Ленка… Машка… — сама не знала уже что несу, но продолжала неси, пока Лев смотрел в мои глаза, не отрываясь. Он будто и забыл про эти чёртовы презервативы. — И все им потом знаете что? Сами дуры… — голос совсем упал до шёпота, но в “мягкой” комнате была какая-то волшебная акустика. И Лев, кажется, впитывал каждое слово. — Пришла… Легла… Не подумала… А кто же спорит? Но знаете, как тошно. И страшно. Знаете? — я выкрикнула последнее и с силой ударила Льва по голове презервативами, потому что он мою руку отпустил.

Лев отпрянул. А я стала наматывать ленту на шею. 

Помимо китайских пакетиков из “Помогайки” прихватила ещё папин запас. Он как-то приволок мне целый свёрток, мол вот, на всякий случай. Покраснел. И ушёл. Такие они отцы-одиночки.

А теперь стоило вспомнить моего милого мягкого папу, и глаза будто стало неимоверно сильно жечь. Я же и ему должнва буду сказать… а он что?

И почему в девятнадцать, нам как в детстве кажется, что нас родители убьют?... Не знаю. Понимаю умом, но сердцем — нет.

А Лев стоял и смотрел, как я злюсь и плачу. 

— Ладно. Я пойду, собственно — это всё что я хотела. Презервативы вот отдать, и сообщить, что вы мудак. Не надо мне никаких юристов, и в жопу себе засуньте свои вопросы. Вы мне ничего не должны. 

А вот последние слова я очень боялась сказать недостаточно твёрдо. Их я считала самым мудрым, что когда-либо говорила. Справилась. 

Вот теперь Соня Обломова готова закрывать эту страницу.

Она ушла так же неожиданно, как появилась. Просто развернулась, нашарила ручку и вышла в коридор. Её шаги стихали постепенно, и Лев даже нашёл в них какую-то музыкальность… 

И снова, как и тогда в “Ромашке”, мигом навалилась на него тоска и неприятие одиночества. Почему так? Ведь уже несколько дней сидит один в этой самой студии, и никакое общество ему не нужно. До этого сидел в студии дома, и тоже ничего не смущало! А вот ведь, стоило во второй раз за месяц появиться этой странной девчонке и наваливается тоска, которую потом ничем не вытравить. 

Что это было?

Он стянул с шеи гирлянду из дешёвых презервативов. На маленьких квадратиках сообщалось, что продукт предназначен для исследований УЗИ, только текст осыпался от времени и дальше строчки было никак не прочитать. Просрочка, что ли?

И где нашла это чудо?

Чудо… 

А это же и правда, если задуматься, настоящее чудо, то, что теперь происходило. Вот так, ни с того ни с сего заявляется в его жизнь эта девчонка и дважды переворачивает мир, меняя местами небо и землю. И только Лев научился жить вверх тормашками, как снова БАМ! Учитесь предохраняться…

Красиво завернула. Без истерических воплей “Я БЕРЕМЕННА-А-А!”, без требований и слёз. Просто и изящно, оп! Получай папаша! 

Никогда ещё с ним такого не происходило, и никогда малолетка с дулькой на макушке и в смешнючем джинсовом комбезе не вызывала столько умиления и какой-то противоестественной гордости.

Лев запустил пальцы в волосы, но увы, нечего было ворошить. Шевелюра лишилась густоты, длина до ужаса «обычная». Всё как у людей. И это ему ещё угрожали полным облысением, но нет, вернулась поредевшая копна, не полностью, но как смогла. 

Он стукнулся головой о дверь, но и тут провал  —  шумоизоляция, которой оклеены все стены студии, слишком мягкая.