Ваше Сиятельство (СИ) - Моури Эрли - Страница 4

— Кстати, здесь нет поблизости табачной лавки? — я чуть повернул голову, чтобы ее лучше видеть.

— Табачной лавки? — ее милое, почти детское личико вытянулось от изумления. — Но ты же не куришь. Саш, ты же не можешь курить!

Вот здесь она не права: не курил прежний граф Александр Петрович Елецкий, а я вполне могу покурить. И одним из самых ярких последних желаний этак минут за десять до смерти было именно несколько крепких затяжек табачным дымом. Вот только забыл я сигареты на опорнике, там, в Киеве.

— Ай, — шутливо обращаясь к ней, я попытался удержать прежнюю улыбку, — если после драки, то я курю. Видишь ли, нервное потрясение. Поэтому хочется. У меня в левом кармане кошелек. Пожалуйста, сбегай, купи сигареты и зажигалку.

— Ну зачем ты называешь меня так! Я — не «Ай» и не «Ой»! Сашенька, ты же обещал не дразнить! — казалось, она снова ударится в слезы.

— Хорошо, извини, Айлин. Пожалуйста, сходи за сигаретами, а я пока чуть полежу, приду в себя, — мне хотелось не столько курить, сколько побыть наедине, разобраться с новым телом и кое-какими соображениями.

— Тебе точно не нужен врач? Саш, крови очень много, — Синицына с ужасом глянула на мою рубашку и сюртук, мокрый от крови. — Нет, с ума сойти сколько крови! Ее стало еще больше! Я все-таки побегу к апотекарию. Он подскажет как быть. Может у тебя серьезная рана, Саш, — щебетала она, ну точно синица.

— Нет! Решительно остановил ее. Пожалуйста, сделай то, что я прошу. Пойди купи сигареты и… — немного подумав, я добавил, — еще бинт и чем обработать рану — это как раз возьмешь у своего аптекаря. Вот кошелек, — видя ее нерешительность, я сам вытянул из кармана кожаный бумажник с родовым вензелем на бронзовой бляхе. Я даже знал сколько там денег: тридцать один рубль семьдесят пять копеек. А раз так, то у меня вполне неплохо с памятью. Хотя это лишь предварительные выводы. Знаю, что проблемы с памятью иногда всплывают потом, при чем неожиданные и довольно серьезные.

— Какие сигареты покупать? — одноклассница неохотно взяла кошелек.

Вот здесь получился затык: прежний Елецкий не курил, а нынешний не мог знать названий табачных изделий в новом для меня мире.

— Купи хорошие, — неловко выкрутился я. — И бинт на всякий случай. Давай, Айлин, поскорее, — поторопил я, при этом желая, чтобы она скорее ушла, а вовсе не скорее вернулась.

Когда ее тонкая фигурка в голубовато-розовом платье исчезла за углом, я приподнялся, оглядывая глухой грязный проулок — он оказался для меня крайне скверным, коварным местом. Ясно, что они все подстроили. Вызывая меня на поединок, граф Сухров в этот раз не собирался со мной драться. Его цель была, заманить меня в глухое место, где редкие окна закрыты ставнями и нет ни души. Хреновое, надо признать место. Злое. Хотя рядом с этими трущобами, давно назначенными к сносу, начинался вполне благополучный район и наша престижная школа второго круга. Скорее всего, Еграм Сухров рассчитывал, что я отсюда не выйду живым. Именно поэтому он не позвал на поединок ватагу своих почитателей, а пошел лишь вдвоем со Лужиным. И почему мне это не показалось сразу странным? Мне?.. Черт, как быстро я стал срастаться с прежним владельцем тела! Раньше такого не было.

Далее, едва появились те четверо мерзавцев, как Сухров с Лужиным сразу дали деру. И это тоже странно. Да, Сухров конченый негодяй, но он никогда не был трусом. Уверен, что в любой иной ситуации Еграм бы не стал убегать, даже оказавшись один против четверых, несмотря, что эти ребята старше нас этак года на три-четыре и явно крепкие, опытные в драках. Значит, все случившееся очень похоже на договорняк. Меня просто заманили сюда с целью убить. Именно убить, ведь нападение явно не похоже на ограбление местной босотой. Те мерзавцы не стали ощупывать карманы. Вряд ли их остановил истерический крик прибежавшей Айлин. И сегодня утром Сухров оскорбил Айрин намеренно, чтобы спровоцировать меня на драку, вернее, как он выразился, на «поединок по правилам».

Меня пытаются убить не первый раз: за месяц было уже две попытки. Вот последняя практически достигла успеха. Достигла бы, если бы не вмешалась Артемида. Кстати… здесь я задумался, одновременно, прислушиваясь к ощущениям нового тела, поочередно напрягая мышцы, даже поджимая брюшной пресс, вопреки сильной боли. Придвинувшись к обшарпанной стене дома, прислонился к ней спиной и расстегнул окровавленную рубашку. Достал платок, осторожно обтирая место ранения. Ого! А дырки-то было две! Два раза сунули пером. Одним из ударов долговязый явно целил наискось под ребро. Видно, не попал в сердечко. А раны тихонько затягиваются. Все-таки Асклепий — бог.

Я снова вернулся к мыслям об Артемиде. Если посмотреть на ситуацию внимательнее, то напрашивается вопрос: а что, собственно, мешало Небесной Охотнице попросить того же Асклепия вернуть к жизни настоящего графа Елецкого? Пока душа не вышла из тела, исцеление даже самых тяжких ран в силах врачующего бога Асклепия. Однако, Артемида пошла по более сложному пути — обратилась ко мне. Она словно поджидала меня. Значит, ей потребовалось, чтобы это тело занял именно я. Иначе сложно объяснить ее неожиданное внимание к моей персоне. А раз так, то лукавит Небесная, утверждая, будто хлопотала она лишь из-за молившейся матери молодого графа. Здесь замешано что-то иное.

Лады, с этими мыслями мне придется еще разбираться. Сейчас я решил быстренько пробежаться по основным аспектам памяти. Воскресил воспоминания о семье, недавней смерти отца, доме, друзьях, которых практически не было. И школе — доучиться в ней осталось меньше месяца, а там, ближе к концу мая выпускные. Отдельным, важным фрагментом всплыл образ золотоволосой красавицы — княгини Ковалевской Ольги Борисовны. Неприступная, вся сияющая, ко мне надменная, насмешливая. Я ее любил. Стоп! Я ли? Неужели сердечные отношения всецело передались мне от прежнего графа Елецкого? Черт! Этого еще не хватало! Я даже рассмеялся и поморщился от боли, глубоко кольнувшей в животе, тупо и тяжко отдавшейся на лице и груди — местах ударов проворных кулаков. Нет уж, ваша светлость Ольга Петровна, вы, без сомнений, девушка редкой красоты, но мое сердце… впрочем, с этим вопросом я тоже разберусь позже. Сейчас точно не до него. Тем более, Айлин возвращается. Сначала я услышал легкие и быстрые шаги, потом она, точно бабочка с розово-голубыми крыльями выпорхнула из-за угла. Как же быстро, я не успел оценить очень многого, важного. Например, как это тело взаимодействует с тонкими энергиями. Ведь явно этот мир в значительной мере магический — я чувствовал потоки.

— Саш, как ты? Тебе лучше? — Синицына присела на корточки возле меня, вынимая из сумочки бинты и… темно-желтую коробочку с выдавленными на картоне пальмами — сигареты. — Саш, скажи, что лучше! — потребовала она, не собираясь принимая за ответ мою улыбку разбитых губ.

— Ну, лучше, — согласился я и потянулся к пачке сигарет. — Давай это сюда!

— Нет, скажи, что лучше без всяких «ну»! — она отдернула руку с желто-коричневой коробочкой.

— Ай, мне смеяться больно. Пожалуйста, не смеши, — попросил я и ловко поймал ее руку.

— Я не «Ай»! — она недовольно поджала губки, тем самые, нежные, которыми недавно целовала меня от взрыва эмоций.

— Ах, да, я забыл. Извини, — прежде, чем открыть коробку, я прочитал рельефную надпись: «Никольские». Ниже чуть мельче: «Сигареты с фильтром первого класса из лучших сортов ямайского табака». Никольские, так никольские. Вот курить с моими губищами будет точно проблемой. Как только Айлин отважилась поцеловать меня в них.

— Давай сначала помажу раны. Этим надо, — Синицына достала маленькую баночку с каким-то зельем. — Сказали, нанести толстым слоем и наложить повязку. И еще это… — в ее пальцах появилась другая склянка, — этим надо мазать синяки и шишки.

— Успокойся ты. На мне заживает все, как на собаке. Кровотечения уже нет, — я размял непривычно толстенькую и длинную сигарету, сунул ее между распухших губ. — Хотя, синяки, шишки, давай намажем.