Заговоренный меч - Есенберлин Ильяс - Страница 21
- Предыдущая
- 21/72
- Следующая
А когда орел улетел, они стали рассматривать поверженную змею. Сто лет надо было прожить ей, чтобы достигнуть такого роста. Один из багатуров спросил Чингисхана:
— О великий хан! Не можешь ли ты сказать, почему орел вначале набросился на невкусное мясо старой змеи и только потом вернулся к оленьему, которое моложе и вкусней?
— Нет ничего вкуснее вражьего мяса! — ответил Чингисхан. — А еще более вкусным становится оно, когда сам повергнешь врага в смертельной битве…
На этом притча не кончается. Через много лет, незадолго перед смертью, Чингисхан снова
поехал на охоту. Когда они проезжали мимо знакомой скалы, Субудай-багатур, ставший уже пожилым человеком, опять показал рукой вверх:
— Посмотрите, великий каган!
Та же голая черная скала уходила в небо, а по ней, извиваясь всем телом, ползла к вершине трехметровая змея. Она добралась уже до середины своего пути, и было видно, с каким трудом дается ей каждый вершок вверх. если бы она сорвалась оттуда, мокрое место осталось бы от нее…
Несомненно, это был детеныш того самого удава, который погиб когда-то в орлиных когтях. Что же влекло его на неприступную скалу? Люди присмотрелись и увидели на самой вершине орлиное гнездо. Была середина лета, и там, на огромной высоте, сидели еще не оперившиеся орлята. То и дело слышался их тревожный призывный клекот, словно они чувствовали приближение смерти. И люди поняли, что подросший удав во что бы то ни стало хочет отомстить орлу за смерть своей матери, убив орлят…
И тогда в четвертый раз вскинул свой лук Субудай-багатур. И Чингисхан остановил его в четвертый раз…
Молодой удав все полз, медленно и упорно. Три-четыре сажени оставалось уже до гнезда. Стоило ему приложить одно небольшое усилие, и он напился бы теплой крови орлят. Он приподнялся над гнездом, разинул пасть, и в это время раздался свист орлиных крыльев…
Но не те уже были крылья у старого орла. Взмах их был не так широк, и не чувствовалось прежней силы в когтистых лапах. Отважный по природе, он не отступил и грудью бросился на защиту родного гнезда. Ухватив молодого сильного удава, орел сорвал его со скалы, и они вместе упали в пропасть. Орел еще попытался было взлететь с гордым победным клекотом, но змея успела поразить его перед смертью. Переломанное под корень крыло не выдержало вторичного взмаха, и орел грохнулся о скалы. Он падал, теряя перья и окрашивая алой кровью камни. В последний раз перевернувшись, упал он и затих…
В молчании подъехали люди к мертвой птице. Все были под впечатлением только что происшедшей на их глазах трагедии. Чингисхан посмотрел на орла и воскликнул:
— Вот вершина счастья!.. В первом случае, будучи молодым и могучим, он победил своего врага в смертельном бою. А в старости погиб, напившись в последний раз крови детеныша своего врага и не дав погубить свое потомство!.. Пока теперь вырастут для мести новые змееныши, его орлята станут взрослыми и сами будут в состоянии защищать себя и своих детей…
После этого Чингисхан обратился к своим детям и призвал их быть во всем подобными этому орлу: уничтожать без жалости всех, кто может хотя бы в отдаленном будущем повредить чингизидам, а с бренным миром прощаться, впившись когтями во врага и грозным клекотом возвещая свою победу.
Хан Абулхаир стоял теперь, глядя куда-то в узкое окно. «Много притч оставлено Чингисханом в назидание, и все они из жизни птиц и зверей, — думал он. — Разве не в этом великая мудрость предка? Все повторяется у людей, и всегда выигрывает тот, кто следует велениям природы. Потому и преуспел в своих завоеваниях Чингисхан, что подражал во всем львам и барсам. Когда было необходимо, становился он лисицей, а при случае не стеснялся быть и гиеной…»
И тут почему-то вспомнились хану Абулхаиру прошедшие состязания акынов. Что-то другое пытались утверждать столетний Асан-Кайгы, старый Котан-жырау, а за ними и маленький Казтуган-жырау. Какая-то непонятная мудрость была у них. Выходило, что человек должен вести себя по-особенному, иначе, чем орлы или волки. Как будто не одна и та же природа у зверя и человека!..
Он понял, что именно это и разъярило его в первую очередь. Извечные аргынские умники мутят чистую воду — всякие жырау, музыканты, певцы, книжные мудрецы. Они всегда выступают против властителей, такие люди, и не случайно его великий предок в первую голову охотился на них в захваченных странах. Под самый корень надо уничтожать это ядовитое семя !..
Но почему импрам — безликая степная толпа — с таким восторгом принимает их ложную мудрость? Может быть, правы они и есть сила в их мудрости? Объединения казахской степи хотят они, а это означает раскол его Орды. Что же, посмотрим, что сильнее: мудрые притчи Чингисхана или песни голоштанных жырау!..
Как спросил тогда этот Казтуган-жырау, наученный аргынами?.. Где теперь монголы? Где великая держава, созданная его предком? Но жив пока он, хан Абулхаир, и многие земли под его рукой! Так и пребудет в веках, потому что лишь тех властителей ждет успех, которые плюют на всяких умников и верны мудрости Чингисхана…
Как будто есть какая-то другая сила, кроме страха смерти, для объединения людей? Он, хан Абулхаир, верный заветам предков, создает такое государство, которое будет жить тысячу лет!
А человек? Что человек!.. В той же притче намекается, от кого воспринял Чингисхан свою знаменитую казнь. Человека переворачивают головой вниз, слегка нажимают, и позвоночник его ломается еще легче, чем у змеи, которая сражалась с орлом…
— Мой повелитель-хан!..
Абулхаир вздрогнул от неожиданности и схватился за висящий у пояса кинжал…
Это был Кобланды-батыр. Войдя в зал и увидев задумавшегося хана, он не решился мешать ему и долго стоял в безмолвии у самого порога. Несмотря на преклонный возраст, батыр был по-прежнему нетерпелив. К тому же дела, которые привели его сюда, не ждали отлагательства. И каракипчак Кобланды-батыр нарушил тишину.
Голос у батыра был как из громадного пустого кувшина, в котором хранят зерно в Мавераннахре. А еще такие звуки издает надутый детьми пустой желудок лошади или быка, когда по нему ударяют палкой. Так или иначе, но смотревший в окно хан невольно схватился за оружие, и от батыра не укрылся этот жест.
— Не бойтесь, я вам не враг, мой хан! — воскликнул он.
«Да… да… Он враг Акжол-бию», — подумал Абулхаир. В душе он горько пожалел, что выдал свой испуг подчиненному батыру. Такие промахи опасны для властителя. И новая волна досады прилила к сердцу. «Полмира под моей ногой, а я вечно дрожу, как последний заяц в своей норе!.. По поводу и без повода боюсь всякого входящего. Такова судьба власть имущих!..»
— Ты просто зашел проведать меня, мой батыр? — спросил хан обычным бесстрастным голосом.
— Нет, я по важному делу, мой повелитель-хан… Все о том же проклятом Акжол-бие!..
«Значит, и этот храбрец догадывается, о чем мои заботы!..» Хан Абулхаир посмотрел в глаза батыра. Нескрываемая ненависть к своему извечному сопернику Акжол-бию светилась в них. Что же, так и должно быть. Подчиненные обязаны враждовать из-за благоволения хозяина. Пусть грызутся кобели из-за кости, которая у него в руках. Пускай задирают всякий раз друг друга и захлебываются в собственной крови. Для ханской власти от этого только польза. Правда, он знает — ни народ с народом, ни род с родом не станут враждовать между собой, если не натравить их друг на друга. Но разве не для того и существуют ханы и султаны?.. Только следует быть зорким и не упустить подходящего момента… Что-то об этом сказано в одной из притч Чингисхана.
Как бы не сплотились эти роды. Вот когда действительно нависнет опасность над его Ордой. Даже страшно подумать об этом!..
Давно уже, исходя из этих соображений, подливал масла в огонь раздора между двумя знаменитыми батырами хан Абулхаир. Но борьба между батырами пока что оставалась их личным делом. Роды аргын и кипчак жили в мире и согласии. Привыкший к тому, что подобные стычки быстро перерастали в междоусобицу, хан был неприятно удивлен этим.
- Предыдущая
- 21/72
- Следующая
