Яик – светлая река - Есенжанов Хамза - Страница 94

• Предыдущая
• 94/188
• Следующая

Услышав имя комиссара Айтиева, Белов повернулся к Абдрахману. Этот смуглый казах, стало быть, и был тем неуловимым комиссаром, за которым уже долгое время безуспешно охотились власти.

В это время в комнату вошла Мария.

– Здрасьте, ваше благородие, – сказала она.

Белов отвернулся и опустил голову.

– Иди скажи, что капитан вызывает хорунжего с одним казаком, – сказал Марии Парамонов. – Скажи, срочное дело. Мы их тут по парочке всех возьмем.

Пока дружинники расправлялись с отрядом Белова, поодиночке разоружая казаков, минула короткая июльская ночь. О таких непроглядных летних ночах в народе говорят, что даже и одного узла не завяжешь в кромешной темноте.

Сначала на востоке проступила бледно-синяя кромка горизонта, потом небо над бурой землей начало светлеть, приобретая молочно-кремовый цвет.

В эту ночь не спали не только Парамонов с Абдрахманом. Кроме младенцев, спавших в колыбельках, никто не коснулся подушки.

Вначале все робели, прятались по домам, но затем осмелели, набросились на солдат, карауливших загон, и отняли своих коней.

Утром все собрались возле дома, где были заперты арестованные. Люди хотели при свете посмотреть на связанного офицера. Но в этом доме офицера и хорунжего не было. Парамонов велел их запереть отдельно.

Один из стариков тронул за руку Сороку и, указав кивком головы на чулан, где были заперты солдаты, спросил:

– Сидят? Смирные?

– Чудной ты, дидко. Яки ж воны будут? В германскую мы с Ваней ефрейтора немецкого в мешок посадили. Тоже был дюже смирный, смирней теленка.

– Мм… – пошамкал дед. – А много их?

– Чертова дюжина.

– Мм… Порядочно. Наверно, и атаман с офицером тут? – допытывался старик.

– Ты як дите малое, дидко. Солдата без офицера не бывает. Белов и хорунжий в чулане у Ивана. А с ними еще один солдат.

– Мм… стало быть, к тринадцати еще три…

– Да двое втикли, дидко.

– Мм… И места подходящего нету, держать то есть их негде…

– Это дело ума председателя, дед…

Их беседу прервал Парамонов. Он поднялся перед собравшимися на крыльцо и сказал:

– Граждане трудящиеся! – рубанул ладонью воздух и продолжал: – Сегодня ночью наша боевая дружина выступила против насилия буржуев и захватила отряд офицера Белова. И впредь мы не подпустим белых казаков к деревне… Товарищи трудящиеся крестьяне! Сознательные граждане! Записывайтесь в боевую дружину. Ваше имущество некому защищать, кроме вас самих. В соседних деревнях тоже организуются дружины. Да здравствует союз рабочих и крестьян!

– Мм… А что такое дружина? – спросил старик.

– Люди, – ответил кто-то из толпы. – Понял? Ежели, к примеру, тебе, дед, дать оружие, то ты будешь дружинник. Ну как, запишешься?

Старик пошамкал в раздумье и спросил:

– А с кем воевать-то?

– С буржуями! – ответил Парамонов. – Понятно, старина?

Толпа зашумела, послышались возгласы одобрения:

– Отбили коней, молодцы.

– Фургоны не отдали.

Из толпы вышел Савенко. Оглядел всех и сказал:

– А если глубже заглянуть в дело? Неладно мы поступили, сельчане. Как бы расплачиваться не пришлось.

– Мм, – зашамкал старик.

– Не наводи-ка ты тень на плетень, Савенко, – ответил Довженко.

– Я и не навожу. Все думают так. Мы простые крестьяне. Не казаки и не киргизы. И мы никого не трогаем. Верно я говорю, дед Елисей? Это дело еще надо обмозговать. – Он прокашлялся и поглядел на Кисляка: – А ты, Кисляк, за главного в селе. Ты будешь отвечать за село. А ты знаешь, как казак рубит шашкой? Первой слетит твоя башка. А за ней и другие головы найдут вечный покой в кустах Теренсая.

Кисляк молчал.

Старик Елисей тяжело вздохнул и опустил голову.

Парамонов беспокойно оглянулся на Довженко и Абдрахмана.

– Панику сеешь, – ответил Довженко. – Кроме хлеба, коней и фургонов Белов еще людей требовал. Сколько он велел собрать? – обратился Довженко к Кисляку.

– Всех трудоспособных, – ответил Кисляк.

– Вот видишь. Выходит, по-твоему, мы должны пойти рыть окопы для казаков? Им скоро конец. Сзади у них Чапай, с Самары идет Четвертая армия. Казаки не знают, куда спрятаться. А мы пойдем рыть себе могилы? Чепуху ты говоришь, Савенко. Сам трусишь и других пугаешь.

– Тебя, Довженко, мы весной избрали председателем, – повысил голос Савенко. – Если ты крепок, почему не удержал правление в своих руках? Почему сбежал и спрятался от казаков? Хитрый. Сам скрываешься в сторонке, спасаешь свою голову, а голову Кисляка подставляешь под казачью саблю. Или твоя жизнь дороже других? Знаем, чем кончится твоя хитрость: селу – пожар, людям – пули.

Несколько человек вполголоса поддержали Савенко.

– Если в деревню придет казачья сотня, – уныло сказал кто-то, – от нас перья полетят.

– Не дай господи.

– И малого и старого – всех перерубят.

– Сельчане! – крикнул Довженко. – Поймите, что мы – сила. Если все вместе встанем, то и казаки с нами ничего не смогут сделать.

– Это все пустые слова.

– Ведь народ поднялся на борьбу, Савенко.

– Твоя борьба – всех под пули, самому в кусты!

– Ты действуешь как провокатор, Савенко.

– Ты сам провокатор.

Парамонов вытянул шею и замахал руками.

– Стойте! – закричал он. – По-твоему, не следует бороться?

– Иди к своим заводским, агитируй их, – зло ответил Савенко. – А мы живем здесь. Казачий атаман с нас спросит, нас и расстреляет. А ты в бегах. Тебя он не словит.

Сельчане уважали грамотного и бойкого на язык Савенко и прислушивались к нему.

– Давай-ка лучше не будем спорить, а посоветуемся, – обратился к нему Абдрахман. – Мы и думаем о том, чтобы вооруженной силой встретить карателей, если они сюда сунутся. Так что зря не пугай. Или ты, может быть, жалеешь, что мы отбили коней, хлеб и фургоны, что не дали угнать людей? Хочешь, чтобы весь этот народ был голый и голодный?

– А ты, киргиз, молчи, – грубо оборвал его Савенко. – Киргизы хотят выселить всех русских и жить тут сами. А нам не нужно киргизского правительства. Понятно?

– Понятно, – подступил к нему Белан, сжав кулаки. – Это контра. Я его понял полностью.

– Дурак безграмотный, – спокойно ответил Савенко. – Ты за три года выучил только два слова: революция да контрреволюция, и то не до конца.

– Ах ты… Я сейчас тебя зарублю…

Ивана едва удержали сильные руки товарищей.

– Не горячись, Иван, – сказал Парамонов. – Все слышали, что ему никакая власть не нужна. Только ложь все это. Он хочет стравить Парамонова и Кисляка, Белана и Айтиева. Царь или толстопузый бай даст ему свободу? Пусть ждет. А у нас один путь – с оружием в руках поддержать Советы. Всем известно, сколько деревень передушил Белов. Ему с хорунжим одна дорога. А солдат отпустим, они обмануты, пусть идут к себе домой и не воюют с народом.

Все одобрительно закивали.

Савенко выбрался из толпы и пошел прочь.

– А этот получит благодарность атамана! – крикнул ему вслед Белан.

По дороге от Анхаты на Теректы ехали трое. Байес и Хажимукан – в телеге. Хаким сидел верхом.

Когда уже вдали показался поселок, пронесся шумный, но непродолжительный дождь. Мягкая дорожная пыль сразу стала похожа на шершавое решето.

Когда в воздухе засверкали быстрые струйки, Хаким снял свою мерлушковую шапку и расстегнул ворот рубахи, подставив дождю грудь.

От приятной влаги стало легко дышать, с пахнущим водой ветром, казалось, унеслась прочь усталость.

Хаким с наслаждением дышал всей грудью. Знойный воздух степного полдня, будто испуганный шумом и блеском дождевых струй, поспешно уползал куда-то в степь.

– Посмотрите, Байеке, как высохла земля, – сказал Хажимукан своему спутнику. – Такой дождь ее не насытит, только прибьет ненадолго пыль. Если бы вон та повернула сюда, – показал он на огромную сизую тучу, тяжело клубившуюся вдали.

• Предыдущая
• 94/188
• Следующая