По следам дзёро-гумо (СИ) - Луговцова Полина - Страница 43

Все обитатели паучьего притона выстроились вдоль берега пруда. Кианг стоял рядом и крепко держал Амину под руку. В другой руке он сжимал пышный букет орхидей – для Великой Праматери. Точно такой же он только что преподнес Амине, но она тут же выронила его, почувствовав приступ дурноты, вызванный приторным цветочным запахом. Цветы упали к ее ногам под недовольные возгласы присутствующих, часть стеблей скатилась в пруд и закружилась в мутной воде. Зэнзэн холодно улыбнулась и жестом приказала всем утихнуть, а затем принялась вещать что-то пафосное. Приступ дурноты все не отпускал Амину, и она не вникала в торжественный монолог домоправительницы, ее сознания достигали лишь обрывки фраз:

– От всего нашего рода… великий и долгожданный праздник… таинство передачи Дара… достойная преемница… великое чудо… в добрый путь!

Грянули аплодисменты, знаменуя окончание поздравительной речи. Рука Кианга легла на плечо Амины. Он притянул ее к себе, явно пытаясь поцеловать, но она яростно вывернулась. «Жених» обескураженно заморгал и вновь подался к ней, намереваясь повторить попытку. Амина уже собиралась было нырнуть в пруд и немедленно утопиться, но вмешалась Зэнзэн и посоветовала Киангу отложить свои ухаживания до того момента, когда их оставят в храме одних, тем более что это произойдет уже совсем скоро. Тот смиренно пожал плечами и, стиснув локоть Амины, поволок ее вперед по насыпи. Удивительно, что он так спешил, понимая, какая участь ему уготована, ведь наверняка знал, что по традиции вскоре после женитьбы мужья становятся обедом для своих жен. Конечно же, Амина не собиралась его поедать, но это сейчас. О том, что с ней станет после принятия Дара, думать было страшно.

И все же Амина продолжала покорно идти рядом с Киангом. Она впала в какое-то странное состояние, словно бы часть ее сознания смирилась с неизбежным и нашептывала ей: «Нет смысла бороться, такова твоя карма». Пока что это была очень крошечная часть сознания, но отравленные мысли быстро расползались дальше и звучали все громче. «Здесь твой дом, твоя семья. Ты такая же, как они. Они такие же, как ты. Никто во всем мире не сможет полюбить тебя, кроме них. Никому и нигде ты не будешь нужна, ты для всех – чудовище, и только с ними ты почувствуешь себя нужной. Ты станешь их королевой. Они будут почитать тебя. Они будут на тебя молиться. Разве плохо? Разве не этого ты всегда хотела? К тому же это твоя карма! Ведь сама судьба привела тебя сюда».

Запах пыли и паутины хлынул из распахнутых дверей храма, окутал Амину и словно впитался в нее, перестал быть чужеродным. Амина понимала, что сдается еще до начала боя. Это потому, что она потеряла веру в себя. Надо собрать все человеческое, что в ней есть, и приложить все силы, чтобы остаться собой после того, как Праматерь наградит ее своим Даром.

Амина снова оказалась в центре круга, в котором стояла в день выбора предназначения. Кианг наконец-то отпустил ее и отошел к остальным, но ее локоть продолжал ныть, словно все еще находился в стальных пальцах «жениха». Люди-оборотни выстроились вдоль внешней границы круга и подняли руки ладонями вверх, как нищие, вымаливающие подаяние. Они запрокинули головы и затянули унылую монотонную мелодию, похожую на мученический стон, а потом двинулись медленным хороводом вокруг Амины. Ей вдруг показалось, что все они слились в единое существо, многорукое и многоногое, невероятно сильное и счастливое в своем единении. Какая-то часть ее невольно потянулась к этому существу, желая стать с ним одним целым. Усилием воли Амина подавила странное чувство и мысленно закричала: «Я – человек!». В следующий миг она поняла, что все вокруг ее услышали. Хоровод остановился. Взгляды, направленные на нее, стали колючими и враждебными. В голове Амины раздались возражения, упреки и угрозы:

– Если б это было так, тебя бы здесь не было!

– Любая из нас на твоем месте рыдала бы от счастья!

– Неблагодарная!

– Уступи это место более достойным!

– Не желаешь быть королевой, так станешь кормом для Великой Праматери!

Так продолжалось до тех пор, пока слово не взяла Зэнзэн, и все остальные сразу замолчали.

– Глупо бороться с природным инстинктом! Этим ты сама себя уничтожишь, —заявила она, глядя Амине в глаза. – Ты – дзёро-гумо. Отрицая это, ты станешь слабой, проживешь одну очень короткую и жалкую жизнь и умрешь немощной и никому не нужной. Приняв это, ты будешь поглощать чужие жизни, вкушая их сладость и наполняясь силой. Так сделай же свой выбор!

Зэнзэн перестала говорить, раскрыла рот, и из ее горла полилась протяжная трель. Люди подхватили мелодию, изогнулись в танце, и обрядовый хоровод закружился вновь, ускоряясь. Лица замелькали перед глазами Амины, сливаясь в сплошную полосу с множеством фанатично горящих глаз и зияющих ртов. А потом нечто черное и разлапистое спустилось сверху, заслонив собой свет.

Огромная паучиха зависла в воздухе, покачиваясь на сверкающих нитях паутины. Восемь черных паучьих лап потянулись к Амине, обхватили ее и подняли вверх. Шесть выпуклых паучьих глаз, полных холодного сумрака, уставились на нее. В каждом из них Амина увидела свое отражение – хрупкую, до смерти перепуганную темноволосую девушку в светло-сиреневом платье. Отражения быстро увеличивались и вскоре слились воедино, а паучьи глаза исчезли куда-то, да и сама паучиха словно растворилась, Амина больше не ощущала ее присутствия. Она видела лишь себя саму и догадывалась, что это уже не отражение. Ее копия, появившаяся из паучьих глаз, обрела плоть и теперь смотрела на нее такими же сумрачными, как у паучихи, глазами, а в этих глазах отражалось что-то, но не Амина – другое существо, черное восьмилапое чудище. Та самая паучиха теперь отражалась там! Но ведь это означало, что… Холодея от ужаса, Амина посмотрела на себя и закричала, но звук остался где-то глубоко внутри, заметавшись, как пойманная муха. Она больше не могла кричать, ведь у нее не было горла! Не было ни рта, ни лица, ни человеческого тела! Она стала паучихой, а паучиха стала ею: они обменялись телами, вот что произошло!

Они ее обманули. В качестве Дара ей досталось дряхлое паучье тело, которое вот-вот испустит дух. Когда это произойдет, Амина останется вовсе без тела и станет добычей для демона, который живет в пруду. Как там его?.. Яюй, кажется. Краснокожий змей, служитель царства мертвых. Монстр, прикормившийся в этом паучьем логове. Но это нечестно! Она-то думала, что дух Праматери вселится в нее и она будет с ним бороться за право управлять телом, а к такому она не была готова.

Амина попыталась шевельнуться. Конечности, тяжелые, точно налитые свинцом, царапнули по полу и с трудом сдвинулись с места, едва удерживая грузное туловище. Зрение стало гораздо хуже, но за счет боковых глаз кругозор оказался заметно шире. Амина увидела себя, вернее, Праматерь, занявшую ее тело. Паучья Королева счастливо улыбалась, принимая поздравления. В руках она держала букет орхидей, судя по всему, только что врученный Киангом. Довольный «жених» обнял ее за плечи и поцеловал в губы. Амина-паучиха содрогнулась от такого зрелища, отвела взгляд в сторону, и тот уперся в большое квадратное пятно света. Амина не сразу поняла, что видит открытые двери, но когда это до нее дошло, ей захотелось немедленно уйти отсюда. Она заковыляла к выходу. Получалось очень медленно, каждый шаг стоил неимоверных усилий, но никто из присутствующих не обращал на нее внимания, и она постепенно доползла до цели. Передохнув у порога, Амина отправилась дальше, к каменной насыпи, намереваясь перейти через пруд и как можно скорее добраться до камеры с пленниками. Пусть главная часть плана провалилась, и ей не удалось отстоять собственное тело, но была ведь и другая часть, которая казалась вполне выполнимой: она освободит Кирилла, пока в игорном доме нет никого, кроме прислуги, а прислуга не знает, что произошло, и примет ее за настоящую Праматерь, ведь портреты Праматери в паучьем облике висели повсюду – и в холле, и в гостиничных номерах, и в игральных залах. Они молились этим портретам и, конечно, подчинятся ее приказу. Наверняка заклятие двери известно не только Юнру, да и та вряд ли узнает Амину в таком виде.