Чернозимье (СИ) - Зимовец Александр - Страница 34

А что если?.. Звучит, конечно, как бред. Что-то в духе барона Мюнхгаузена. Но ведь мне хватит всего лишь секунды, или даже меньше. Или не хватит?

Я сосредоточенно всмотрелся в самый центр черного жерла, расположив красную сеточку точно по центру. Время как будто замедлилось, и рука артиллериста, потянувшегося к запалу с зажженным фитилем, двигалась словно в замедленной съемке. Возможно это или нет? Если и да, то расплата будет страшной. Но об этом сейчас лучше не думать.

Фитиль коснулся запала. Я сосредоточился до предела. Ствол бомбарды дрогнул с утробным уханьем. А затем разлетелся на куски, превратившись в облако черного дыма с яркой пламенной сердцевиной.

Я этого, впрочем, не увидел, так как закрыл глаза от нестерпимой головной боли и медленно съехал на камни стены, уперевшись лбом в холодную шершавую кладку. Череп буквально разрывало на куски не хуже, чем только что — бомбарду. Подзорная труба упала рядом со мной на камни.

Загрохотали по лестнице сапоги — это мне на выручку понесся Макс, решивший, что меня ранило очередным выстрелом. Но, взобравшись на стену, он, кажется, забыл обо мне, уставившись на то, что происходило за лугом. Я тоже раскрыл глаза и приподнял голову, чтобы взглянуть, хотя каждое движение причиняло адскую боль.

Облако дыма начинало рассеиваться, и на его месте проступали очертания пушки, развороченной, словно огромный раскрывшийся стручок.

Лафет треснул пополам, а возле него лежали, раскинув руки, несколько тел артиллеристов.

— Как ты это? — спросил Макс ошалело.

— Ядро… — произнес я, поморщившись и сплюнув алую слюну. — Если задержать его в стволе… Хотя бы на секунду… меньше секунды…

Я снова закрыл глаза. Свет казался чудовищно ярким, выжигающим мозг изнутри. Звуки криков, едва доносившиеся сюда с той стороны луга, бились о череп, словно чугунные шары.

— Я пойду отдохну, — сказал я, с трудом поднимаясь на ноги и держась за шершавые камни стены. — Что-то мне как-то не очень.

После этого голова моя закружилась, я стек по стене обратно вниз, закрыл глаза и провалился в божественную темноту.

Несколько часов спустя меня разбудила канонада, происходившая частично за стеной, частично у меня в голове. Разжимать веки отчаянно не хотелось. Перед закрытыми глазами мелькали алые пятна, а каждый выстрел за стеной отзывался маленьким взрывом в моем мозгу.

— Что там? — спросил я, не открывая глаз. Каким-то образом я чувствовав что рядом кто-то есть.

— Хотят расширить брешь, — ответил голос Макса. — Все-таки, расшатали же они стену своей бомбардой. Теперь думают, что полевыми пушками смогут окончательно развалить.

— И как? — спросил я. — Развалят?

— Похоже на то, — ответил Макс и сплюнул. — Трещины пошли серьезные. Плохи дела. Ты-то сам как? Встать сможешь?

— Наверное. Сколько наших еще осталось? — я попытался открыть глаза, но тут же закрыл их снова, поморщившись от света, показавшегося излишне ярким.

— Около сотни, — ответил Макс. — Это те, кто может хоть как-то держать оружие. Включая легко раненных. Кроме них еще пришли несколько десятков местных, городских с вилами и охотничьими ружьями. Говорят, хотят тоже на стены встать — очень уж их твой трюк с бомбардой впечатлил. Говорят, хотят под знамена нового Мученика встать — это они про тебя.

— Рановато они, — ответил я, стараясь, все же разлепить глаза и морщась от закатного света. — Я, вроде, не умер еще. Хотя близок к тому.

— Ну, это дело наживное, — усмехнулся Макс. — Так или иначе, хотят они с нами драться. Хотя какие это бойцы — разбегутся же, когда начнется.

— Может, и не разбегутся, — сказал я неуверенно. — Люди за свой город сражаются. Его же грабить будут, если возьмут. Кому захочется?

— Нет, разбегутся, — мрачно настаивал Макс. — Да и неважно это. Даже с ними нас не хватит. Одно дело держать стену, другое — когда они пойдут сквозь брешь.

— Может быть, не пробьют еще, — ответил я. Словно в ответ на мое замечание очередное ядро врезалось в стену, углубив трещину.

Здоровенный отломок стены рухнул на землю с громким стуком, подняв пыль. Макс сплюнул и отошел куда-то в сторону.

Я приподнялся и сел, потирая лоб. До сих пор я лежал под стеной одного из городских домов на соломенном тюфяке, притащенном, должно быть, кем-то из сердобольных жителей. Небольшая группка женщин стояла чуть поодаль, взволнованно переговариваясь и поглядывая на стену. Мужчины с мрачным видом собирали баррикаду из мебели и деревянных кольев. В воздухе чувствовалось тяжелое предчувствие неизбежного.

Я с трудом поднялся на ноги, держась за стенку. Солнце уже заходило приближались сумерки. Чувствовалось, что драться придется ночью. Плохо дело — могут обойти с другой стороны там, где стена не защищена. Нужно будет расставить дозорных. Нужны будут факелы. Нужно проверить, чтобы у всех был запас пороха.

— Кому это все надо? — спросил меня какой-то унылый внутренний голос. — У тех численное преимущество десять к одному, должно быть, если не больше. Падет стена, и минут через двадцать мы все будем мертвы — ну, те, кто не сдастся в плен. Те, кто сдастся, впрочем, тоже вряд ли проживут долго. Так к чему все это?

Я помотал головой, отгоняя наваждение, а вместе с ним — пульсирующую боль. Мне нужно было сосредоточиться. Времени — в обрез.

— Макс, как думаешь, есть смысл твоим ребятам снова в резерв отправиться? — спросил я.

Макс покачал головой в ответ.

— Второй раз этот трюк не сработает, — ответил он. — Лучше, чтобы здесь было побольше народу. Мы встанем вместе с остальными. Ребята сейчас кольев нарежут — настоящих пик в здешнем арсенале не хватило.

— Ну, добро, — ответил я, подошел к притащенному для строительства баррикады резному, явно недешевому стволу и, опершись на него одной рукой, стал заряжать на второй не слишком уверенно заряжать крикет. — Тогда готовьтесь. У нас хорошо, если часа три еще.

— Боюсь, что меньше, — сказал Макс. — Ты сам-то как? В строю стоять сможешь?

— Не смогу стоять — буду драться лежа, — сказал я. — Что теперь остается?

Когда участок стены рухнул, оставив после себя облако кирпичного крошева, мы уже были готовы. Рыхлый строй пикинеров встал между двумя полуразрушенными амбарами, примыкавшими к стене. Здесь были все: и остатки солдат из авангарда, и стражники Барриана, и простые бюргеры с вилами и заточенными кольями. Лишь на стене осталось несколько стрелков с крепостными ружьями и картечницей.

Серые зимние сумерки уже сменились стылой темной ночью. На небо наползли тучи, и из них посыпался густыми хлопьями снег. В такую погоду, наверное, хорошо умирать — часу не пройдет, как тебя уже засыплет, будто и не бывало.

Барриан стоял в первом ряду, сжимая в дрожащих пухлых руках ржавую алебарду. Бледные лица освещались неровным светом факелов. Все напряженно ждали.

Со стороны заснеженного луга послышалось гиканье и конский топот.

Звук нарастал все сильнее с каждой секундой. Бросать в пролом конницу было рискованно — лошади могли по спотыкаться и разбить ноги о кирпич, но вражеский командир, очевидно, решил, что терять ему нечего. Не один Ник относился к людям, как к юнитам в компьютерной игре. Здешние люди тоже отлично это умели.

На стене рявкнула пушка, а вслед за ней послышалось буханье ружей, озарившее стену вспышками света. Со стороны луга послышался стук и отчаянный крик раненных людей и лошадей. Всадники падали, увлекая на землю соседей, другие спотыкались об обломки стены. Там, должно быть, творился настоящий ад.

И тем не менее, их атака не захлебнулась. Слишком многое было поставлено на карту, и те, кому удалось не попасть под наш обстрел, несколько секунд спустя ворвались в пролом, разметала хлипкую баррикаду и навалилась на наш строй.

Ударили пики. Взметнулись и опустились алебарды. Поднялись мечи и топоры. Черная масса, пахнущая окисленным железом, конским потом и яростью, вклинилась в нашу шеренгу, добравшись почти до последних секунд. Рубя, топча копытами, ругаясь, крича, умирая, их клин, все же, продвигался вперед, норовя рассечь нас надвое.