Ночная (СИ) - Ахметова Елена - Страница 7

Но передо мной сюда вызывали брата Раинера, и, похоже, его рассказ о растаявшем неупокойнике впечатлил если не всех, то многих. Иначе меня бы и слушать никто не стал.

- Я знаю, что нужно сделать, чтобы прекратить ее распространение. — Я не стала никого обнадеживать. — Но те, кто уже заболел, не исцелятся.

В огромном зале мой голос заполошно метался эхом и по-детски дрожал. Епископов явно не впечатлило.

- И взамен за это ты хочешь, конечно же, денег, — чуть презрительно усмехнулся тот же епископ. «Мелочная душонка!» — почему-то так и не сказал он.

- А вы на моем месте непременно попросили бы о прощении всех грехов? — прорвало меня. Годы терпения и смирения отнюдь не способствовали этому самому терпению и смирению, а епископ определенно был не так страшен, как ходячий мертвец с душой в бутылке, хотя робкий голосок здравого смысла подсказывал, что это впечатление весьма обманчиво. — Брат Раинер, должно быть, уже изложил вам события позавчерашнего вечера. Артефакт, на который так рассчитывал Орден, активируется только мной.

«Какая дерзость! Да как ты смеешь, греховная смертная, так говорить с синодом?!» — ясно обозначилось на обращенных ко мне лицах, хотя так и не прозвучало в зале. Но я и без того почувствовала, что перегнула палку.

- Я всего лишь женщина, лишенная поддержки семьи. Но я еще надеюсь прожить достойную жизнь, — «…что не так-то просто сделать без денег», — мысленно закончила я и смиренно опустила взгляд, но никого этим не провела.

Младший епископ неприятно сощурился. Непроизнесенное окончание фразы в озвучивании не нуждалось, и мне стало не по себе. Новый настоятель — лысый старик с бельмом на левом глазу — бросил вопросительный взгляд на епископа, и тот, помедлив, отодвинул на край стола храмовую расписку с большим синим гербом. Быть младшим ему явно оставалось совсем недолго.

Я быстро пробежала текст глазами, пока члены синода страдальчески морщились и перешептывались, мечтая вывести на чистую воду нечестивца, научившего женщину читать. Я прервала этот разговор, деловито кивнув, и спрятала бесценный свиток за пазуху. Младший епископ проводил его взглядом и немедленно произнес:

- Итак?

Я огляделась и стащила свободный стул. Разговор предстоял долгий, и страдать из-за чьих-то там предрассудков я — ныне почтенная горожанка с приличным капиталом — решительно не собиралась.

- Полагаю, вы никогда раньше не сталкивались с нахцерерами? — вежливо поинтересовалась я, усевшись на стул, и сложила руки на коленях, как примерная прихожанка.

- Нет, — скупо покачал головой настоятель.

- Это покойник, — с готовностью пояснила я. — Чаще всего нахцерер просто лежит в могиле и грызет свой саван, а потом — собственную плоть. Семья такого мертвеца очень быстро заболевает и гибнет, иногда попутно заражая соседей и друзей, но чаще всего ими болезнь и ограничивается. Однако если покойника похоронить без савана, то он восстает из могилы и рыщет по округе, сея чуму на всех, без разбору.

- И ты знаешь, где этот… нахцерер сейчас? — быстро среагировал младший епископ.

- Понятия не имею, — честно призналась я. — Зато я знаю, что делать, когда вы его найдете.

- Мы? — переспросил епископ, приподняв левую бровь. Что-то в выражении его лица подсказывало, что правильный ответ на этот вопрос — «Нет, конечно».

- Вы, — любезно повторила я. — Ваши боевые отряды. Добровольцы из города. Но уж никак не одинокая беззащитная женщина.

«Выжившая на самом дне, куда не всякий храмовник сунется?! — безмолвно вопияли скрывшиеся под густой челкой брови младшего епископа. — Испепелившая на месте неупокоенного колдуна и потом еще и пролезшая в его дом, чтобы протащить через все болото бутыль с чужой душой и записочку — за восемь дием?!»

- Я могу помочь с поисками добровольцев и сообщить некоторые указания, кого искать, — сдалась я под его пристальным взглядом. — Нахцерерами становятся умершие необычной смертью или погибшие первыми в эпидемию. И еще… этого мертвеца колдун знал. Возможно, присутствовал на похоронах. И не исключено, что хотел за него отомстить, потому и украл душу прежнего настоятеля.

Настоятель нынешний сделал вид, что страшно скорбит по этому поводу.

- От чумы первым умер сын мельника, — нахмурился младший епископ. — И его совершенно точно похоронили в саване. Но сам мельник и его жена умерли через три дня, а больше родственников в городе у них и не было.

- Это было после казни колдуна? — уточнила я, машинально потянувшись к вороту, где спрятала погнутую монетку.

- До, — поправил меня настоятель. — Толпа сожгла его, когда эпидемия пошла по городу. Люди думали, что это все из-за него, и с его смертью болезнь прекратится.

Я покрутила в руках монетку. Все правильно, второй такой же в его доме не было.

Но монетки высыпали на стол и старательно разложили решками вверх, будто выискивали что-то среди них…

- Что ж, — цинично хмыкнула я, — тогда вам однозначно понадобятся добровольцы. Не исключено, что нахцереров двое.

Идея найти добровольцев вне храма имела большой успех среди священнослужителей.

В Нищем квартале дома строились по типично тангаррской схеме: каждый последующий этаж чуть выдвигался вперед относительно предыдущего, так что мансарды противоположных зданий едва ли не смыкались друг с другом. Промозглый осенний дождь на улочку почти не попадал — но и сухо здесь тоже не было.

Каменные стены, густо поросшие темно-зеленым мхом, уходили вверх, упираясь в пролеты вторых этажей. Ноги чавкали по щиколотку в густой грязи. Между зданиями оставались узкие, отсыревшие в вечном полумраке проходы, в которых не разминулись бы и два человека. На входе в квартал запах помоев и нечистот казался невыносимым до дурноты, но десяток шагов вперед — и обоняние милосердно отказывало, затихало, смятенное наплывом жутковатых впечатлений. Здесь, в Нищем квартале, не было ни барских ливневок, ни канав, ни даже дворников. Местных жителей это ничуть не смущало, и они как ни в чем ни бывало продолжали выплескивать содержимое горшков и ведер прямиком из окон. Они уже давным-давно ничего не чуяли, но меня выдавал вовсе не запах.

Чистая и целая одежда, пусть и явно с чужого плеча, здесь выглядела настолько неуместно, что за мной сразу за поворотом начали следить грязные, оборванные соглядатаи. Один попытался было запустить руку ко мне в карман, но я схватила его за запястье и от души обложила по матушке. Ничего серьезнее предпринимать не стала, отлично понимая, насколько важны в нашем ремесле здоровые руки, и соглядатаи растерянно перемигнулись и поотстали, удивленные таким сочувствием от чужачки.

Я стиснула зубы и ускорила шаг. После мытья в храме я выглядела вызывающе ухоженной для трущобного квартала, но поделать ничего не могла. Новый настоятель оказался куда более осторожным и недоверчивым, чем прежний. Мне и так пришлось убить все утро на уговоры и клятвы, чтобы просто выйти за ограду, и я торопилась закончить свои дела прежде, чем новые мои хозяева решат, что их добыча что-то задерживается.

Постепенно дома становились все ниже, кое-где встречались деревянные новостройки из посеревших, остро пахнущих сырым гниением досок. Улочка сузилась так, что протискиваться приходилось боком. Соглядатаи бесшумно скрылись в щелях между домами, не рискуя соваться дальше без приглашения.

Самое сердце Нищего квартала, куда никто не забредал случайно. Возле крепостной стены, на крохотном пятачке, с трех сторон отгороженном заброшенными халупами, одиноко горел нещадно дымящий костер. Сидящий возле него оборванец лениво помешивал веткой варево, булькающее в почерневшем от гари котелке. На меня он демонстративно не обращал внимания, пока я не заговорила первой.

- Я к Старшому, — нервно сглотнув, сообщила я.

- Нет его, — флегматично поведал оборванец, не отрывая взгляда от котелка.

- Есть, — напряженно ответила я, слишком хорошо знакомая с местными обычаями. — И я себя выкупаю.