Тонкие грани (СИ) - Кири Кирико - Страница 31

— Я нормальный.

— Нормальный танк. Что стало с теми, кто пошёл против тебя, мой цветочек? — улыбнулась она. — Где они? Сдохли? Всех убил? Сначала скрипя сердцем, а потом как-то само собой вышло? Между делом, да?

Было неприятно, когда в меня ткнули правдой.

— А теперь насчёт уговора. Я всё сделаю и отдам твоей сучке на побегушках. Дашь там… не знаю, куда это собрать. А насчёт информации… — всего на мгновение, на какое-то мгновение я увидел сомнение в её глазах. — Ты действительно хочешь знать?

— Давай уже, Ишкуина. Что там, меня хотят убить?

— Скажи я сейчас всё как есть, и ты сделаешь кое-что, Томми, — негромко сообщила она мне.

— Убью тебя?

— Меня нельзя убить. Ты убьёшь себя.

Повисла тишина.

— Убью… себя?.. — не понял я, переспросив через, казалось, вечность тишины.

— У тебя есть выбор. У всех есть выбор, дорогой. И ты сделаешь свой, сделаешь именно его, потому что иначе не сможешь. Всё, что имеет начало, имеет и конец. Однажды конец наступит и для тебя, — я нервно сглотнул при её словах. — Ты будешь идти до последнего и не отступишь ни перед чем, потому что в тебе есть принципы, не те жалкие, с кем трахаться, а с кем нет. Твоя империя будет жить, но уже без тебя. И даже уже зная это, ты поступишь так, как считаешь нужным. И этим выбором ты подпишешь свой приговор.

— Что я выберу?

Она улыбнулась.

— Ты поймёшь это в своё время, точно поймёшь, но сделаешь всё по-своему. Дело в том, что твой несмышлёный идиот дружок. Как его там…

— Джек… — у меня внутри всё обвалилось.

— Он уже умирает. И не дотянет даже до заката.

Джек?..

— Как… ты о чём? — я пытался быстро собраться мыслями. — Нет, мне бы точно позвонили, так как…

И в этот самый момент зазвонил телефон. Я мгновенно схватил трубку и посмотрел на экран. Номер не был в моих контактах, однако я мог точно сказать, что если звонит он — произошло что-то очень важное.

— Уже звонят, — заметила она. — Возьми трубку.

Я в какой-то прострации, до последнего надеясь, что это тупая шутка Ишкуины, взял телефон.

— Да? — неуверенно спросил я.

Кому принадлежал голос, я так и не понял. Зато хорошо принял смысл сказанных слов.

— Босс! Наш сосед сделал свой ход по нашим объектам. Часть из них уже была готова для этого, но… некоторых накрыло и… там… Джек угодил в больницу, — закончил неуверенно человек на другой трубке, словно боялся сообщить мне это, будто я могу телепортироваться туда и убить его за такие слова.

— Как он? — сердце забилось как сумасшедшее. На лице выступил холодный пот. — Жив?

— Да, но… врачи говорят, что до вечера может не протянуть. Мы уже вызвали врачей, но… его везти к соседу — самоубийство. Завалят по дороге. Тут ещё полиция не сильно торопится… Короче, обходимся теми силами, что есть, но…

— Я выезжаю, — я повесил трубку в какой-то лёгкой прострации. Новость была как удар молотком. Может если бы не то, что эту новость сообщила мне сначала Ишкуина, а сразу они, я был бы в своей стихии, а здесь словно сбили с толку и… если я буду делать как думаю, могу помереть.

Нет, надо взять себя в руки. Я могу помереть, подавившись косточкой, поэтому об этом можно не волноваться. Куда важнее сейчас вернуться и…

И…

И я понял, что мне страшно туда ехать.

Я боялся смотреть на смерть Джека и потому хотел найти причину не ехать туда. Для меня он был не любым другим человеком. Это был просто Джек, словно именем можно всё сказать. Парень, который был глупым и придурковатым, но по своему гениальным, искренним и верным человеком, коим я дорожил. Оттого приехать и увидеть, как он, мёртво-бледный, под аппаратами лежит и отдаёт концы, было просто больно. И я боялся этого.

К тому же, что делать с умирающим Джеком? Если всё так плохо, как сказала Ишкуина и кто-то по телефону, а я почему-то не сомневаюсь в правдивости их слов, ему даже врачи могут не помочь. И к чему там я? Пожму ему руку напоследок и скажу: благодарю за хорошую службу? Спасибо, что сдох за наркоту и картель ради моего блага? Не лучше ли тогда в последние мгновения ему быть рядом с Феей, которая…

Я мысленно вздохнул.

Всё это походило больше на отговорки для того, чтоб не ехать и не повидаться с ним. Найти кого-нибудь, кто сделает всё за тебя. Будто закрыть глаза и сделать вид, что ничего не произошло. Потому что, если это где-то там, то всё, ответственность не на мне. Как трусливая мысль, если человек умирает не у тебя на руках, и ты узнаёшь это уже постфактум, такое переносится легче, ты не наблюдаешь это своими глазами. Ведь отправить ту же Фею… Я не врач, но даже мне известно, что может сделать сильный стресс с плодом, а Фея точно относилась к Джеку не как к простому ёбарю. Получается, лишь бы самому не смотреть на смерть, я отправляю того, кому будет больнее всего…

Это просто уёбищно. Я понимал, что Джек всегда был верен мне, и теперь настала моя очередь. Ведь это и есть преданность — быть рядом, когда даже всё бесполезно. Элементарное уважение к человеку. В этом бизнесе нет друзей, но я хотел верить в обратное. К тому же, я знал, что ещё не всё кончено…

— Ты можешь ничего не делать, бубенчик, — заметила Ишкуина. — Умрёт он, и умрёт, какая разница? Зато ты продолжишь строить свою империю, не оглядываясь по сторонам. Ты станешь только сильнее. Намного сильнее. В разы. Если не поедешь.

Я молча встал и начал собираться, не обращая на её слова внимания.

— Ты можешь оставить его, как оставлял других, — подначивала она меня.

— Но он не любой, — негромко ответил я. — Он не просто сброд и не просто мясо, которого я даже не знаю.

— Бросишься туда даже после моих слов?

— Я…

— Не бросаешь своих, — оскалилась она. — Даже если на кону твоя собственная жизнь.

— Как он? — спросил я в пустой надежде, что может она знает.

— Я лишь знаю то, что он умирает, — спокойно отозвалась Ишкуина, будто её это не волновало. Хотя её это и не волновало. — Если ты сейчас не сорвёшься к нему, то всё может быть иначе. Ты можешь жить дальше, ты получишь такие силы, о которых даже не мечтал, будешь строить свою империю, свой город и жить…

— Ты правильно заметила, что он мой человек, — перебил я её. — И если я могу спасти своего — я это сделаю.

— Твой выбор не принесёт ничего хорошего.

— Мы всё умрём рано или поздно. Но я умру за то, во что верю, — отозвался я, уже застёгивая рубашку, запачканную кровью. Каким образом её испачкал, непонятно. — И ведь ты знаешь, что я прав, верно? Потому что ты вроде и отговариваешь меня, но в то же время… хочешь, чтоб я сделал это.

— Что за хуйня, бубенчик? — насмешливо спросила Ишкуина.

— Разве, будь у тебя желание меня отговорить, стала бы это делать? Да и вообще, сказала бы мне об этом? Я знаю, как ты уговариваешь, и сейчас ты сама хочешь, чтоб я попытался помочь ему.

— Не пизди хуйню, — недовольно ответила Ишкуина. — Это бред…

— Наша жизнь бред, — пошёл я к коридору. — Ты бесишься не потому, что ты сука, хотя и это тоже. Просто ты одна.

— Да что ты знаешь? — фыркнула она.

— Я знаю, что тебе больно. Потому ты такая сука. Ты пытаешься разрушить чужие судьбы и жизни, подлишь и говнишь, потому что завидуешь, что у кого-то получилось, а у тебя — нет. Бесишься от того, что лишена этого. Что у жалких человеков есть семьи, а ты вечно одна.

— Не неси хуйню, — рыкнула она агрессивно.

— И поэтому ты отговариваешь меня. Тебе ведь неплохо со мной, верно? Я кого-то тебе напоминаю из тех, кого ты любила. Всё упирается в то, что ты хочешь чувствовать себя как раньше. Хочешь не быть одинокой стервой, которой только и остаётся, что искать тепла у случайных мужиков, чувствовать себя нужной и любимой, ублажая других. Хочешь вернуть себе счастье, которое унесло время и бессмертие…

— А вот тут ты и не прав, бубенчик, — со злостью прошипела она. — Я хранила и облизывала своих детей и их детей, и детей их детей. Их забрало отнюдь не время, а люди. Грязные мрази, которых я когда-то хранила и чистила от дерьма. Но как вас ни чисти, вы с радостью, как свиньи под собственный визг, бросаетесь в него обратно. Газовые камеры, костры, висельницы, побоища, казни — люди забрали их, а не время. Поэтому захлопнись, если не знаешь, о чём говоришь.