Хозяйка бобового стебля (СИ) - Элари Елена - Страница 5

— Алён... То есть, де... детка...

Женя подходит ближе, удивляясь мимолётом хлипкому, бедному убранству так называемого дома.

— Ты разве не ждала меня?

Та замирает, наполовину забравшись на печь, да так и висит, пальчиками босых ног едва опираясь о лавку. Только смотрит через плечо на Женю недоверчивым взглядом.

— Я... волновалась. Но разве ты не... — она всё-таки спускается и нерешительно подступает к ней. — Не будешь меня обижать? Вы так ругались с мамой. Ты столько сказала всего... И бросила меня здесь одну.

А ведь действительно бросила!

Только, как это произошло? Джилл прельстилась разбойником, легла к нему в койку и... просто исчезла?

Умерла? Он что-то с ней сделал?

Или попала на место Жени и теперь разгуливает в её теле по городу?

Какой ужас...

Скорее бы во всём разобраться.

— Я, конечно, детей не люблю, — выдыхает она, присаживаясь прямо на пол, — но обижать тебя не собираюсь.

Интересно, как её зовут? Спросить бы...

Но как?

— Хорошо, — вздыхает малышка и присаживается рядом с ней, подтягивая к себе коленки и обнимая их. — А как ты меня назвала, когда только зашла? Чудно звучит.

— С чего ты взяла, что это я тебя так назвала? — с опаской отвечает Женя. — Так, просто слово... А тебе нравится твоё имя?

Девочка, конечно же, не её сестра. Но чем-то её напоминает.

Она ведёт острым плечиком и задумывается.

— Анна, звучит как-то... Густо для меня. И не подходит к твоему имени. И к имени мамы. Будто я отдельно тут от остальных. Но папа так меня назвал, поэтому, нравится. Но твой папа тебя назвал лучше, — вздыхает она.

«Так, — думает Женя, — у нас ещё и отцы разные...»

Стоп. А разве у Джека вообще была сестра? Она точно в ту сказку попала?

Боже, столько вопросов!

— Я уже и забыла, — отвечает она нарочито легко, — как зовут нашу мать.

— Я тоже, — смеётся малышка, — забываю. Давай спросим её, вот смеху то будет!

Но та заходит в дом, и смех прекращается.

— Джилл, иди-ка... — она оглядывает её, словно только что увидела, и мрачнеет. — Что за платье на тебе надето? Ты хоть знаешь, на кого в нём похожа?!

— А по моему красиво, — решает встрять Анна. — Как принцесса.

— Я бы тебе сказала, — хмыкает мать, — как кто, да мала ты ещё... Джилл, поди корову подои, а? В последний раз, наверное. Одно было хорошо, когда ты ушла, меньше голодных ртов! Но мне помощь твоя нужна. Так что давай быстрее.

— Если так нужна, — не выдерживает Женя, — могла бы и повежливее со мной разговаривать.

— Поговори мне тут! — и протягивает ей пустое ведро. — Ну, иди, а я тут что-нибудь поесть нам соображу. Ещё, глядишь, и Вилли заедет...

— Не выйду за него, — бросает Женя, уверенная, что из образа Джилл не выбивается.

— Ещё как выйдешь! — тут же взвивается мать. — Поговори мне тут ещё, паршивка. Такого мужика тебе засватала, а ты!

— Он страшный, — отзывается Анна, успев забраться на печь.

— Многое ты понимаешь, — хмыкает мать. — Одни мускулы, сила в глазах, мужественный, отзывчивый, не бедный. Мечта!

— Я сказала, — с нажимом отвечает Женя, — повежливее.

— Ага-ага, — спускается она в погреб под полом. — Иди, пожалуйста, к коровке, милая Джилл.

Женя победно улыбается и отправляется к той самой злополучной корове.

В прошлой жизни, если можно так сказать, ей не доводилось заниматься ничем подобным, но в то же время, должно быть, это станет самым обыденным делом за последние часы.

Вот только... она роняет ведро и от удивления открывает рот.

Глава 6. Корова

К её ногам тут же жмётся лис. Уши его прижаты к затылку, пасть скалится, из губ, если есть они у лис, вырывается шипение.

— Что они делали с коровой? — на одном его ухе в полумраке блестит серьга. — Не подходи ближе, вдруг она больная?

Корова оборачивается к ним, окидывая и Женю, и Джека безучастным взглядом. И вдруг протягивает своё звучное, душераздирающее: «му-у».

Она чёрно-белая, с выступающими под кожей рёбрами, грязными ногами и боком, на котором, видимо, недавно лежала на катастрофически выпачканной соломе.

Сам сарай старый, трухлявый, пахнет... Впрочем, лучше в нём не дышать. Через дыры в крыше пробиваются лучи света, в которых мерцают вихри пыли.

А в стороне от двери разбегается с тонким, бьющим по ушам писком, стайка мышей.

Женю вновь тошнит, она бросает ведро (случайно задевая лиса) и отбегает подальше.

Голова кружится от запаха, в глазах искры.

— Боже... Вот же мрак! Да она ведь и обычных бобов не стоит...

Лис скачет за ней.

— Лапу мне отбила, ведьма! Каких ещё бобов?

— Неважно...

Она морщится.

— Слушай, как же можно было так корову запустить?

— Не знаю... Может больная всё-таки? Травы ведь полно. Не жрёт поди. Я бы и молоко от такой не пил, если есть у неё молоко. Слушай... Понимаю теперь, чего ты бежать отсюда хотела.

— Может... Травы полно, да, но я что-то там её не заметила. И всё такое грязное. Почему никто не убирал? Тем более, если это единственная кормилица... Надо её хоть вывести оттуда.

Вот работка-то! Женя усмехается, надеясь, что другим девушкам повезло больше и апартаменты у них покомфортабельнее.

— Выведи! В любом случае лучше будет. Если тебя доить её заставят, уж пусть хоть ветерок тогда дует... — он вновь оскалился и странно чмыхнул, словно его едва не стошнило. — В страшном сне такое не привидится...

Она кивает, собирается с духом и возвращается к сараю.

— Скажи, Джек, а к магии как люди относятся? Я же тут на отшибе живу. Никого не знаю толком.

Женя решает рискнуть и узнать больше о местных и их мире.

Он пытается пожать плечом, но получается у него лишь смешно подпрыгнуть на ходу.

— Да смотря где... На костре пару ведьм в прошлом году сожгли, но это ближе к городу. Здесь терпимее к магии, но люди побаиваются, конечно. Это в любом случае. Мне вот всё равно. Было... До тебя... Я не верил, что меня кто-то заколдует.

— А ну, то есть люди об этом мало знают и это не норма?

— Да где ж это нормой то будет, детка? — сверкнул он на неё глазами и остановился в метрах двух от калитки в сарай. — Давай там уж, это, без меня...

Ну да, чем лис ей тут поможет?

Женя перестаёт дышать, забегает внутрь и подбирается к корове поближе.

Та стоит даже будто бы немного покачиваясь, словно если дунуть, она упадёт.

И никак не реагирует на попытки показать, что можно выходить.

— Ты, это, — тявкает лис, заглядывая к ним с опаской, — отвязала её? Может она там привязана? На двери ведь засова нет, чего она тогда не вышла?

— Да я не вижу... — Женя морщится и всё же проходит дальше, опасаясь, что её сейчас лягнут.

И да, оказывается, корова привязана к стене за заднюю ногу на короткую, грязную верёвку.

— Джек, — Женя прикрывает рот и нос рукавом, — иди, мне нужны твои зубы...

— Я ничего не стану там брать в рот! — скалится он. — Знаешь, как обострился мой нюх?!

— Ты хочешь быть снова мужиком или нет?!

— Я в любом облике мужик! — он всё же нерешительно подходит ближе. — Мерзость... Что тебе?

— Так это... докажи... Надо отгрызть верёвку.

— Загрызть корову будет более гуманно! Причём для нас всех... — вздыхает он горестно.

— Давай, один укус и всё!

Он ползком подбирается к верёвке, что от грязи уже превратилась скорее в проволоку. Трогает её лапой, и косится на лапу коровы. Но та тоже грязная, поэтому выбора не остаётся. Лучшего варианта здесь просто нет.

И он начинает грызть. И когда ему удаётся, пулей вылетает из сарая и издаёт в кустах странные звуки. Видимо, дух его мужской хоть и крепок, желудок оказался не таким.

От смеха, жалости и отвращения у Жени на глазах выступают слёзы.

Корова всё равно не понимает, что её освободили, поэтому приходится хватать её за рога и силком тащить на траву.

И когда несчастное животное оказывается на воле, лис на всякий случай пятится от неё. А вот сама корова, вновь протянув, на этот раз более радостное: «му-у», принимается с жадностью рвать траву. Прямо там, на месте, даже не пытаясь отойти в поисках более сочной еды.