Копьё Маары - Кретова Евгения - Страница 25

– Что ж это делается-то! – причитал смутно знакомый голос. А! Это та девочка с труднопроизносимым именем, такая хорошенькая, помню-помню, в дурацком лыжном костюме. – Что ж ты кипяток разлила, обожглась вон как сильно… И без супа всех оставила вдобавок… Что с тобой, а? Ты прямо сама не своя. – В ответ послышался тяжелый девичий вздох. – Ну ладно, ладно, не плачь. Сейчас тебя перевяжу, как дедушка Учур учил, и все поправится.

– Не поправится. – Сухой, почти суровый голос Могини возник откуда-то справа.

Катя насторожилась. Не помнила она, чтобы бабушка так с Ярославой говорила, а то, что всхлипывала именно она, сомнений не было. А бабушка продолжала, еще суровее:

– Ей привыкать надобно. Теперь так всегда будет. Не огонь, так вода. Не вода, так пчела. Не пчела, так волки серые…

– Бабушка, хватит, – попросил Ярушкин голос. – Катя поправится, заговор растворится.

– Не растворится, Ярослава, не растворится.

Молчание и смятение, шорох листвы и неуверенные шаги.

– То есть как – не растворится? Как не растворится, ежели…

– Потому что на крови заговорила, огнем скрепила. Потому что кровь у вас одна… О том и говорю. Хоть бы совета спросила, дуреха.

– Да когда бы мы советовались, Катя бы и померла, – горестно поведала Ярушка, на этот раз тихо-тихо, будто не своим голосом.

У Кати внутри похолодело. Что-то такое Ярослава сделала, что спасло ее, Катю, а бабушка из-за этого очень сердилась. Что случилось-то? Она вся обратилась в слух.

– Да как ты смела кровью своей на огне клясться? – Бабушка говорила грустно и безнадежно. – Ты и себя погубила, и род свой. Ты об том подумала?!

Ярушка не отвечала.

Катя резко села. В одно мгновение все спохватились: Ярослава бросилась к костру, поднимая и заново укладывая какие-то ветки, Могиня низко наклонилась, перевязывая зачем-то охапку хвороста. Аякчаана виновато переводила взгляд с одной на другую.

– Привет, – проговорила она. – Как ты себя чувствуешь?

– О чем вы сейчас говорили? Что тут произошло? – Катя пристально смотрела то на Ярушку, то на Могиню. – Ярослава! Что здесь случилось?

Но ни Могиня, ни ее внучка, похоже, говорить не собирались – отвернулись в разные стороны и своими делами занялись. Одна травки раскладывала, другая суп в котелке помешивала бесконечно.

– Она отдала тебе всю свою удачу, – неожиданно отозвалась Аякчаана.

Ярослава на нее было шикнула. Бабушка сделала страшные глаза. Но было поздно: Катя услышала. Правда, все равно ничего не поняла.

– Разве такое возможно?

Бабушка Могиня распрямилась.

– Да, возможно, – отозвалась она. – Древний заговор, еще ассирийцами придуманный… На свече али на другом огне заговорить надобно каплю своей и твоей крови…

– Но зачем? – развела руками Катя.

– Ты помирала, вот зачем! – крикнула Ярослава. Катя только сейчас увидела, что у подруги на правом предплечье запеклась свежая рана, на руке алел ожог, а щеку пересекала широкая ссадина. – Тот нож, что в тебя попал, был заговоренный! Мы ничего не успевали сделать!

– Да не надо лезть, куда не просят, и все бы успели! – перебила ее раздосадованная Могиня, бросила в сердцах травы на землю, отвернулась сердито.

– Нож? – Кажется, только сейчас Катя начала вспоминать подробности прошедшей ночи: побег, освобождение Могини, старичок, которого они встретили, внезапная боль в предплечье, последовавший за ней холод, волнами разливавшийся по телу, и адская боль. Темно-синий мрак. Золотые жилки от костра, обвивавшие ее запястье. Значит, это была Ярушкина удача. Посмотрела на подругу, беспомощно развела руками: – Ярушка, как же это? Как же ты теперь без удачи, без надежды на лучшее?

Подруга перебросила косу через плечо, посмотрела с вызовом:

– Проживем и так, чай не хуже других!

– И что, сейчас уже ничего нельзя сделать? Как-то все поправить, чтобы у Ярушки все хорошо было? – Она с надеждой вглядывалась в морщинистое лицо Могини.

Та отвела расстроенный взгляд:

– Да что тут поделаешь. На крови клятва. Такая, видать, у нас теперь доля…

Яркой ослепляющей искрой пронеслось слово «доля» в мозгу. Как ее, Катю, бабушка Могиня назвала там, в подвале Александрии? «Долюшка наша»? Знать бы еще, что это значило… Был бы интернет, быстренько спросила бы. Может, это все как-то связано?

Катя прищурилась, еще внимательнее вглядываясь в лицо Могини. Но та упорно отводила глаза.

«Ну что ж… – подумала она. – Выясним и без этого!»

У самой кромки поляны, на которой они находились, звонко хрустнула ветка, от звука всполошились птицы, взлетели на ветки повыше, с любопытством уставились на кусты.

Могиня взяла палку покрепче, зашептала заговоры. От них, волна за волной, расходились тени, ложились на траву.

За деревьями мелькнула фигура, и тут же на поляну вышел парень – темные волосы взлохмачены, улыбка во весь рот.

– Недалече же вы ушли!

– Истр! – всплеснула руками Ярослава, зацепилась пальцами за нитку бус, и те с треском рассыпались ей под ноги. – Ты-то здесь как?

Могиня опустила посох, но свое заклятие от внезапного нашествия врагов снять не успела – стоило Истру шагнуть из-за кустов, как ноги его по колено увязли в траве, как в топком болоте, а к рукам откуда ни возьмись потянулись силки.

– Брысь! – повел плечом, стряхивая морок, парень, и засмеялся. – Эк вы ловко придумали, только то не от водяного защита.

– Да от водяного-то и не таились, – мрачно отозвалась Могиня и вернулась к своему занятию – зачистке веток. Ловко пользуясь камнем, она сбивала листья и сучки со стволов. Очищенные, гладкие ветки складывала к ногам. Действовала решительно, мрачно. – Что, Белоус посох-то свой нашел? – спросила.

Черноволосый парень внимательно смотрел на бледную Катю, на Могиню, растерянную и будто побитую Ярославу, задержался взглядом на Аякчаане – та, красная от жары, лохматая и вспотевшая, уже сняла с себя куртку, теплый свитер, оставшись в видавшей виды футболке, сбросила тяжелые ботинки, закатила зимние брюки почти до колен, поставила ноги в красных махровых носках на пенек.

Улыбка застыла у Истра на губах.

– Да нашел, конечно. На заставу отправился, за подмогой. А я к вам в помощь. Я только думал, что вы уж далече забрались, а вы вот они, как на ладони. Отчего на ночевку здесь стали?

– Катю Ирмина ранила, – объяснила Ярослава.

Слова разразились как гром.

– Как – Ирмина?! – отозвалась Катя, привстав.

Истр, однако, не повел и бровью. Наоборот, в глазах блеснула догадка. И чем больше Ярушка рассказывала, тем больше понимания было в глазах водяного.

Правда, о заклинании на крови она ему не рассказала.

– Вчера, когда мы искали наследный посох деда Белоуса, нам встретилась одна странноватая тетка – сама вроде как молодая, а голос старушечий, руки девичьи, а лицо – в морщинах, струпьях. Она сильно злилась, ругалась на какую-то старую ведьму да радовалась, что ее внучку-де зацепила да на тот свет отправила… А сама вся в черном, аки ворон, – пробормотал Истр. – Дед Белоус отчего-то сразу про вас подумал, забеспокоился, как бы у вас беды не приключилось, а тут вон оно как, значит… – Он окинул взглядом поляну. – Надо убираться отсюда, как бы эта ведьма нас здесь не сцапала.

– То-то и оно, – едва слышно отозвалась Могиня. Все оглянулись на ее голос. – Странно, что погони нет. Уж зная Ирмину, не отпустила бы нас.

Ребята переглянулись.

– Может, думает, что Катю насмерть убила? Да оттого и не торопится?

– Бабушка Могиня, уж не думаешь ли ты, что ловушка все это? – Ярослава смотрела виновато.

Та промолчала. Но зато вступила в разговор Аякчаана:

– Я тут в ваших разборках не участвую и, честно говоря, ничего не понимаю, что тут происходит. Но Катя обещала меня познакомить с кем-то, кто знает про копьё Маары, то есть Мары.

Все, кроме Кати, смотрели на нее, и ей еще раз пришлось рассказать о том, как она здесь очутилась, напомнив, что ее там, у Кигиляхов, ждет дедушка.