Обратная сторона Земли - Етоев Александр Васильевич - Страница 11

• Предыдущая
• 11/18
• Следующая

Он хотел ее увести, чтобы спрятаться за стволами деревьев, но женщина словно окаменела. Тело ее напряглось, губы были полуоткрыты, а сведенные за спиной Князя руки не давали ему идти.

Тень плясала среди облаков, и теперь, когда она почти доставала до ближних верхушек елей, Князь вполне мог убедиться, что это действительно тень, а не летящая под облаками птица. Он зачарованно наблюдал за ее стремительным летом и, забывшись, не сразу услышал, как за поворотом дороги возник непонятный звук. Легкое приглушенное цоканье – слишком легкое для подкованного коня. Он перевел взгляд на дорогу и увидел, как над скосом холма показалась голова человека. Голова плавно покачивалась в такт ритмичным цокающим ударам и была вознесена над землей, словно там бежал великан или ехал спешащий всадник. Опущенный на глаза капюшон не давал разглядеть лицо. Он выскочил из-за поворота дороги и стремительно понесся в их сторону. Князь вздрогнул и переменился в лице. Под всадником был не конь – по дороге, оскалив пасть, бежала большая собака. Князь узнал и собаку, и оседлавшего ее человека. Развевающийся по ветру плащ и высокая сгорбленная фигура. И в черном пятне лица, скрытого под опущенным капюшоном, – горящие угли глаз. Увидев Князя и женщину, пес зарычал и понесся по дороге прыжками. Он летел прямо на них, так и не успевших укрыться, а в небе над скачущей парой прыгала по облакам тень.

Князь почувствовал, как у спутницы ослабело тело. Ноги ее подогнулись, теперь она висела на нем, и руки ее, как плети, бессильно опустились к земле. Князь подхватил ее легкое тело и хотел броситься в придорожный овраг, но не успел сделать и двух шагов. Удар был страшен и силен. Он увидел перед собой налитые кровью белки и пляшущие кроны деревьев. В лицо ударило ветром, и сразу же мокрый песок залепил рот и глаза. Когда он через секунду очнулся, на дороге никого не было. Ни всадника, ни собаки. А у обочины, на том месте, где их настигла погоня, темнел, намокая в луже, обрывок ее плаща.

Книга была с ним повсюду. В камне, в тюрьме, на холме в земляном убежище. В потайном нагрудном кармане он носил ее все эти дни, вынимая только затем, чтобы коснуться ладонями переплета. Он сердцем чувствовал исходящий от книги ток – слабый и теплый в редкие минуты покоя, пронизывающий и острый, когда ему грозила опасность. Слова Фогеля и тюремного постояльца Змеева о тайной силе, которая заключена в ней, поначалу его мало задели. Но чем больше он думал о книге, чем больше событий, так или иначе с ней связанных, происходили у него на глазах, тем более он уверялся в значении этих слов. При обыске в следственном изоляторе, когда у Князя проверили все карманы и отобрали папиросы, спички, рюкзак с записями и едой, книгу словно и не заметили. Князь глазам своим не поверил, увидев пустую ладонь сержанта, который его обыскивал. Он смолчал, прикусив язык, и на нарах в тюремной камере все время ощупывал выпирающий край переплета и вздрагивал, когда вспоминал пережитый из-за нее испуг.

Она не далась им в руки. Она была его силой, его защитой и, может быть, путеводной звездой. Почему это было так? Этого Князь не знал. «Все в книге», – так говорил Фогель. «Она дает тебе над Тимофеевым власть», – сказал ему в камере Змеев. Что значит «все»? И какую такую власть? Каковы у нее границы? И знать бы, как этой властью пользоваться. Вопросы, вопросы, и шум деревьев за земляными стенами, и шорохи, и вздохи в кустах, и осыпающаяся земляная крошка, и опять – вопросы, вопросы и безответная н'а сердце пустота.

Почему, имея при себе книгу, ему не дано было уберечься от хитрости человека, заманившего его в каменный плен? Хотя пришедший на помощь Фогель и обронил странную фразу об испытании камнем. И сколько еще испытаний ему предстоит? Он вспомнил дорогу в огне и подумал, не намеренно ли ему было послано и это страшное испытание.

А еще – глаза женщины, которую он обрел и которую у него отняли. Она назвалась женой. Там, на шоссе, это сумасбродное имя, которым она приказывала себя называть, было для Князя не более важным, чем все другие слова, сказанные ему сгоряча. Тогда он не придал им значения. Сейчас, когда тень Тимофеева разделила их, может быть, навсегда, эти слова молотом ударяли по сердцу, глаз не давали сомкнуть, мучили и сводили с ума. Он проклинал себя, что дал так легко отнять ее Тимофееву. Он вдвойне проклинал себя, что сразу же по горячим следам не бросился за ними в погоню. И теперь в землянке на склоне холма под стоны затихающей непогоды он не находил себе места, мял и разглаживал подобранный лоскуток плаща, единственное, что осталось от встречи.

Он не понимал, любовь это или что-то другое. Но сердце начинало болеть, когда память вырывала из времени взгляд ее неподвижных глаз, и ладонь вспоминала тепло прижавшегося в испуге тела. Может быть, это тело, эта темная, непонятая душа были лишь эхом, тенью другого тела, другой души, бывшей от Князя за тысячью гор и рек, за колдовскими болотами и лесами, полными кровожадной нечисти, – родной души, до которой самолетом лететь час от силы, а поездом – неполные сутки.

Может быть, это Галина Петровна, перелетев на волшебных крыльях, таинственно вошла в новый образ, заглянула из дали дальней, и сердце Князя и вздрагивает оттого, что в глазах встреченной на дороге отразились ее глаза.

Князь поднялся на вершину холма. Крапленое звездами небо стояло над ним высоко, пятно лунного света растекалось по одежде лесов и запутавшимся в ночной полумгле дорогам. Он вдохнул холодного воздуха. Голова закружилась, Князь присел на траву, чтобы набраться сил. Он сидел на влажной земле и смотрел, как пробираются между глыбами леса освещенные луной поезда. Как рождаются из ничего короткие брехи собак, и белые волны тумана наплывают с востока на город. Начали зябнуть ноги. Князь поднялся и перебрался на поросший мохом бугор. На какой-то миг он забылся, а когда очнулся от забытья, почувствовал на губах сладкую табачную мякоть. Он докурил сигарету и посмотрел на светящийся циферблат. Потом перевел взгляд вниз и отчетливо разглядел, как по краю поляны движется человеческая фигура.

Какое-то короткое время неясная тень внизу пробиралась по открытому месту. Шаг ее был осторожен, ступал человек крадучись, пригнув плечи и голову, и, пройдя с десяток шагов, растворился в темных кустах.

Склон холма, на котором укрылся Князь и на вершине которого он сейчас находился, был покрыт низкорослым ельником. Справа, севернее по склону, тянулся дремучий овраг, сзади холм обрывался и стеной уходил к болоту. Только теперь Князь понял, в каком невыгодном положении оказался. Страха он не испытывал. Слишком длинным было лезвие ножа, по которому он бежал уже пятые сутки кряду. Он прислушался к шорохам леса и вздрогнул, когда услышал далекий тепловозный гудок.

– «Стрела», – тихо сказали сзади.

– Что? – Князь обернулся. Он понять ничего не мог. Он стоял, тараща глаза и от неожиданности опустив руки.

– Опаздывает на полтора часа, под Зубовкой обвалилась насыпь. Хорошо, машинист заметил, а то бы – еще один гроб на колесах. – Человек сидел на земле, поза его была мирной, как он прошел незамеченным – одному Богу известно.

Князь смотрел на него настороженно, ожидая какого-нибудь подвоха. Он молчал.

– Той весной с рельс сошел товарняк. И все под Зубовкой, будто им железной дороги мало.

Человек помолчал, потом посмотрел на небо.

– Распогодилось, луна-то какая. Давно в наших краях не было такой луны. А там, – он показал на город, – луны отродясь не видели. Хозяин света не любит. Старый стал, раньше был не такой.

Человек усмехнулся, по лицу побежали тени и спрятались в морщинках на лбу.

– Значит, в город собрался? А не страшно в город-то?

Князь проглотил слюну.

– Почему я должен бояться?

– Ну, вообще. В городе теперь неспокойно. Говорят, объявился один лихой человек – дома поджигает, людей убивает, грабит…

– Уж не я ли?

– Ты – не ты, по бороде о человеке не скажешь.

• Предыдущая
• 11/18
• Следующая