Москва и Московия - Калашников Сергей Александрович - Страница 67

Сразу отмечу, что хорошие дела быстро не делаются. Это несчастья разные да беды случаются внезапно, а постройки или знания прибывают постепенно. Так что городок прирастал медленно.

А вот сынок совершенствовался стремительно. Завёл себе приятеля, мальчугана-гольда, с которым пропадал где угодно, только не дома. Родительский надзор осуществляла пара лохматых псов. Гольды называют себя нанайцами и к собакам относятся уважительно, а Чарльз Ричардович прекрасно осведомлён о том, где в этом городишке расположен склад юколы – высушенной до деревянной твёрдости рыбы. В принципе, она довольно вонючая, но неплохо хранится, да и для людей из неё иногда готовят по особым рецептам. Кухни народов мира не перестаёт изучать Консуэлла. Последний раз она отписывала из Персии.

Так про Чарльза. Он с приятелем своим по имени Дерсу не только по Сомольску носится. Они и к айнам в ближайшее их селение наведываются, и к гилякам заглядывают. Не совсем сами, а на санках и с приглядом пары казаков в компании гувернантки. Положение самого высокопоставленного ребёнка в округе несколько сдерживает темперамент принца Амурского, но не фатально – ему дано много воли. Только в школу пока не пускают: мал ещё. Дети вообще народ непосредственный – легко сходятся, запросто ссорятся, быстро забывают обиды и нахватываются друг от друга самых разных слов. По вечерам же сынок рассказывает маме на ночь о том, где был и что видел – вот и источник сведений об обычаях народцев, живущих окрест. Софьюшка охотно разговаривает с сынишкой.

Отношения между ним и отчимом сложились непритязательные, сильно укрепившиеся после экскурсии по «Горгоне». Как-то незаметно Чарлик стал звать Василия батей, ну а тот воспринял мальчишку как сына – это само вышло, без специального разговора. Зато на следующую экскурсию принц привёл с собой к кораблю целую ватагу сверстников и в роли экскурсовода выступал сам. Понятно, что его поправляли и подсказывали, но в целом…

В целом начала повторяться ипсвичская история, когда старшая дочь первой леди на деревне сгоношила окрестную ребятню в собственноручно организованную школу. Разница в том, что здесь школа уже есть. И ещё – большая часть тутошней детворы несильна в русском, что требует учёта при планировании занятий. Или детский сад организовать? Здесь ведь не три нации инородцев обитают. Тунгусы заглядывают, эвены с берегов охотского моря приходят менять меха на промтовары, корейцы с китайцами появляются. Для Софи это очень нужные люди, поскольку местная экономика строится на охоте, рыболовстве и собирательстве, к которому невольно хочется отнести и золотодобычу – старательство.

Скупать золотой песок и самородки мы бы рады, да только приносят их редко и понемногу. Наверное, относят в места, где живут более цивилизованно, чтобы использовать добычу к собственному удовольствию там, где это позволяет устроиться с удобствами или как следует кутнуть. Идти по пути отбора золота Софи пока не решается – присматривается и соображает.

Дела у купцов разворачиваются шибко медленно из-за малого количества наличных денег в обороте, особенно медных, то есть для мелких расчётов. Вот тут я и припомнил бляшки на треуголках – сварить из чугуна переобогащённую азотом нержавейку нам и здесь вполне под силу. Вязкая она, вполне нормально штампуется. Начать я решил с копеечной монеты весом в один грамм, как это когда-то было в советских деньгах. Их в качестве гирек использовали.

Так и мы поступили по тому же принципу. На аверсе – «1 копейка», на реверсе – «Амур русский», чтобы не перепутали и не увезли дальше устья Шилки. Пресс изготовили гидравлический на десяток тонн, а то при ударном методе чеканки матрица с пуансоном быстро выходят из строя. Да и начали потихоньку расплачиваться этими деньгами.

Копейка нынче не пустяк, это соответствует оплате одного рабочего дня. По крайней мере, по обычаям лодочных дворов. Экипажи судов получают по две, а капитаны и судоводители – по три. Мы двухкопеечный номинал пропустили и начали штамповать «трюнчики» потому что это алтын, пятаки и гривенники. Выше решили не забираться, поскольку основные расчёты происходят как раз в пределах означенных сумм, да и монеты становились слишком крупными и увесистыми.

Так оживилась торговля помаленьку. Соболятники быстро привыкли обменивать добычу на наши жетончики, чтобы потом на них купить того, что понадобится. В подати мы их принимали, подушное-то никто не отменял, хотя собрать его можно было только с посадских – горожан то есть. Земельного налога тут не вводилось, это было бы совсем смешно. А с продаж двадцатую долю только с купцов: с неграмотного населения, раскиданного по миллионам квадратных километров, ничего не взять. И ещё приметили, что денежки из оборота помаленьку исчезают. Похоже, перековывают их местные умельцы на нужные вещицы.

Начали мы и вербовку в сермяжники среди местных. Хорошее ружьё за пару лет службы – для охотников это заманчиво. Не скажу, что народ валом повалил, однако один учебный взвод сформировался и приступил к изучению уставов.

Так понемногу и прошло время до начала новой навигации. С сопредельной стороны тревожных новостей не поступало, письмо от государя уведомило о том, что сестрицу свою Софью Алексеевну он простил, но со службы не отпустил – она теперь хранительница большой царской печати, и главы приказов перед ней ответ держат. Сам же Пётр устроился юнгой на «Фемиду», дабы вокруг света на ней пройти с обязательным посещением Сомольска.

А это ничего, что тут война развязана? Или он в прошлом году о чём-то с китайцами договорился? Это вряд ли, сообщил бы. А у нас наготове уже семь мелкосидящих деревянных броненосцев, несущих в передней башне 122-миллиметровку, а в кормовой – 85-миллиметровку. Двенадцати- и четырёхфунтовки, если по-старому. По полсотни бомбических снарядов с контактным взрывателем на каждый ствол мы изготовить успели, но в основном у нас ядра и картечь.

Кэти с тоской во взоре провожает взглядом проплывающие в сторону моря льдины: ей уже не терпится выступить в поход. А Софи временами поглаживает ставшее кругленьким пузико: она снова непраздна. И немного печалится из-за предстоящей разлуки с Васенькой. Сама виновата, что вышла замуж за моряка.

Заселение Приамурья проходило медленно. Отдельные семьи дауров пришли с маньчжурской стороны и устроились около верхнего течения великой сибирской реки, отчего местность под рукой Афанасия Бейтона стала зваться Даурией. Десяток-другой семей крестьянских каждый год приезжал из европейской части России. Причина этого проста: по Софьиному ходатайству государь повелел не брать с сермяжников подушной подати, признав их служилым сословием. И народ к нам потянулся.

Пришлось даже отбор вводить: чтоб не пил, не курил, пробегал версту и в остальном был не задохликом. У нас же не совсем армия, а как бы охранные подразделения, для правильного полевого сражения негодные, нам пушечное мясо без надобности. Однако смертность в рядах бойцов низкая, поэтому крестьяне из центральных областей, прослышавшие о столь привлекательном занятии, стали в эти самые ряды проситься, уходя от хозяев земель, которые раньше обрабатывали.

Шаткое получалось положение: идя к нам, крестьяне находились в статусе беглых, поэтому уходили они тайком, бросая семьи и покидая общины. А уж потом своим семейным братьям по оружию наши лодочники помогали с перевозом чад и домочадцев, тем более что пожитков у деревенской голытьбы было мало. Случалось, и посадские просились в дальние края, где деньги по деревьям бегают: при расчётах ведь до сих пор применяют понятие «куна» – шкурка куницы. А по мелочам вместо копеек используют шкурки белок.

С сопредельной стороны тоже подтягивались одиночки – искатели сказочно богатого края. А однажды казаки прошли на стругах вдоль Сахалина, преодолели залив Лаперуза и «погуляли» по Хоккайдо, взяв богатый полон из японских крестьян – айнов они не трогали, следуя строгому предписанию Василия Голицына. Так эти японцы будто в сказку попали из суровой японской реальности: въехали в деревянные дома, встали на довольствие и получили обмундирование. А работать они приучены и к послушанию привычны.