Драконова Академия. Книга 4 (СИ) - Индиви Марина - Страница 72

— Я тоже думал, что знаю Софию. Но совсем недавно эта женщина посмотрела мне прямо в глаза и сказала, что хочет убить моего ребенка.

— Убить? — ошалело переспросил Люциан. Ему бы и в голову не пришло, что Соня на такое способна. По крайней мере, та девушка, которую он знал.

— Убить, — подтвердил Сезар. — К счастью, после разговора с Ленор она передумала. Уж не знаю, что она ей сказала, но до этого… никогда еще я не был так близок к тому, чтобы запереть эту женщину. Посадить ее под замок до дня рождения моего ребенка, и больше никогда с ней не видеться и не разговаривать.

Сезар замолчал, и Люциан молчал тоже. Какое-то время. Он мало что понимал в детях, да и с отношениями у него самого не то чтобы складывалось. Долгое время он просто-напросто считал, что ему это не нужно. Ну будет куча любовниц, навязанная папаней жена, как положено, как они только что говорили с Сезаром, а отношения — ну их к Лозантиру, серьезно. Что он там забыл, в этих отношениях?

Потом появилась Лена, и все это надуманное стало трещать по швам. Сначала расхотелось просто трахать абы кого, потом — смотреть на других, потом она вообще стала его наваждением. Что самое смешное, в то время это наваждение было достаточно близко к определению Лены, она была ему нужна, потому что он ее хотел. Хотел, но не мог получить. Когда все изменилось? Люциан точно не знал, да и особо закапываться в это не хотел тоже.

Прошлое пусть остается в прошлом, главное — то, что происходит сейчас, в настоящем. А еще (Люциан очень хотел в это верить), что у них есть будущее. По крайней мере, сегодня Лена его уже не отталкивала. Не пыталась обвинить во всем, что произошло. И ни слова не сказала про лозантирова Валентайна, который раньше постоянно фигурировал в их диалогах. Постоянно стоял между ними.

Что касается Сезара, у него с Соней все гораздо сложнее. В их отношениях нет третьего, но лучше бы был. Потому что между ним и его женой стоит нечто гораздо более монументальное, чем самый архимагический архимаг Даррании, чтоб его Адергайн назад забрал без права возвращения.

— Это не только твой ребенок, Сезар, — негромко произнес он. — Ее тоже. Она собиралась убить не только твоего ребенка, но и своего.

— Если она считает так же, она еще большее чудовище, чем я думал.

— Точно так же она думает о тебе.

Сезар вздрогнул, как от удара. Медленно перевел на него тяжелеющий взгляд.

— Не сравнивай, будь так добр. Я совершил страшную ошибку, и я просил за нее прощения. Неоднократно. Готов был все искупить…

— Она тоже.

— Что? — раздраженно переспросил брат.

— Она тоже совершила ошибку. Когда сказала тебе те слова. Не думаю, что она сказала это серьезно…

— Поверь, она была очень серьезна, — Сезар его перебил. — И очень решительно настроена.

— На эмоциях. В расстроенных чувствах. После случившегося ты точно должен был ее понять.

— Мне надо привыкнуть к тому, что случившимся мне будут тыкать в лицо до конца дней абсолютно все?

— Не в моем случае, — Люциан покачал головой. — Я сказал, что тебе может быть проще ее понять, потому что ты сам совершил ошибку. Знаешь, очень легко любить прекрасный недосягаемый образ, который ты сам себе создал. Гораздо сложнее — живого, несовершенного человека или дракона. Живую женщину. Со всеми ее косяками, со всеми недостатками. С идиотским желанием зацепить побольнее, нарочным или случайным. А главное — ей это всегда удается…

Люциан осекся, потому что понял, что давно уже говорит не про брата и его жену. Ну да и ладно. Плевать.

— Ты считаешь, что я понятия не имею, что будет сложно. Если у нас с Ленор получится что-то. Если мы станем парой. По-настоящему. — Само осознание этого отозвалось внутри каким-то новым, истинным, глубоким чувством. — Но я как раз понимаю. Я не тешу себя надеждой, что отец примет этот брак, или что Альгор отступится от нее по-хорошему, но на них мне плевать. Даже это не главное, я понимаю, что между нами никогда не будет все гладко, потому что мы оба те еще… в общем, характеры у нас драховы. Прежде чем мы научимся хотя бы не делать больно друг другу, пройдет время. Не представляю, сколько. Но я понимаю, что лучше так, чем без нее. Я готов на все это. Вместе с ней. А на что ты готов ради своей жены, Сезар?

Брат молчал долго. Очень долго. Потом потянулся за ранхом, который уже наверняка остыл: слуги разлили его по чашкам достаточно давно. В последний момент передумал, просто коснулся блюдца пальцами и отодвинул его от себя.

— Когда-то я думал, что на все.

— Так что изменилось сейчас?

Вопрос остался без ответа, но ответа Люциан и не ждал. Только Сезару решать, какими он видит отношения с Софией, и видит ли. Если Люциан что и понял во время этой беседы, так это то, что Лена для него навсегда. Неважно, сколько ей потребуется времени, чтобы его простить, неважно, сколько ему потребуется времени просто быть рядом, чтобы она снова его к себе подпустила. Потому что любая мысль о том, как может быть вместе с ней, рождала внутри какое-то глубокое ощущение истинности.

В прошлом драконы находили своих эрими — так называли идеальную пару, притяжение с которой шло на уровне каждой клеточки тела и сердца. Лена не была драконессой, но это не имело никакого значения. Она была в каждой его минуте, в каждом вздохе, в каждом принятом им решении. Если она не видит этого сейчас, увидит потом.

Люциан посмотрел за окно, где осенний вечер по-прежнему не собирался становиться осенним и дышал жаром в распахнутые створки.

Когда-нибудь он подарит ей целый мир.

Когда-нибудь она его примет.

Из его рук.

От него.

И все, что было до, уже не будет иметь никакого значения.

Лена

— Нахрена они вообще нужны, эти мужчины! — раздраженно выдала Соня, когда я рассказала ей о том, что произошло. — От них одни проблемы: у кого серьезные, у кого не очень.

— Вообще-то, Люциан меня защищал, — докатились, я защищаю Люциана. — То есть дал мне одежду.

— Или просто нашел повод позалипать на твои ноги!

Я поразилась тому, сколько злости прозвучало в ее словах, но на этом Соня не остановилась:

— С еще большим удовольствием он бы позалипал на что-нибудь другое. Но увы, такого случая не представилось.

— Так, стоп, — я выставила вперед руки. — Что-то произошло?

— Произошло! — рявкнула Соня. — Я беременна! От насильника.

— Ты за этого насильника замуж вышла, — напомнила я.

— Чтобы спасти тебя! В отличие от твоего Люциана и Валентайна, совершенно бескорыстно!

Она даже в подлокотники кресел вцепилась, и тонкая длинная шаль, которую Соня накинула поверх летнего платья, сползла с ее плеч.

— Сонь, я понимаю, что тебе тяжело, но, по-моему, это уже перебор, — ответила я. Поскольку кресло в ее спальне было одно, а из спальни выходить подруга сегодня категорически не желала, я устроилась на кушетке в изножье ее кровати. Такой, как с картин, кремово-полосатенькой, с резными ножками орехового цвета.

В ответ на мои слова Соня поморщилась.

— Перебор — это оказаться в этом мире, Лена! Я его ненавижу! Ненавижу всей душой эту Дарранию! Этих драконов! Я домой хочу! К маме!

У нас не будет другого дома. Больше не будет. Я не сказала этого, вовремя прикусив язык. Зато сказала другое:

— Этот мир теперь тоже наш дом, Соня.

— Твой — может быть! Ты всегда быстро адаптировалась. Но не для меня.

— Что значит — я всегда быстро адаптировалась?

— Ничего, — Соня махнула рукой и уставилась в окно.

Как бы мне ни хотелось выяснить, что она имела в виду, я поняла, что сейчас лучше ни о чем больше не спрашивать. Потому что все шло к тому, что мы опять поругаемся, а я этого не хотела. В конце концов, все ее злые слова можно понять. Не считая того, что она беременна (точнее, того, как это произошло), она еще и беременна! А это гормоны, перепады настроения, токсикоз… такое даже в привычном мире не всегда легко вынести, что уж говорить о чужом. Даже с любимым мужчиной, а у них с Сезаром все трещит и разваливается и, того и гляди, рванет. Жить как на уснувшем вулкане каждый день — такое даже не для беременной испытание.