Шесть голов Айдахара - Есенберлин Ильяс - Страница 2
- Предыдущая
- 2/58
- Следующая
Свод пещеры задрожал, на сидящих посыпались мелкие камешки. Узбек поднялся с пола, собираясь выйти из пещеры, чтобы узнать, что происходит у стен крепости. Ему оставалось сделать один шаг, и тут огромный камень упал у входа в пещеру точно на то место, где лежала голова несчастного Карабая.
Удивление, страх отразились на лицах туленгитов. Такого им не доводилось видеть. Дважды смерть нашла одного и того же человека. «Только судьба могла так распорядиться», – с суеверным страхом подумал Узбек. Не был ли он сам орудием судьбы, когда задумал убить Елбасмыша? И коль получилось так, как он захотел, не само ли Небо покровительствовало ему? Да, только судьба выбирает, кому сидеть на троне Золотой Орды. Все, все предопределено!
Мысли Узбек-хана вернулись к тем дням, когда он решился на убийство двоюродного брата.
Елбасмыша сделал ханом визирь Кадак. Оставалось справить поминки по Токтаю, и можно было собирать курултай, который бы подтвердил, что все совершено согласно Яссе великого Чингиз-хана. А что значит курултай для человека, который уже сидит на золотом троне? Кто посмеет возразить? И друзья, и враги будут дружно бросать в небо борики и кричать славу новому хану, потому что каждый, кто решится поступить иначе, не доживет даже до рождения нового месяца. Руки хана длинны, и у него всегда найдутся те, кто рад будет выполнить его волю. Непокорного или просто недовольного удавят, или он упадет на охоте с коня, и его найдут в степи со сломанным позвоночником. Так решают чингизиды свои споры.
И Узбек не выказал тогда недовольства. Глубоко упрятав зависть к двоюродному брату, он вместе с преданным ему Кутлук Темиром и с большим отрядом воинов приехал в Орду, чтобы выразить соболезнование новому хану. Так принято в степи, и только в одном поступил по-иному Узбек – он не повел отряд в Орду, а велел ему до поры укрыться в оврагах близ ставки. А когда совершилось то, ради чего приехали Узбек и Кутлук Темир, когда головы Елбасмыша и Кадака упали к их ногам, вот тогда-то преданные воины окружили Орду. Через три недели все эмиры, беки и нойоны выразили покорность новому хану и подняли его на белой кошме, как велел обычай.
И потекло время, как воды великого Итиля, то бурно и стремительно, то величаво и спокойно.
Через семь лет, после того как Узбек сел на трон Золотой Орды, в год лошади (1318), он совершил свой первый поход в Иран. Не спеша, тщательно готовился хан к нему. И оттого движение его туменов было похоже на стремительный, все сметающий на своем пути бурный поток. Каждый всадник имел по два заводных коня. Воины, закаленные на долгих облавных охотах, не знали усталости. Они пересаживались с одной лошади на другую, покрывали за день огромные расстояния. Многие носили кольчуги и железные шлемы, а кони беков, эмиров и нойонов были украшены серебром.
И впереди этого войска, под белым знаменем Золотой Орды, ехал он, Узбек-хан. Легко и радостно он чувствовал себя, сидя на гнедом густогривом иноходце. Кровь кипела в молодом стройном теле, и горбоносое сухое лицо было красивым и строгим.
Стремительно было движение туменов Узбека. Вскоре далеко позади остались желтые просторы Дешт-и-Кипчак, и, миновав широкий и тихий Тан, они вышли к Дербенту.
Железные Ворота гостеприимно распахнулись перед ханом. Местная мусульманская знать не оказала сопротивления единоверцу. Узбек-хана ждали, и потому появление золотоордынского войска явилось полной неожиданностью для эмира Тарамтаза, поставленного ильханом защищать рубежи государства.
Словно бешеный поток хлынули тумены Узбека через Железные Ворота на равнину Ширвана, сметая на своем пути немногочисленные отряды врага. Небо покровительствовало хану в первом походе, и удача его не оставляла. Через несколько дней белое знамя Орды уже развевалось на берегу Куры, и воины, довольные легкой победой и богатой добычей, ставили свои походные шатры в зеленой и прохладной долине.
Как и Берке, Узбек-хан был ревностным мусульманином. Узнав, что неподалеку от привала его туменов находится ханака – обитель дервишей из могущественного мусульманского ордена суфийцев, хан отправил к ним близких людей во главе с братом Кутлук Темира – Сарай Кутлуком. Дервиши встретили посланцев хана с большим почетом. Шейх ханаки вознес аллаху молитву, прося долгой жизни опоре ислама великому Узбек-хану и побед над неверными его доблестному войску.
И только после обильного угощения, когда гости собирались в обратный путь, словно невзначай шейх пожаловался Сарай Кутлуку на обиды, нанесенные вои-нами Орды ордену. Слова его были пристойны, лицо излучало доброту, но в глазах, глубоко спрятанных под кустистыми бровями, вспыхивали жесткие, недобрые огоньки. Тихим голосом, склонившись в полупоклоне, шейх говорил:
– Доблестные воины великого Узбек-хана захватили много наших людей, угнали тридцать тысяч баранов. Нашлись такие, кто, забыв заповеди пророка Мухаммеда, прельстился имуществом, принадлежащим мечети и слугам аллаха. Пусть великий хан проявит справедливость и поможет нам вернуть то, что отняли у нас его воины. Аллах вознаградит его и продлит ему счастливые дни царствования.
– Я передам твои слова моему повелителю, о мудрый шейх… – сказал Сарай Кутлук.
И он передал их Узбек-хану. Хан Золотой Орды впал в ярость. Ему, хорошо знающему, сколько войн пришлось вести Орде за земли Азербайджана, нужна была здесь надежная опора, а кто мог ею стать, как не секта дервишей, которая оплела своей паутиной города и селения этого края? Община поистине стала всемогущей. К тихим, вкрадчивым словам, идущим из ханаки, прислушивались с почтением и страхом и простой дехканин, и знатный купец.
Узбек-хан велел вернуть общине скот и в знак признания и искупления вины послал шейху слиток серебра величиною с конскую голову. Были найдены и воины, осмелившиеся войти в мечеть и в дома служителей аллаха с корыстными мыслями. Одному из них отрубили голову и, продев сквозь уши волосяной аркан, повесили на шею другому. Туленгиты из личной охраны хана провели его между шатрами, и всякий из многотысячного войска мог видеть, что будет с каждым из них, если он поступит так же, как поступили эти двое.
Не довольствуясь этим, Узбек-хан послал гонцов с приказом к предводителям правого и левого крыла войска. В приказе говорилось: «Тот, кто будет красть или насильно забирать скот и вещи, принадлежащие мусульманской общине дервишей, будет пойман и отдан для наказания мюридам шейха. Никто не смеет творить насилие над жителями ханаки или над теми, кто нашел там убежище. Если же знающий о преступлении, совершенном кем-либо из воинов, не донесет об этом, а станет укрывать виновного, то он также будет предан смерти как соучастник преступления».
Тяжким выдался для Ирана год лошади. Страшные грозы бушевали над ним, а с неба низвергались потоки воды, и реки выходили из берегов, смывая и разрушая жилища. Двинулись в поход и крестоносцы. Эмир Чопанбек из рода сулудзу, неся большие потери в людях, с трудом сдерживал их войско. Неспокойно стало и на других границах.
Обстановка для Узбек-хана сложилась благоприятной. Но, окрыленный первыми успехами, он потерял осторожность, забыл, что перед ним сильный и опытный враг, умеющий даже в трудную минуту собрать силы и оказать сопротивление. Хан не задумался, почему приходилось отважному Ногаю неоднократно возвращаться в эти земли, чтобы удержать, сохранить их за Золотой Ордой.
Беспечно, в веселии и развлечениях проводило время на берегу Куры войско хана, пока не стало известно, что навстречу ему движется внук Газана – Абусеит с десятью туменами. Еще более встревожило сообщение, что в тылу Узбек-хана, на пройденных и покоренных землях, неведомо откуда появились сильные отряды противника. Опасаясь окружения, хан, даже не попытавшись собрать свои силы в один кулак, велел отступать.
Бросая награбленное, оставляя гурты захваченного скота, тумены Узбек-хана поспешно отходили к Дербенту. И отход этот скорее походил на паническое бегство, а бегущего бьет каждый, у кого хватает смелости и решительности.
- Предыдущая
- 2/58
- Следующая
