За пределом (том 3) (СИ) - Кири Кирико - Страница 17

— Ага, — кивнул тот. — Целой эпопеей было снять квартиру. На меня смотрели как на последнего бомжа, который вылез после крупной пьянки.

— Представляю, — улыбнулся Француз. — Но ты бы обратился к нам, мы бы подобрали тебе местечко, причём хорошее. — А потом, подумав, добавил. — Или мы могли бы тебя приютить. Ну, моя семья, у нас есть место.

— Да как-то и не подумал, если честно, — вздохнул Шрам, хотя лицо оставалось таким же беспристрастным.

Вскоре им принесли напитки, после чего Француз непринуждённо начал подталкивать Шрама к тому, что произошло в плену и что ему удалось узнать. Он сам не мог сказать, как у него так получалось разговорить людей. Просто говорил то, что было на душе, после чего те сами, словно зачарованные, всё выкладывали.

Шрам не был исключением, хоть рассказывал всё с завидным спокойствие. Единственное, что было немного странным, каждый раз он словно отдёргивал себя, будто выпрыгивая из транса. Было видно, что к теме пыток он возвращался нехотя, что было неудивительно. Мало кому бы захотелось даже мысленно возвращаться к подобному.

Но способность разговорить любого действовала, Шрам показывал чудеса разговорчивости. Но ничего интересного так и не сказал, что могло заинтересовать Бурого. Они просидели несколько добрых часов, покушав и немножко напившись, пока Француз наконец не решил, что достаточно.

«Будь что-то, я бы, наверное, уже заметил», — подумал он про себя. Но причина была по большей части в том, что ему было немного неловко вот так общаться с Шрамом после случившегося.

— Всё равно не верю, что Фиеста была предателем, — пробормотал Француз. — Казалось, что эта ватрушка просто немного дурная.

— Да, было такое, хотя мне сразу показалось, что с ней что-то не так, — спокойно отметил Шрам.

— Ну, у вас вообще особенная кулинария была, — усмехался он.

— Особая… да, что-то особенное было, только вряд ли то, что ты подразумеваешь. А у вас? Как ваши отношения сложились с Фиестой? Мне сказали, что вы особо не ругались.

— Просто я умею находить с людьми общий язык.

— Оно и видно. Удивительно даже.

— Не знаю, может дар, — пожал он плечами.

— Да, возможно, — Шрам покрутил стакан, глядя, как внутри плескается алкоголь. — А то с тобой очень легко разговаривать. Едва ли не на одном духу всё выложил.

— Ну, грех иногда не выговориться, верно? В своё время, помню, с Пулей так же сидели, тушились. Не буду вдаваться в подробности, но тоже были причины выпить и поговорить по душам. Не звери всё же мы, верно?

— А кто тогда? — хрипло поинтересовался он, не поднимая взгляда.

— Люди.

— Убийцы.

— И всё же люди. И нам тоже свойственно чувствовать и иногда перегорать.

— Не знаю… Ты никогда не задумывался, какие же мы дно? Убиваем, пытаем, грабим и так далее? А как получаем по заслугам, бежим плакаться? — несмотря на то, что Шрам и выглядел совершенно спокойным и невозмутимым, его немного покрасневшее под всеми синяками лицо выдавало, что он уже под градусом.

— Работа такая. Мы же работаем против таких же уродов, если на то пошло, нет? То есть варимся в своей кастрюле.

— А рэкет?

— Так можно и на государство гнать. Оно грабит нас больше, чем мы людей.

— Да, возможно, в какой-то мере ты прав, — вздохнул он. — Но всё равно ничем человеческим не пахнет. Мы убиваем, пытаем, запугиваем и даже предаём своих, а это как-то совсем не хорошо.

Француз немного подтянулся. В странную сторону свернул разговор, будто Шрам сам хотел поговорить на эту тему. Почему? Чаще всего потому что есть о чём поговорить, и это немного тянет совесть. Многие люди хотят признаться или выговориться на эту тему, потому что держать такое в себе не могут. Но никогда такие разговоры до добра не доводили, к сожалению.

— Ну… все варимся в своём соку, за свои грехи и по-своему.

— Да, все…

Повисло молчание на несколько минут. Шрам смотрел себе в стакан, а Француз ждал продолжения, которого не последовало. И понимая, что на этом всё может и остановиться, решил сам подтолкнуть его к разговору. Если уж начал делать дело, которое дал Бурый, надо было сделать его до конца и нормально.

— Но знаешь, даже самую плохую ситуацию можно изменить в лучшую сторону.

— Думаешь? — поднял взгляд Шрам.

— Уверен, — кивнул он. — Ты говоришь, что предаём своих, но опять же, ситуация ситуации рознь. Никто не осудит, если сделано это под обстоятельствами, сдал там кого-то или ещё что. Но с другой стороны, когда кто-то делает это добровольно, то тут совершенно другой разговор.

— Но разве предательство не остаётся предательством?

— Говорю же, зависит от ситуации. А бывает и так, что даже выбора нет.

— Понятно… — протянул Шрам, после чего поднял взгляд и тихо, совершенно спокойным и холодным голосом спросил. — А у тебя был выбор, Француз?

— Выбор чего? — спросил он, ещё не до конца поняв, что ситуация резко переменилась. Как он сам оказался загнан в угол и стал подозреваемым.

— Был у тебя выбор, Француз, когда ты сдавал меня Фиесте? — холодно повторил Шрам, доставая пистолет.

У Француза был дар развязывать язык. Я не могу описать это странное чувство, но ты будто сам хотел ему всё рассказать. Было у него что-то располагающее к себе: голос, интонации, лицо. На душе становится тепло, и тебе прямо хочется излить душу и едва ли не обнять его как брата. Будто понимающий человек, который сможет понять тебя и оказался в этом криминальном мире совершенно случайно.

Он не такой как все — часто ли это фразу слышат другие? Если у них есть дочь или подруга, то уверен, что достаточно, чтоб понять, насколько она смешно звучит.

Поговори я с ним раньше, быть может и повёлся бы на это. Может даже подружился бы, однако после случившегося как с Бурым, так и с Фиестой я зарубил себе на носу, что в криминале такое равносильно тому, что ты будешь жонглировать банками с чистым нитроглицерином. Какая-нибудь да рванёт в твоей руке или перед лицом. Особенно Бурый преподал мне хороший урок дружбы и братства, где тебе говорят одно, но делают другое.

И сейчас я смотрел в глаза Французу, направив на него пистолет.

— Был у тебя выбор, Француз, когда ты сдавал меня Фиесте? — спокойно произнёс я.

Француз замер, будто превратился на какие-то секунды в статую. Но вот он неуверенно улыбнулся, пытаясь взять ситуацию под контроль.

— Шрам, ты…

— Я вышибу тебе мозги, если ты опустишь руки ниже стола без моей команды, — настойчиво произнёс я без улыбки. — Сейчас медленно вытащил телефон, без резких движений, и положил на стол, после чего руки перед собой ладонями вверх и даже не думай их убрать.

Он сделал так, как ему сказали, смерив меня злобным взглядом.

— Ты…

— Я знаю, что ты сдал меня Фиесте, — произнёс я тихо и спокойно. — Позвонил и предупредил о моём приходе.

— Что ты несёшь!? Ты сам говорил, что там была девчонка…

— И она узнала, что я иду убивать её? Вау, так у нас телепаты по улицам теперь разгуливают в Нижнем городе? Я очень сомневаюсь в этом.

— Я бы не стал…

— В комнате, когда Бурый сообщил нам о заказе на Фиесту, были ты, я, Бурый, Гребня и Панк. Пять человек. Бурый сам не стал бы сдавать человека, который может выдать врагу все его секреты. Панк всецело доверяет Бурому и не посмел бы за его спиной провернуть это. Особенно после того, как Фиеста ему по морде дала ногой. Уж точно не за такую, он её и сам бы грохнул. Гребне вообще плевать. Я… — я показал ему свободную руку с перевязанными пальцами, другой целясь в него из пистолета. — Остаёшься ты, Француз.

— Я не предаю своих, — покачал он головой, откинувшись на спинку стула.

— Ты сам был не очень за её устранение. Единственный. Говорил, что слова Бурого всего лишь предположения. Интересно, что он скажет, когда я ему расскажу это всё? Убьют тебя вместе с семьёй или сначала их, а потом тебя?

— Не смей втягивать… — начал очень тихо с угрозой он, но я красноречиво щёлкнул курком.