Солнечный луч. На перекрестке двух миров - Григорьева Юлия - Страница 6

Я ожидала несколько иного, если быть честной. Мне думалось, что люди тут будут любопытнее и приветливее. Все-таки Ленсти был маленьким городком, где все если и не знали друг друга, то уж точно видели. Потому мне и казалось, что мое появление пробудит любопытство и вопросы. И если в первом я была права, потому что меня заметили, то любопытство хоть и имело место, но никто даже не поинтересовался, кто я и куда направляюсь.

С одной стороны, меня это устраивало – не надо было ничего выдумывать, хотя историю я заготовить успела. А с другой… после открытых тагайни мне показалось, будто я иду по вражескому стану, где за мной пристально наблюдают. Мысль эта показалась мне неуютной, и я зябко повела плечами. Пока что старый сторож из замка виделся мне милейшим человеком на весь Аритан. Что ж, поглядим, что будет дальше. В конце концов, друзей заводить я всегда умела. Подобреют и ленстийцы.

За этими мыслями я выбралась из окраины в ту часть города, где располагались ремесленные лавки. Среди них должна была находиться и лавка старьевщика. В ломбардах сидели люди, лучше разбиравшиеся в стоимости тех вещиц, которые им приносили. И можно было бы сразу пойти туда, но ломбарды принадлежали банкирам и займодателям, и в этих местах заполняли особые бланки на случай столкновения с законом. А для их оформления требовали представить документы – метрики или паспорт. У меня не было ни того, ни другого, а потому возможности привлечь к себе ненужное внимание шансов было много больше. Потому оставалось надеяться, что старьевщик не окажется совсем уж скаредой и даст мне приемлемую цену.

Искомая лавка обнаружилась достаточно быстро. Она находилась в конце улицы, носившей название Малый тупик. Почему так, сказать было совершенно невозможно, ибо тупиков здесь не имелось, ни больших, ни малых, однако название было именно таково. Оставалось лишь предполагать, что означенный тупик все-таки был когда-то, потом исчез, а именование улицы осталось.

Впрочем, это мелочи. Так… к слову. Но вернемся непосредственно на Малый тупик, а точнее, к лавке старьевщика. Она мне приглянулась вывеской и объявлением на дверях. Первая представляла собой изображение шкатулки, из-под приоткрытой крышки которой выглядывали ожерелье, кусочек шляпы и перо. Не знаю, почему именно такой набор изобразил художник, но выглядело это мило. Как и название – «Пыль времен». Очень даже поэтично. Что до объявления, то оно было лаконичным и прямолинейным: «Принимаем старые и подержанные вещи. Вам помеха, нам радость». Вот так-то. И я посчитала себя обязанной порадовать держателя «Пыли времен».

Уверившись, что мои подсвечники непременно осчастливят достопочтенного хозяина, я поспешила к двери. И сразу же меня ждал неприятный сюрприз – лавка была еще закрыта. Хмыкнув, я пожала плечами. Ничего страшного, не сейчас, так вскоре она откроется, и я внесу светоч радости в обитель старого хлама, чтобы обменять его на шуршащие ассигнации. В крайнем случае на звенящую монету. И тогда я тоже буду сиять от удовольствия.

Оглядевшись, я приметила старенькую лавочку под сенью деревьев и направилась к ней. Устроив свой саквояж, я уселась рядом и медленно выдохнула. Что ж, пока ожидаю открытия, можно и понаблюдать за жизнью Ленсти. Иной возможности не будет, потому что задерживаться тут я не собиралась ни единой минуты, как только получу возможность сесть в экипаж.

Впрочем, ничего особо любопытного я не увидела. Люди жили своей обыденной жизнью. Раскланивались со знакомцами, обменивались короткими репликами либо же останавливались поговорить. Они посмеивались, иногда поглядывали на меня, пожимали плечами и тут же забывали о моем существовании. Лавочники никого не зазывали, этого не требовалось, потому что покупатели и без того знали, где и что можно купить.

Вскоре мне стало невыразимо скучно. Эта степенность и размеренность жизни небольшого городка показалась мне утомительной. Возможно, если бы я приехала сюда после шумной столицы, то даже нашла бы в этом неспешном существовании некую прелесть. Однако я прибыла из иного места.

Там не было суетливости большого города, но бурлила сама жизнь. Это выражалось неявно, лишь в мелочах, однако мелочах значительных. Да, мне, уроженке этого мира, обитавшей в его реалиях двадцать четыре года, не хватало того безудержного источника, щедро лившегося по улицам Иртэгена и других поселений тагайни, между дамами пагчи и в лесу кийрамов. Боги! Я уже безумно скучала по Белому миру! И глядя на Ленсти, я ощущала нечто сродни тому, что чувствуют, вернувшись с яркого праздника в серую обыденность. И ни пышность королевских чертогов, ни роскошь балов и выездов не могли заменить той простоты и искренности, которой был пропитан сам воздух моего нового дома.

А потом мое унылое уединение разбилось вместе с чьей-то посудой совсем рядом.

– Паршивец! – закричала женщина.

Дверь посудной лавки открылась, и оттуда вылетел взъерошенный мальчишка лет восьми-девяти. Он завертел головой, вдруг заметил меня и бросился к скамейке. Юркнув мне за спину, ребенок присел и зашипел:

– Умоляю вас, госпожа, не выдавайте.

В это мгновение снова распахнулась та же дверь, и на улицу выбежала молодая женщина. Теперь ее взгляд метался из стороны в сторону, наконец добрался до меня.

– Любезная, вы тут мальчонку не видали? – спросила женщина.

– Он побежал туда, – ответила я, махнув направо.

– К дружку своему помчался, – подбоченившись, констатировала лавочница. После тряхнула кулаком: – Уж я ему, паршивцу. – И поспешила в указанном мною направлении.

И пока провожала ее взглядом, я спросила мальчика:

– Это твоя матушка?

– Тетка, – шмыгнув носом, ответил постреленок. – А ухи дерет, как родная мать. А за что? – неожиданно вопросил паренек. – Подумаешь, махнул рукой, ну и уронил я ейный сервиз, ну и что? Будто это повод взять и оборвать ухи честному человеку. А еще тетка!

– Сервиз-то, должно быть, на продажу? – полюбопытствовала я.

– И чего с того? – Он распрямился и по-взрослому скрестил на груди руки, явно кому-то подражая. – Сервизов много, а племянник у ней один.

– Не могу не согласиться, – пряча улыбку, кивнула я в ответ. – Дорогой сервиз?

– Пф, – фыркнул шельмец, но тут же вздохнул, и я поняла, что посуда недешевая.

– Тетушка у тебя отходчивая? – с сочувствием спросила я.

– Ага, – как-то мрачно ответил мальчишка. – Отходит по хребтине и успокоится.

Улыбнувшись, я продолжила рассматривать говорливого мальчишку. Был он зеленоглаз и светловолос, но на носу и на щеках задорной россыпью рыжели веснушки. Одет он был чисто и опрятно, должно быть стараниями тетушки, но из-под закатанного рукава рубашки выглядывал разбитый локоть. Что было ясной подсказкой о неспокойном нраве мальчика.

– Ты сирота? – спросила я, думая о том, что воспитывает его тетя.

– Не, – парнишка мотнул головой. – Отец с матерью в деревне живут тут неподалеку. С ними два моих брата и три сестры, а меня сюда спровадили. Мамка говорит, поезжай, сестра моя из тебя человека сделает. А чего из меня его делать, будто я зверь какой? А тетка строже отца. Тот только кулаком погрозит, а эта сразу руками машет. И спуску не дает. Не так повернулся – за ухи, не так споткнулся – по хребтине. Я уж и дышать боюсь. – И вдруг всплеснул руками. – Сама спросила где, я и показал. А там этот сервиз стоит, ну и задел, ну и упал он. Чего сразу паршивец-то? Нечего было спрашивать, когда я мимо сервиза проходил. Не спросила бы, я бы рукой не махнул, и ничего бы не разбилось. Вот и выходит, что сама виновата, а бить снова меня будет.

– Бедняжка, – сдерживая смешок, покачала я головой. – Как тебя зовут?

– Миркель! – прокричал на всю улицу женский голос.

– Ой, – округлил глаза мой знакомец и бросился наутек.

Его тетушка, пробегая мимо меня, укоризненно покачала головой, и поспешила за племянником. А я рассмеялась, вдруг почувствовав себя почти дома. Вот этих вот ярких брызг жизни мне и не хватало в обыденном течении местного существования. Благодарю, малыш Миркель, надеюсь, твои уши сильно не пострадают, а сам ты в следующий раз не станешь размахивать руками и спотыкаться в опасной близости с дорогим товаром.