Дважды похищенная (СИ) - Белова Полина - Страница 23

Как же ей снова захотелось бежать из этой страшной комнаты и от оборотня немедленно!

Отворилась дверь. Наконец, служанка принесла одежду и обувь. Зарина выбралась с постели и быстро привела себя в порядок с её помощью.

Уже спустя десять минут, оборотница стояла у двери, не выпуская из рук полупустой поднос и повторяя полушёпотом одно и то же, раздражая своей тупой исполнительностью:

— Велено накормить, тепло одеть и отправить к себе. Накормить, тепло одеть, отправить к себе, накормить, одеть, отправить. К себе — это куда? — оборотница жалобно посмотрела на Зарину.

Та подошла, забрала с подноса большую тканевую салфетку, завернула в неё отложенное мясо, сунула в карманы короткой шубки яблоки. Потом степенно пошла на выход, придерживая оттопырившиеся карманы, чтобы не вывалились яблоки:

— Куда? В прачечную, конечно. Сама дойду. Дорогу знаю. Спасибо.

В душе Зарина спешила выйти из этой опостылевшей комнаты. А если бы оборотень был здесь, она бы даже из-под одеяла не вылезла от страха. Она злилась и обижалась на Барэса, но больше всего теперь девушка его боялась. Хорошо, что она выполнила все его распоряжения: она поела, и оделась, и, наконец, вышла из Большого дома, доступно пояснив служанке, что отправить её «к себе», значит, отпустить её в прачечную. Ему не за что на неё сердиться. Но больше всего ей теперь хотелось бежать далеко-далеко…

Зарина с мясом под мышкой и полными карманами яблок, медленно брела по площади возле Большого дома, опасаясь растерять добычу. Мимо стал проезжать большой товарный торговый обоз в столицу. Далеко впереди отворились главные ворота, выпуская первую гружённую телегу. Лошади двигались одна за другой без возниц, вожжи были привязаны к задку впереди едущей телеги. Только на первом возу на козлах сидели два оборотня, да за последней колымагой, то бежал, то приостанавливался один парнишка, оглядываясь и нежно прощаясь с какой-то юной оборотницей.

Мимо Зарины медленно ехала телега с плотно уложенными и накрытыми кожаным чехлом, большими шкурами. Серая лошадь спокойно шла, низко опустив голову и мерно переставляя копыта, которые, как и копыта других лошадей, звонко цокали по гладким камням двора. Под этот перемежающийся цокот, Зарина, не задумываясь, подпрыгнула и села на шкуры. Одно яблоко таки выпало и покатилось. Девушка с сожалением проводила его взглядом. Высокие бочонки с мёдом, на повозке, которая двигалась следующей, закрывали её от того оборотня, который был сзади и должен был ехать на последней телеге, а те двое двуликих, что сидели на первой повозке, не оборачивались. Нового пассажира в столичном обозе никто даже не заметил.

Большой двор этим ранним утром, в отличие от заднего, был ещё совершенно пустынным. С тех пор, как Зарина работала на заднем дворе, это уже был не первый товарный обоз, поэтому девушка знала, что возницы на остальные телеги усядутся в селении, что раскинулось чуть дальше от поместья Восточного лорда, там, где лесной ручей разливался неширокой речушкой. Они сейчас ещё дома, прощаются с близкими перед долгой дорогой.

Только выехав за ворота, Зарина испугалась тому, что сделала.

Если Барэс заметит и догонит. Она уже знала, как он страшен в гневе. Невольно захотелось спрятаться. Девушка шустро влезла между шкурами и затаилась не дыша.

Барэс в это время тщательно втягивал носом запах кожи у своей наложницы. Он разочарованно откинулся на подушки. Зря! Всё зря! Он так мучился всю ночь и зря! Нет беременности! Не наступила! Мужчина резко спихнул наложницу с постели. Женщина, сидя голышом на полу, сонно хлопала глазами, не понимая, что происходит:

— Пошла вон! — рявкнул господин так грозно, что перепуганная оборотница стрелой вылетела из спальни прямо нагой.

Так она и побежала по коридору, стыдливо, но безуспешно прикрывая телеса ладошками, изгнанная из своей спальни, и, не знающая в какую комнату в гареме ей спрятаться. Наконец, женщина догадалась обернуться волчицей, и дальше потрусила уже спокойнее, прогуливаясь по гарему задрав нос, как удостоенная внимания господина.

Барэс ещё несколько минут полежал, окончательно принимая жестокую действительность, потом решительно поднялся и вышел из спальни наложницы.

На мгновение в голове лорда мелькнула мысль пойти проведать свою сладкую девочку. «Она уже в своей спальне или ещё в моей?», — подумал он.

Когда Барэс отправил её в прачечную, он хотел было там же, в комнате человечки продолжать пытаться сделать наследника с другой наложницей, но передумал. Хоть оборотень заметил что, ощущая её запах, ему легче было настроиться на близость, но подумал, что иначе сладкой девочке неприятно будет сюда возвращаться. Крошка может потом чуять или замечать следы другой женщины и злиться на него.

«Глупые женщины бывают так ревнивы!», — снисходительно думал тогда оборотень, который впоследствии от ревности светил голым торсом, и не только, всему заднему двору, выставляя себя на посмешище. Однако, так или иначе, а оборотень оставил спальню Зарины только для неё. Саму такую желанную человечку нужно было некоторое время подержать подальше, чтобы он смог сосредоточиться на других наложницах.

«Теперь в этом нет необходимости. Сладкая человеческая наложница будет жить у себя и я буду брать её, когда захочу. Но не сейчас. Если зайду сейчас, не знаю когда от неё оторвусь. Слишком соскучился. А мне нужно заняться делами. Много времени потрачено впустую»,

— и Барэс решительно направился в сторону кабинета.

Зарина в это время с замиранием в сердце прислушивалась к разговору возниц.

— Через два дня к вечеру, если Богиня не решит иначе, будем в столице. Там, говорят, открыли новый гостиный двор, который люди строили, — слышался густой бас волка, но не возле телеги со шкурами, а явно впереди.

Зарина пальчиком сделала щёлочку со стороны, откуда доносился голос. Ага! На козлах телеги, которая шла впереди, сидели два оборотня и вели спокойную беседу.

— Да, я там был в прошлый раз. Красиво, удобно, всё предусмотрено. Торговый дом прямоугольный, несколько десятков лавок. Они разделены на ряды — железный, шёлковый, меховой, житный, калачный, книжный, коробейный, лоскутный, медовый, мучной, мясной, охотный, пряничный, птичий, сапожный, свечной, седельный, серебряный, соляной, суконный, харчевой, шапочный. Это я вроде бы все припомнил. Нам там придётся разделиться. Мне в меховой ряд, а тебе в охотный, — рассказывал бывалый оборотень.

— А лавки удобные? Как там эти люди придумали? — заинтересовано выспрашивал новичок.

— У каждой лавки имеется два входа — внешний и внутренний. Кроме того, у каждой собственный склад и подвал, — продолжал делиться бывалый.

— Какие же эти люди толковые! Надо же! Так мало живут, а успевают такое и придумать, и сделать! — невольно изумился новичок.

— Это да… Люди они, конечно, низшие, но попадаются среди них и такие, что жалеешь, что это не оборотень. У нас в рабынях человечка была. Такие пироги пекла! Я больше никогда в жизни таких пирогов не ел. Жаль, что она всего пять десятков лет у нас прожила. Хотя её все очень берегли, особенно отец, — отозвался бывалый.

— А у нас…

Под мерное покачивание телеги и болтовню возниц, Зарина не заметила, как сладко уснула.

Он не выдержал, не смог держаться перед женой с холодным равнодушием.

В эту ясную, но холодную осеннюю ночь Шурхэн возвращался из королевского дворца усталый, как собака. Поместье Беты недалеко от резиденции верховного Альфы, но Шурхэн взял карету. Он утомлённо откинулся на мягкую спинку сиденья, прикрыв глаза. И сразу перед его мысленным взором встала жена. Он не часто видел её и почти всегда издалека, но думал о ней каждый день.

Все последние дни эта женщина поджидает его у входной двери, спрятавшись за широкой колонной в холле, и утром, когда он уходит к королю или по делам, и вечером, когда Шурхэн возвращается. Тамила стоит тихо, осторожно выглядывает и прячется, но ближе не подходит. Шурхэн учуял её аромат с самого первого дня, но не торопил трусишку. Он решил, что подождёт, пока робкая человеческая женщина решится подойти к нему сама. Ему даже было интересно гадать, чего она хочет, и явно понравилось вдыхать её сладкий запах утром и вечером.