Яик – светлая река - Есенжанов Хамза - Страница 82
- Предыдущая
- 82/188
- Следующая
На дне лодки хлюпала зеленовато-мутная вода. Боясь вывалиться за борт, жандарм сел прямо в эту пахнувшую плесенью воду.
Хаким сидел на носу лодки и с тоской глядел на Анхату, словно навсегда прощался с любимой рекой. Умоляющий возглас жандарма заставил его обернуться. Увидев трусливо съежившихся на дне лодки конвоиров, Хаким рассмеялся: «Что, воды испугались?..» По тому, как пугливо озирались жандармы по сторонам, втягивая головы в плечи, как цепко держались за борта, нетрудно было догадаться, что они смертельно боятся воды. «Грозными были на берегу? – подумала Шолпан. – А теперь притихли, как слепые щенята…» Она любовалась Хакимом, гордо сидевшим на носу лодки, презирая жандармов, безвольных, забывших про оружие и шептавших молитвы. Она решила воспользоваться их слабостью и крикнула:
– Скажите, куда увозите этого джигита? Не скажете, опрокину вас в реку!..
Для острастки она подняла весло, словно готовилась ударить им по голове ближнего конвоира. Глаза загорелись искорками, лицо стало серьезным и строгим. Она ненавидела жандармов не только за то, что они увозили Хакима, – ей казалось, что они, именно они, эти палачи, были виновниками всей ее несчастной жизни.
Один из конвоиров пригрозил было молодой женщине винтовкой, но Шолпан не растерялась, начала сильнее раскачивать лодку.
– Читай заупокойную! – приказала она. – Только вчера я здесь измеряла глубину – пять человеческих ростов! Сейчас я отправлю вас к рыбкам в гости!
– Сестрица, родная! Чем же мы виноваты? Разве же по своей воле приехали сюда? Мы ведь подневольные, что прикажут, то и делаем, – чуть не со слезами на глазах проговорил пожилой жандарм.
Глядя на них, Хаким вдруг понял, что это лучший случай для побега. Он надеялся, что подоспеют Нурым, Асан и Тояш, но они запаздывали, – значит, надо действовать самому.
– А ну, бросай оружие в воду! – угрожающе прошептал он, приступая к молодому жандарму.
Шолпан с поднятым над головой веслом стала наседать на конвоира, что постарше. Одна за другой полетели в воду винтовки, сабли…
Много бедных сородичей у хаджи Шугула, которые работают на него, как батраки, а получают за это скудные объедки с дастархана хозяина. Среди всех этих сородичей Баки давно считался приближенным хаджи. С детских лет он был кучером, возил самого Шугула, а когда пришли годы старости, хаджи поручил ему наблюдать за работой табунщиков. Каждое утро Баки заходил к Шугулу и рассказывал ему, у каких табунщиков был вчера, что видел и слышал, а потом сообщал, куда намеревается выехать.
И в это утро, как обычно, Баки отправился к юрте хаджи. Оставив у входа уздечку и курук, он переступил порог и присел на корточки с правой стороны, возле стенки. Шугул еще пил чай.
– Хаджеке, что-то нынче не видать наших гулевых лошадей, хочу поехать поискать их, – сказал Баки и трубочкой приставил ладонь к уху (после тяжелой болезни, перенесенной несколько лет назад, он стал плохо слышать).
– С каких пор их нет? – спросил Шугул, поднимая с дастархана чашку с чаем.
– А?.. Два дня я с вами проездил, а какой без меня присмотр за лошадьми? Чуть я из аула – следить некому… Сегодня я рано встал, еще темно было, и сходил к роще Шортанбая, думал, там гулевые лошади, но их возле рощи нет. Может, в степь ушли? Хочу сейчас поехать в степь.
– С каких пор нет лошадей, безмозглый цинготник?
– А?.. Наши лошади далеко не уходят. Если только паршивые кони Набия примкнули к ним, тогда дело другое. Набиевские кони куда угодно могут увести их. На той неделе как-то они увели наш табун к Кентубеку, – продолжал Баки, не расслышав вопроса Шугула.
– Если бы твои вислые уши отдать Жолу, а жоловские пришить тебе – мигом услышал бы и узнал все, что делается даже под землей. Как бы не подседлали наших коней эти вонючие козлы, что вертятся вокруг Жола, – раздраженно проговорил Шугул, поставив чашку с недопитым чаем, и в упор посмотрел на Баки.
Баки не выдержал взгляда хаджи и опустил глаза.
– Где им ездить на наших гулевых!.. Недавно Нурым и Тояш отобрали у них оружие и пешком прогнали в Кзыл-Уй…
Шугул изменился в лице, зло засверкали маленькие черные глаза. Баки смотрел на него и никак не мог понять, что разгневало хаджи: то ли сообщение о пропавших гулевых лошадях, то ли упоминание о Тояше и Нурыме – сыне ненавистного ему хаджи Жунуса. Шугул схватил маленький молоточек, которым старуха Айтолиш обычно колола сахар, и с силой швырнул его в Баки. Описав дугу, молоточек пролетел почти над самой головой вовремя пригнувшегося Баки и ударился о стенку юрты.
– Если к завтрашнему утру не разыщешь лошадей, отправлю тебя вместе с женой и детьми к твоему сильному родственнику Жунусу, пусть он кормит, а мне такие не нужны, – гневно проговорил Шугул, шаря вокруг себя рукой, словно разыскивая что-то, чем можно еще раз запустить в Баки.
– Ойбой, хаджеке, что с тобой?.. Чем же я сахар колоть буду?.. – всполошилась Айтолиш. Она встала и пошла разыскивать молоточек.
Баки, воспользовавшись вмешательством старухи, поспешно вышел из юрты. Он был удручен и обижен.
– Что с тобой, ты так бледен? – спросила жена, увидев остановившегося у порога Баки. – Опять этот хаджи!.. – Она не договорила, заплакала. – На, выпей чашку теплого айрана.
Баки молча взял.
– Сам виноват! Зачем тебе нужно было рассказывать хаджи, что пропали гулевые лошади? Пропали, ну и пусть пропадают, тебе-то что? Придет время – найдутся, кто их возьмет! Неужели ты до сих пор не знаешь, какой у хаджи характер? Он родного сына пять раз на день выгоняет из дому, а ты хотел, чтобы он с тобой хорошо обращался. Этого от него не дождешься.
– Не вмешивайся, прошу тебя, в мужские дела, лучше построже следи за нашими ребятишками, когда меня нет дома, понятно? Неужели ты не понимаешь, что если я перестану наблюдать за хозяйством хаджи, то его мигом растащат?.. Ведь все это мы вместе наживали!..
Не на шутку встревоженный пропажей лошадей, Баки торопливо вышел из юрты, сел на куцехвостого гнедка и поехал в степь. Подражая хаджи Шугулу, он сидел в седле небрежно, слегка откинувшись назад, и беспрерывно помахивал плеткой. Табунщики еще издали безошибочно узнавали его.
Табунщик Аманкул, увидев Баки, поехал к нему навстречу, поздоровался.
Баки не сразу ответил на приветствие. Прищурив глаза, он, как хозяин, долго рассматривал пасшихся в долине лошадей, затем осмотрел коня под Аманкулом и только после этого сказал:
– Как табун? Все лошади целы? Волки не нападали?
Аманкул улыбнулся. Он хорошо знал, что Баки начнет сейчас расспрашивать о табуне, об отдельных лошадях и не успокоится до тех пор, пока не выпытает все и не удовлетворится ответами. «Радеешь за шугуловских коней, словно они твои, – подумал Аманкул. – Все равно Шугул тебе спасибо не скажет, не дождешься!..»
– Слава аллаху, Баки-ага. Мы твердо помним ваш наказ, ни на минуту не отъезжаем ночью от табуна. Да и днем зорко следим. Ни у одной лошади даже репья в гриве не найдешь!
– А как жеребцы, не трогают молодняк? Вон тот молодой саврасый жеребец, видишь? Я уже тебе говорил, он очень ревнивый. Смотри следи за ним зорче, чтобы беды не наделал.
– Нет, нет, Баки-ага, не беспокойтесь, косяк саврасого жеребца мы пасем отдельно, держим его все время в стороне от других косяков.
Баки и не подозревал, что молодые табунщики – Аманкул и его напарник – частенько днем стравливают жеребцов и, отъехав в сторону, любуются боем двух предводителей косяков. Саврасый жеребец-четырехлетка водил косяк первый год, был он очень ревнивым и злым, стоило только появиться другому жеребцу возле его косяка, как он сейчас же кидался в драку. Второй косяк водил старый рыжий, с лысиной на лбу жеребец. Крупный, норовистый, он побеждал всех своих соперников и зачастую отбивал у них целые косяки. Долгое время табунщики считали его непобедимым. Но однажды рыжий с лысиной схватился с саврасым, и саврасый выдержал бой. Жеребцы, стравленные табунщиками, дрались яростно, вставая на дыбы, клочьями вырывая друг у друга гривы. Ни тот, ни другой не хотел уступать. Дело могло кончиться очень печально, если бы табунщики вовремя не разогнали их. Но слава рыжего с тех пор поколебалась – в центре внимания табунщиков стал саврасый, о котором упоминал теперь Баки. У старика были все основания беспокоиться за саврасого. Однажды, разговаривая с Аманкулом, Баки увидел жеребенка с искусанной до крови шеей. «Это что такое?» – спросил Баки. «Это саврасый так его… – ответил Аманкул. – Страшно ревнивый, когда ведет свой косяк, не дай аллах, какая лошадь или жеребенок отстанут – набрасывается и кусает за шею…» – «Да-а…» – протянул Баки и с тех пор каждый раз, как приезжал к Аманкулу, напоминал ему, чтобы зорче следил за саврасым.
- Предыдущая
- 82/188
- Следующая
