Выпуской бал, или "Вашу руку, мадемуазель!" (СИ) - Крыжановская Елена Владимировна "Зелена Крыж" - Страница 9
- Предыдущая
- 9/37
- Следующая
— Ты сейчас очень далеко? — осторожно спросила она.
— К сожалению, нет.
— Дома всё хорошо?
— Что? — он оглянулся, не понимая. — А, у моих… Да, всё нормально.
"Дома" для него только в мансарде. Гиацинт проклинал статус "специальной школы", дающей начальное высшее, а не нормальное образование: из-за программы выпускного класса он не мог жить в городе, иначе ничего не успевал с уроками. А ведь диплом и вся учеба стоит немалых денег! За последние полгода нужно подтянуть все точные науки, чтобы хоть как-то сдать экзамены, кроме той ерунды, которую он и без школы знает. Впрочем, среди профильных предметов у него точных наук нет. Но если б знал заранее, что так глупо получится с "танцевальным рабством", ноги его в эти полгода в Оранжерее не было бы!
Амариллис смелее подошла, не боясь спугнуть вдохновение. Когда граф на самом деле хотел смотреть репетицию, он садился на краю сцены, почти в кулисах. Подруга села к нему на колени, обвив руками за шею и прижавшись к плечу. Свернулась змейкой на груди. Он щекой погладил ее руку, но продолжал смотреть сквозь рулетку, явно не слыша песни.
— Я думала, ты сочиняешь музыку, но у тебя при этом никогда не бывает такого несчастного лица! — тихонько засмеялась Амариллис. — Кто она?
Он не ответил. Актриса поняла, что самое невероятное предположение, брошенное наполовину в шутку, — правда. Она покрепче обняла друга, не собираясь никому отдавать. Он тоже прижал ее к себе, не отпуская. Очень хотел поцеловать, но не мог ставить на ней опыты. Не хотел проверять, что почувствует? Изменилось что-нибудь между ними или нет? Ещё будет случай. Может быть, даже скоро, на сцене.
Она как будто угадала и с жалостью усмехнулась.
— Если это — она, почему тебе так плохо? Не вздумай говорить "потому что есть ты", — быстро предупредила актриса, отлично зная возможные реплики партнера. — Дело-то не во мне! Она тебя не любит?
— Пока нет.
Прозвучало глухо, с явной усталостью.
— Но это же ерунда? — уточнила Амариллис. — Если это — она, всё устроится. Только не беги от трудностей!
— Какой дурак тебе это сказал? — проворчал граф.
— Угадай! — актриса легонько поцеловала его в висок, чтобы разбудить мысли. Он и так помнил, и бледно усмехнулся.
— Так говорят. Но проверять, оказывается, очень больно. И долго. Многие даже не рискуют. Выбирают пути попроще.
— Это я "попроще"? — изобразила жуткую обиду актриса. Он засмеялся.
— Ну, в смысле честности — да. Но в смысле нервов!.. Врагу тебя не пожелаю!
— Ах, как глупы порой умные люди!
— Не надо. — Он моментально оборвал смех: — Мы что-нибудь придумаем. — (Это относилось не к сердечным делам).
— Ну, если ЭТО решить проще, то — кошмар, — философски рассудила Амариллис, представляя сложности постановки "Безумного дня". — Ты хоть уверен, что она — та самая?
— Откуда мне знать?! Я вообще не уверен, что всё это не дурацкий сон!
— Хочешь, я тебя укушу? Проверим! — ласково предложила Амариллис. Он не мог не смеяться и ни за что не отпустил бы ее. Актриса не сдавалась, желая знать всю правду. Даже если он сам ее не знал. — Какого цвета у нее глаза?
— Не знаю.
Подружка удивленно шевельнулась:
— Как ты не знаешь?!
— Вот так. Я не был удостоен этой чести.
— Так сделай что-нибудь!
— Не хочу. Если мадемуазель не желает меня видеть, ее дело, — (в тоне скользнула непреклонная нотка).
— О, Господи! Мужское самолюбие! — тихонько взвыла Амариллис. — Ну, хочешь, я узнаю? Я многое могу о ней узнать!
— Не надо.
— Боишься? Всё понятно… — насмешливо глянула на него ближайшая подруга. — Так просто спроси! Или заговори ее, развесели, чтобы забыла всё на свете!
Он кисло поморщился, признавая, что это лучший выход:
— Да мы почти не разговариваем… Кроме "напра-нале-кругом", что полагается по танцу.
— Она и там заняла мое место? — скорбно вздохнула Амариллис, отлично зная, что графа это рассмешит. Но, фыркнув, он сразу нахмурился:
— Не я это придумал!
— Так вы встречаетесь довольно близко, — сообразила Амариллис. — Давно?
— Больше недели.
— Граф, я тебя не узнаю! — ужаснулась актриса.
— А себя узнаёшь? Ты сколько за мной таскалась, не могла заговорить? Думаешь, это так просто?
— Сколько мне лет было! — возмущенно напомнила Амариллис. Потом вынужденно признала, что взрослым выяснять отношения часто сложней, чем детям. — Вот и не повторяй моих ошибок!
— Слушай, а… — он закусил губу. — Всё-таки, что тебя впечатлило? Просто, что новенький и всё? Когда в тебе проснулся интерес? Ты помнишь?
— Конечно. Было одно слово. Насчет твоего отношения к дракам. Эта "тайна" мучила и заставляла следить за тобой.
— Ясно. Можешь не говорить, — он тоскливо махнул рукой: — Это не просчитаешь.
— Так просто говори с ней побольше. О чем угодно. Может, она что и услышит.
— Разговор дело двустороннее, — зло процедил он. — Мне нравится на свете один монолог, ты знаешь. В остальном, я предпочитаю говорить не в тишине!
— Да ладно, вы с Наталом так же разговариваете! Ты — двадцать слов, он — два!
— Не придумывай. Нат умеет говорить по делу. И очень даже красочно! Случая не было, чтобы не ответил, когда нужно.
— Ну, это ты его разговорил! Раньше он редко так "красочно" выражался! Месяц мог нормального слова не сказать. "Привет, что нового? Пока".
— Он в магазине?
— Уехал в пригород, к ночи вернется.
— Тебя проводить?
— Как хочешь! — с вызовом вскинула голову она, отлично понимая, что Гиацинт не так волнуется за ее безопасность, как хочет повидаться с другом. Вздохнув, снова свернулась на его груди: — Гра-аф! Ты меня хоть немножко любишь?
— Я тебя ненавижу! — с чувством выдохнул он, сжав ее до хруста в костях. — Змея и есть змея!
— Амариллис!! — грянул сердитый голос режиссера. — Немедленно на сцену! И то, что тебя отвлекает от работы, захвати!
— Слушаюсь, мэтр! Будет сделано! — она живо вскочила, потянув Гиацинта за руку. — Наконец-то, наша сцена в гостинице!
— Да чего ты там не знаешь! Лучше финал.
— И финал тоже пройдем! В воскресенье обещали репетицию в костюмах!
Подходила к концу вторая неделя подготовки к балу Равноденствия. Маэстро Ильвен Вудс уже составил четыре танца: парадное открытие бала с символическим взлетом "солнца". Затем, милый весенний танец "Первоцвет", где участвуют ученики всех возрастов — пара на каждый школьный год. Его открывает пара первоклашек, Гиацинт и Виола идут последними, все образуют круг, но потом у каждого возраста свой танцевальный проход и другая мелодия, чтобы продемонстрировать всё возрастающее мастерство и возможности. В данном случае это означает удлинение весеннего дня, пока солнце не встанет в зените. Последним приходится хуже всех, они должны блистать в полной мере, чтобы затмить восемь предыдущих пар. А каждая из них, тоже должна показать всё, на что способна!
Игривая кадриль во второй половине бала призвана развеселить чуть уставших от собственных танцев гостей. И мечтательный ночной вальс, когда ночь, обладающая равными правами с днем, зажигает звезды, составленные из четырех пар, взявшихся за руки и расходящихся лучами.
Маэстро Ильвен полумер не признавал. Поэтому так сложно ему согласовать все номера в стройную картину, чтобы они работали друг на друга.
Близко знакомый с режиссерскими и постановочными проблемами музыкальных спектаклей, Гиацинт иногда с легкостью разрешил бы задачку, и почти всегда помог бы хореографу дельным советом, но молчал, не вмешиваясь в "творческий процесс". Так Многоножка называл мучительные поиски общей фигуры, когда гонял их всех по залу, как в цирковом конном аттракционе, только что хлыстом не щелкал.
Самое трудное — помнить, что почти подряд грядут три бала! Бал Равноденствия, выпускной бал Оранжереи и следом, всего через три дня — знаменитый парижский Бал Цветов, в честь дня рождения принцесс-близнецов. Со множеством почетных гостей из разных стран. Каждый из них по торжественности превосходит предыдущий. Рисунок танцев не должен повторяться… свихнуться можно!
- Предыдущая
- 9/37
- Следующая